– Что с вами?
– Ничего. Простите, я споткнулась, – пробормотала она, по привычке скрестив руки на животе. Не дай бог, она упадет в обморок! Нужно держаться любой ценой! – Что с ним случилось?
– Сжег руки во время сентябрьской атаки. Несколько недель не мог удержать кружку с водой. Теперь ему лучше.
– Где он?
– На фронте.
Татьяна не выдержала:
– Лейтенант, нам пора. Мне нужно возвращаться.
– Как хотите… – недоуменно протянул Маразов. – Но почему вы вообще вернулись в Ленинград?
– Медсестер не хватает. Я и раньше работала в больнице, так что это дело для меня привычное.
Она ускорила шаг.
– Вы назначены в Шлиссельбург?
– Со временем. У нас теперь новая база военных действий на Ленинградском фронте. В Морозове.
– Морозово… очень рада, что с вами все в порядке. Куда вас отправляют?
Он покачал головой.
– Мы потеряли столько людей, пытаясь прорвать блокаду, что постоянно перегруппировываемся. Но думаю, в следующий раз окажусь вместе с Александром.
– Правда? – прошептала она, чувствуя, как слабеют ноги. – Будем на это надеяться. Рада была повидаться.
– Таня, вы здоровы? – встревожился Маразов, глядя на нее с какой-то грустной осведомленностью. Точно так же он смотрел на нее во время их первой встречи, в сентябре прошлого года. Словно уже был знаком с ней.
Она выдавила кривую улыбку.
– Конечно. Все хорошо, Анатолий. – Она с трудом подковыляла к нему и положила руку на рукав. – Большое спасибо.
– Сказать Дмитрию, что вы заходили?
– Нет! Пожалуйста, не надо!
Он кивнул. Татьяна успела уже отойти, когда он крикнул вслед:
– Может, Александру?
Она быстро повернулась:
– Пожалуйста, не надо…
Назавтра вечером, когда Татьяна пришла домой из больницы, в коридорчике ее ждал Дмитрий.
– Дима! – потрясенно ахнула она. – Как… что… что ты здесь делаешь?
Под ее негодующим взглядом Кротовы смущенно потупились.
– Я его впустила, Танечка, – залебезила Инга. – Он сказал, что в прошлом году вы встречались.
Дмитрий подошел к Татьяне и обнял за плечи. Она не шевелилась.
– Я слышал, ты спрашивала обо мне. Очень тронут. Пойдем к тебе?
– Кто сказал, что я приходила?
– Буренич. Объяснил, что к нему обратилась молодая девушка. Имени он не назвал, но очень точно описал тебя. Я в самом деле тронут, Таня. Эти месяцы мне трудно приходилось.
Кривая улыбка, пустые глаза, какой-то весь перекошенный…
– Дмитрий, мне тоже было нелегко, – сухо напомнила она, продолжая сверлить Ингу и Станислава злобным взглядом. – Прости, я устала.
– Ты, должно быть, голодна. Не хочешь поужинать?
– Я поела в больнице, – солгала она. – И здесь у меня почти ничего нет.
Как заставить его уйти, просто уйти?
– Мне завтра вставать в пять и работать две смены подряд. Я весь день на ногах. Может, в другой раз?
– Нет, Таня. Не знаю, когда будет этот другой раз. Брось! Может, заваришь мне чай? И дашь немного поесть? Ради старой дружбы.
Татьяна боялась даже представить реакцию Александра, когда он узнает, что Дмитрий был в одной комнате с ней. В ее планы не входило иметь с ним дело. И как теперь быть?!
Но ведь Александру по-прежнему приходится с ним общаться! Значит, и она должна. «Это наше общее бремя».
Татьяна поджарила на примусе, одолженном у Славина взамен на помощь по хозяйству, немного соевых бобов с морковью и половиной луковицы и отрезала Дмитрию ломтик черного хлеба. Когда тот спросил, нет ли водки, Татьяна отрицательно помотала головой. Не хватало еще, чтобы он напился. Тогда ее никто не спасет.
Комната была тускло освещена керосиновой лампой. Электричество хоть и включили, но лампочек не было.
Он ел, держа на коленях тарелку. Она сидела на противоположном конце дивана, даже не сняв пальто. Потом все же разделась и, оставшись в белом халате и сестринской косынке, пошла заваривать чай.
– Почему у тебя так холодно? – спросил Дмитрий.
– Нет печки, – коротко обронила она.
– Ну, Таня, расскажи, как дела? Выглядишь прекрасно. Расцвела, повзрослела. Выглядишь настоящей женщиной, – улыбнулся он.
– Время идет. Многое случается. Даже то, что от тебя не зависит.
– А война пошла тебе на пользу. С нашей последней встречи ты поправилась…
Татьяна наградила его таким взглядом, что он осекся и поежился.
– Дмитрий, – бесстрастно напомнила она, – во время нашей последней встречи я просила помочь похоронить сестру. Может, ты забыл. А вот я – нет.
– Знаю, Таня, знаю, – небрежно отмахнулся он. – Мы просто потеряли друг друга. Но я никогда не переставал думать о тебе. И рад, что ты выбралась из Кобоны. Многим это не удалось.
– И в том числе моей сестре.
Татьяну так и подмывало спросить, как он мог смотреть Александру в глаза и лгать насчет Даши, но она не могла произнести имя мужа в присутствии Дмитрия.
– Жаль, что она умерла, – почти беспечно выговорил он. – Мои родители тоже не выжили. Представляю, что ты испытала.
Он помедлил.
Татьяна ждала.
Ждала, пока он доест и уйдет.
– Как ты добралась до Ленинграда?
Татьяна коротко рассказала. Но она не хотела говорить о себе. И вообще ни о чем. Где Даша? Где Александр, мама и папа? Хоть кто-нибудь, войдите в комнату, чтобы она не оставалась наедине с Дмитрием!
Но пришлось крепиться. Спросить, как он поживает теперь, после тяжелого ранения.
– Я интендант. Знаешь, что это такое?
Татьяна знала, но покачала головой. Пусть болтает о себе. Поменьше будет задавать вопросов.
– Доставляю патроны и продукты на передний край. На любом транспорте, который подвернется. В основном на грузовиках. Распределяю…
– Где именно? В Ленинграде?
– Иногда. Но больше по дивизионным обменным пунктам на этом берегу Невы. И на карельской стороне, вблизи границы с Финляндией. – Он искоса взглянул на нее и задушевно спросил: – Видишь, как я несчастен?
– Разумеется. Война – дело опасное. И ты не желаешь в ней участвовать.
– Я не желаю вообще находиться в этой стране, – едва слышно промямлил Дмитрий.
Едва.
Но слышно.
– Говоришь, доставляешь продукты к финской границе? – переспросила она уже оживленнее.
– Да, пограничным войскам на Карельском перешейке. И в новую штаб-квартиру командующего, в Морозове. Там построили командный пункт, откуда будут проводиться новые операции…
– Где именно на Карельском перешейке?
– Не знаю, слышала ли ты о таком месте, как Лисий Нос…
– Слышала, – кивнула она, схватившись за подлокотник дивана.
– Вот туда. Представляешь, я даже обслуживаю генералов, – подчеркнул он, поднимая брови.
– Вот как? – равнодушно бросила она. – Кого именно?
Дмитрий понизил голос:
– Меня пригрел сам генерал Мехлис! Я привожу ему канцелярию и… кое-что сверх положенного… ты меня понимаешь? Папиросы, водку и все такое. Он мне всегда рад, уж ты поверь.
Татьяна понятия не имела, кто такой Мехлис.
– Мехлис? Какой армией он командует?
– Ты что, шутишь?
– Нет. Что тут смешного? – устало выдохнула Татьяна.
– Мехлис – член военсовета фронта, – объяснил Дмитрий, понизив голос. – В приятельских отношениях с самим Берией!
Когда-то Татьяна боялась бомбежек, голода и смерти. Еще раньше боялась заблудиться в лесу. Боялась людей, которые могут причинить ей зло просто так. Из желания причинить зло. Ранить. Обидеть.
Это зло было средством и целью.
Сегодня Татьяна не боялась за себя.
Но, изучая потасканное, порочное, зловеще-многозначительное лицо Дмитрия, она боялась за Александра.
До сегодняшнего вечера она мучилась сознанием, что нарушила клятву, данную мужу, и уехала из Лазарева. Но теперь прониклась убеждением, что не просто нужна Александру. Что он нуждается в ней куда больше, чем она предполагала.
Кто-то должен защитить Александра… не просто от шальной пули или случайного осколка, но и от предательства. Намеренного и подлого.
Татьяна продолжала изучать Дмитрия. Не двигаясь. Не мигая. Не дрогнув.
И очнулась, только когда он отставил чашку и подвинулся к ней.
– Что ты делаешь?
– Вижу, Таня, ты уже не ребенок.
Она не шевельнулась, хотя он был уже совсем близко.
– Твои соседи говорят, что ты целыми днями торчишь в больнице, должно быть, влюбилась в одного из докторов. Это правда?
– Раз мои соседи так сказали, значит, все чистая правда. Коммунисты не лгут.
Дмитрий кивнул и подвинулся еще на несколько сантиметров.
– Что это с тобой? – бросила Татьяна, вскакивая. – Послушай, уже поздно.
– Брось, Таня. Я одинок. Ты одинока. Я ненавижу свою жизнь, каждую прожитую минуту. Неужели ты никогда не испытываешь ничего подобного?
«Только сегодня», – подумала Татьяна.
– Нет, Дима. Никогда. У меня нормальная жизнь, особенно учитывая все, что случилось прошлой зимой. Я работаю, в больнице меня ценят, пациентам я нужна. Я выжила. Я не голодаю.
– Таня, но ты так одинока…
– Почему? Я постоянно окружена людьми. И, как ты сам сказал, влюбилась в доктора. Так что давай оставим эту тему. Уже поздно.
Он встал и шагнул к ней. Татьяна предостерегающе выставила руки.
– Дмитрий, все кончено. Я для тебя не единственная. Сколько ты знаешь меня, столько пытаешься настоять на своем. Почему?
Дмитрий весело рассмеялся:
– А может, я надеялся, дорогая Танюша, что любовь порядочной молодой женщины вроде тебя исправит повесу вроде меня?
Татьяна ответила ледяным взглядом:
– Рада слышать, что ты не считаешь себя неисправимым.
Он снова рассмеялся:
– К сожалению, ничего не выйдет. Потому что мне не дано испытать любовь порядочной молодой женщины вроде тебя.
Он вдруг перестал смеяться и вскинул голову:
– Но кому дано?
Татьяна не ответила, только отступила на то место, где раньше стоял стол, распиленный Александром на дрова. Так много призраков в этой маленькой темной комнатке! Словно здесь по-прежнему бушевали чувства, желания, голод…