Александр, едва сдерживаясь, встал, подошел к Дмитрию и, нагнувшись, процедил:
– А я скажу тебе то, что уже говорил. И тогда, и сейчас. Давай! Действуй! Я отдам тебе половину денег! Ты знаешь, как добраться до Хельсинки и Стокгольма. Изучил карты, как свою ладонь. Почему бы тебе не идти одному?
Дмитрий поспешно отодвинулся:
– Ты прекрасно понимаешь, что я не могу идти один. Я не знаю ни слова по-английски.
– Тебе это ни к чему. Доберешься до Стокгольма и попросишь политического убежища. Они тебя примут даже без английского, – холодно бросил Александр, слегка отстраняясь.
– А моя нога…
– Забудь о своей ноге. Ходи с палкой, если понадобится. Я отдам тебе половину денег…
– Он отдаст мне половину денег! Что ты мелешь, мать твою? Мы должны были идти вместе, или не помнишь? Вместе! И я не пойду один!
– В таком случае жди, пока я не выберу подходящего времени, – прошипел Александр, сжимая и разжимая кулаки. – По-моему, сейчас ничего не выйдет. Весной будет…
– Не буду я ждать никакой долбаной весны!
– А что ты предлагаешь? Сделать все тяп-ляп, кое-как, очертя голову и попасть в руки пограничников? Не знаешь, что у них приказ стрелять дезертиров на месте?
– До весны я не дотяну, – возразил Дмитрий, вскакивая и пытаясь расправить плечи. – И ты тоже. Да что это с тобой? Какого хрена выкобениваешься? Не хочешь бежать? Предпочитаешь погибнуть смертью храбрых?
Александр отвел измученные глаза.
Дмитрий презрительно фыркнул:
– Пять лет назад, когда ты был ничем и не имел ничего, когда нуждался во мне, я сделал тебе одолжение, капитан!
Александр одним прыжком подскочил к нему с таким угрожающим видом, что Дмитрий, попятившись, мешком свалился на табурет. Глаза его беспокойно забегали.
– Сделал, – подтвердил Александр. – И я никогда этого не забывал.
– Ладно-ладно, – бормотал Дмитрий, – и не стоит…
– Я достаточно ясно выразился? Будем ждать подходящего времени.
– Но граница в Лисьем Носу почти не охраняется! – воскликнул Дмитрий. – Какого хрена мы выжидаем? Теперь самое подходящее время и есть! Позже, когда наши перебросят туда войска, финны сделают то же самое и война будет продолжаться. Теперь же положение просто патовое. Говорю тебе, решайся, пока не прикончили.
– Но кто тебе мешает? Иди.
– Саша, в последний раз повторяю: без тебя я ни шагу.
– Дима, в последний раз повторяю: сейчас я никуда не иду.
– А когда?
– Узнаешь, как только настанет время. Сначала нужно прорвать блокаду. Да, это потребует всего, что у нас есть, но весной…
– Может, послать на это дело Таню? – неожиданно хмыкнул Дмитрий.
Александру показалось, что он ослышался.
Неужели Дмитрий упомянул Татьяну?
– Что ты сказал? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.
– Говорю, может, послать на это дело Таню? Она в одиночку прорвала блокаду!
– Ты это о чем?
– Эта девочка, – восхищенно продолжал Дмитрий, – сумеет своими силами добраться даже до Австралии, если захочет! И пока мы будем хлопать ушами, начнет совершать регулярные рейсы за едой между Молотовым и Ленинградом.
Откинув голову, он весело заржал.
– Да объясни же, мать твою!
– Объясняю. Вместо того чтобы зазря класть в землю двести тысяч солдат, включая тебя и меня, следовало бы поручить Танечке Метановой прорвать блокаду.
Александр не глядя растер окурок.
– Не пойму, что ты мелешь.
Хоть бы Дмитрий ничего не заметил.
– Я ей сказал: Таня, тебе пора идти в армию. В два счета станешь генералом. А она и в самом деле подумывает об…
– То есть… то есть как это «сказал»? – перебил Александр, с трудом ворочая языком.
– Неделю назад, на Пятой Советской. Она приготовила мне ужин. Им наконец дали воду. Правда, одну из комнат заселили, но вторая… – Дмитрий улыбнулся. – Ничего не скажешь, кухарка из нее что надо.
Александр сам не понимал, как ему удалось остаться неподвижным.
– Что с тобой? – ухмыльнулся Дмитрий.
– Все нормально. Только что-то не пойму: врешь ты по своему обыкновению или просто сочиняешь? Татьяна в эвакуации.
– Поверь мне, я узнал бы ее всюду. Прекрасно выглядит. Сказала, что влюблена в доктора. Представляешь? Наша маленькая Танечка. Кто бы мог подумать, что из всех выдержит только она?
У Александра руки чесались заткнуть ему глотку, но он боялся открыть рот.
Он только вчера получил от нее письмо. Письмо!
– Таня приходила в казармы. Искала меня. Сготовила ужин. Она в Ленинграде с середины октября. Не поверишь, как она сюда добиралась! Шла пешком с самого Волховского фронта, словно Манштейна и его бомб вообще не существует. С такой я пошел бы в разведку.
– Интересно, – выдавил Александр, – когда это ты собрался в разведку?
– Очень умно!
– А мне плевать! Все это мне безразлично. Прости, я опаздываю. Через несколько минут у меня встреча с генералом Говоровым. Извини.
После ухода Дмитрия Александр, не помня себя, метался по блиндажу. Табурет, на котором он сидел, полетел в стенку. Обломки брызнули во все стороны.
Теперь-то он понимал, что показалось ему странным в ее письмах. Он даже ослабел от ярости и так и не сумел прийти в себя. Совещание прошло как в бреду. Он никак не мог сосредоточиться. Как только Говоров отпустил его, он немедленно отправился к Степанову.
– О нет! – ахнул тот. – Узнаю этот взгляд, капитан Белов!
Александр, нервно мявший шапку в руках, кивнул:
– Товарищ полковник, у меня не было свободной минуты с самого моего возвращения.
– Но, Белов, вы и так отсутствовали больше месяца!
– Я прошу всего лишь несколько дней. Могу повести в Ленинград грузовик с продуктами, вот и выйдет что-то вроде командировки.
– Что с тобой, Александр? – спросил Степанов, подходя и понижая голос.
Александр чуть качнул головой:
– Все в порядке.
Степанов внимательно присмотрелся к нему и осторожно спросил:
– Это имеет какое-то отношение к денежным переводам в Молотов?
– Да, товарищ полковник. Возможно, этому придется положить конец.
Степанов еще понизил голос:
– Может, это имеет какое-то отношение к штампу загса, который я видел в твоем военном билете?
Александр, не отвечая, повторил:
– Товарищ полковник, я очень нужен в Ленинграде. – Он помедлил, пытаясь собраться. – Всего на несколько дней.
Степанов вздохнул:
– Если не вернешься к десятичасовой поверке в воскресенье…
– Я буду здесь. Времени больше чем достаточно. Спасибо. Я никогда вас не подведу. И не забуду всего, что вы для меня сделали.
Александр пошел к выходу.
– Займись своими личными делами, сынок, – сказал ему вслед полковник. – Забудь о продуктах. У тебя больше не будет времени для личных дел, пока мы не прорвем блокаду.
Татьяна едва волочила ноги. И не отходила от раненых, хотя ее смена давно закончилась. Она немного проголодалась, но так не хотелось готовить только для себя, что она с удовольствием бы перешла на искусственное питание, как некоторые тяжелые пациенты. Уж лучше день и ночь ухаживать за ними, чем сидеть одной в комнате.
Наконец она, не поднимая головы, медленно побрела домой в темноте. Прошла по коридору и открыла дверь. Инга, как всегда, сидела в коридорчике и пила чай. Что делают эти люди в ее доме? Противно думать о том, что они могут остаться навсегда.
– Здравствуйте, Инга, – устало пробормотала она, снимая пальто.
Инга что-то буркнула в ответ.
– Кстати, вас ждут, – неприязненно заявила она.
– Но я же просила никого не впускать.
– Просили, – кивнула Инга. – Он очень разозлился. Какой-то военный…
– Какой военный?
– Не знаю.
Татьяна мгновенно очутилась рядом с Ингой.
– Кто это был? Не тот, что приходил раньше?
– Нет. Другой. Высокий.
Сердце Татьяны куда-то покатилось. Высокий!
– Куда… Куда он пошел?
– Не знаю. Я сказала, что он не может ждать здесь. После этого он ничего не захотел слышать. Смотрю, милочка, вы пользуетесь немалым успехом!
Татьяна, забыв о пальто, метнулась к порогу, распахнула дверь и едва не столкнулась с Александром. Колени ее подогнулись.
– О… о господи!
Судя по выражению глаз, он взбешен. Но ей было все равно. Громко всхлипнув, она прижалась лбом к его шинели. Александр даже не поднял рук, чтобы ее обнять.
– Пойдем, – холодно бросил он. – Пойдем в комнату.
– Татьяна велела мне никого не впускать, капитан, – оправдывалась Инга. – Таня, ты не познакомишь нас?
Она даже чашку отставила.
– Нет! – рявкнул Александр, вталкивая Татьяну в комнату и пинком закрывая за собой дверь. Она немедленно бросилась к нему: руки раскинуты, лицо светится…
– Шура… – едва выговорила она.
Но он предостерегающе вытянул ладони:
– Не подходи.
Но Татьяна ничего не слушала.
– Шура, до чего я счастлива! – выдохнула она. – Как твои руки?
И тут же отлетела в сторону.
– Сказал же, держись от меня подальше!
Он подошел к окну. Из окна дуло. Но Татьяна последовала за ним. Ее потребность дотронуться до него, заставить коснуться себя была такой всепоглощающей, что она забыла боль, причиненную появлением Дмитрия, пропажей пяти тысяч долларов, ее собственными оскорбленными чувствами.
– Шура, – ахнула она, – за что?!
– Что ты наделала? – с горечью прошипел Александр. – Почему ты здесь?
– Потому что я была нужна тебе. Вот и приехала.
– Не нужна ты мне здесь! – взвился он.
Татьяна съежилась, но не отступила.
– Не нужна! – повторил он. – Мне нужно, чтобы ты была в безопасности!
– Знаю. Позволь мне коснуться тебя.
– Не смей! Держись от меня подальше.
– Шура, я уже сказала, что не могу держаться от тебя подальше. И ты не можешь без меня. Я должна быть рядом.
– Рядом? Только не со мной, Татьяна, – поспешно возразил он, опираясь о подоконник.
В комнате было темно. Только тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь стекло. Темное лицо Александра, темные глаза Александра…