– Да уж, выглядели вы не слишком. Я оставил с вами сестру, пока сам… сам пошел… вернее, пополз, – улыбаясь, поправился доктор. – Пополз за носилками. Не знаю как, но она помогла мне нести их. Взялась за тот конец, где лежала ваша голова. После того как мы дотащили вас до берега, вид у нее был такой, что ей самой бы плазма не помешала.
– Если снаряд взорвется поблизости, все равно, ползете вы или нет, вам конец, – «утешил» Александр доктора.
– Это вам едва не пришел конец, – обиделась медсестра.
– Это вы помогали доктору? – благодарно пробормотал Александр.
– Нет, я работаю здесь, далеко от передовой. Я не в Красном Кресте.
– Я привез с собой сестру из Ленинграда. Она вызвалась добровольно, – улыбнулся доктор.
– Да? А из какой больницы?
Он чувствовал, что снова начинает расплываться… таять…
– Из госпиталя на Греческой.
Александр, не сдержавшись, громко застонал от боли. И не унимался, пока Инна не сделала ему укол морфия. Доктор, внимательно наблюдавший за процедурой, спросил, все ли в порядке.
– Доктор, та сестра, что приехала с вами…
– Да?
– Как ее зовут?
– Татьяна Метанова.
Тоскливый звук сорвался с губ Александра.
– Где она сейчас?
Сайерз пожал плечами:
– Лучше спросите, где ее нет? Думаю, строит железную дорогу. Знаете, мы прорвали блокаду. Шесть дней спустя после вашего ранения. Оба фронта соединились, и одиннадцать тысяч женщин немедленно начали строить дорогу. Татьяна помогает им с этой стороны…
– Но она не сразу начала, – перебила Инна. – Почти все время сидела с вами, майор.
– Да, зато теперь, когда вам стало лучше, она немедленно упорхнула туда, – улыбнулся доктор. – Эту дорогу называют дорогой победы. Слишком опрометчиво, на мой взгляд, если учесть состояние людей, которых приносят сюда.
– Не могли бы вы позвать эту сестру, когда она вернется?
Александр хотел объяснить, но чувствовал себя полностью разбитым. Он и был разбит.
– Куда меня ранило?
– В спину. Вся правая сторона изувечена. Хорошо, что осколок сначала прошел через мертвеца, которым вы прикрывались. Мы сделали все, чтобы спасти вам почку. Не хотелось бы, чтобы вы били немцев только с одной почкой, майор.
– Спасибо, доктор. И что теперь?
Александр пытался определить, что болит больше, но не мог.
– С моей спиной что-то неважно.
– Это верно, майор. У вас ожог третьей степени вокруг всей раны. Поэтому мы и держали вас на животе так долго. Только-только начали переворачивать на спину.
Сайерз похлопал его по плечу.
– А голова как? Вы здорово врезались в тягач. Но обещаю, скоро будете как новенький, когда рана и ожог подживут и мы снимем вас с морфия. Может, еще через месяц выйдете отсюда.
Доктор поколебался, изучая Александра, который не хотел, чтобы его изучали.
– Поговорим в другой раз, хорошо?
– Обязательно, – пробормотал Александр.
Доктор мгновенно просветлел.
– Рад сообщить, что вы награждены орденом.
– Хорошо, что не посмертно.
– Как только встанете, уверен, получите новое повышение, по крайней мере мне так сказали. Кстати, какой-то интендант все время о вас спрашивает. Черненко, кажется.
– Пожалуйста, приведите мне сестру, – еще раз попросил Александр, закрывая глаза.
Прошла целая ночь, прежде чем он снова увидел ее. Александр проснулся… и вот она – сидит у его кровати. Они долго смотрели друг на друга.
– Шура, пожалуйста, только не злись на меня.
– О господи, – выдавил он, – ты просто неумолима.
– Неумолимо замужем, – кивнула Татьяна.
– Нет, просто неумолима. И упряма как осел.
– Неумолимо и беспощадно влюблена, – прошептала она, наклоняясь к нему. – Ты нуждался во мне. Я пришла.
– Здесь ты мне не нужна. Сколько раз говорить? Я хотел, чтобы тебе ничто не грозило.
– А кто защитит тебя? Позаботится, чтобы тебе ничто не грозило?
Она взяла его руку, улыбнулась, удостоверилась, что ни докторов, ни сестер нет поблизости, поцеловала его пальцы и прижала к лицу.
– Все будет в порядке, великан. Только держись.
– Таня, выйдя отсюда, я немедленно подаю на развод.
Он не мог отнять руки от ее лица. Ни за что на свете.
– Извини, невозможно, – усмехнулась она, покачивая головой. – Ты хотел брака, заключенного на небесах? Ты его получил.
– Татьяша…
– Что, дорогой, что, родной? Я так счастлива слышать твой голос!
– Скажи правду: рана очень тяжелая?
– Не слишком, – тихо ответила она, улыбаясь и не чувствуя, как бледнеет.
– О чем я только думал, ринувшись к Маразову, как дурак! Пусть бы солдаты вытаскивали его. Но они застряли на льду. Ни туда ни сюда. И не догадались вынести его из-под огня. Бедный Толя!
Продолжая растягивать губы в улыбке, Татьяна грустно прошептала:
– Я помолилась за него.
– И за меня тоже?
– Нет, ведь ты не умирал. Я молилась за себя. Говорила: милый Боженька, помоги мне исцелить его. – Она подняла руку. – Но, милый, ты просто не мог не побежать за Маразовым, как не мог не остеречь доктора по-английски, не мог не прыгнуть за ним в ледяную воду, не мог не потащить под прикрытие. Точно так же, как не мог не принести назад Юрия Степанова. Вспомни, Шура, мы всего лишь сумма составных частей. И что твои части говорят о тебе?
– Что я гребаный псих. И моя спина горит как в огне.
Он улыбнулся, вспомнив Лугу.
– Это порезы стеклом, Тата?
– Ты обжегся, – немного помедлив, ответила она. – Но все будет хорошо. – Она крепче прижалась щекой к его ладони. – Скажи правду. Скажи, что не рад видеть меня.
– Мог бы, но солгу.
Он не мигая потер пальцем ее веснушки.
Она вынула из кармана маленький пузырек с морфием и сделала ему внутривенный укол.
– Что ты делаешь?
– Избавляю тебя от боли. Чтобы твоя спина не так горела.
Уже через секунду он почувствовал себя лучше. Она снова прижалась головой к его руке.
Александр жадно смотрел на нее. Татьяна излучала вроде бы хрупкое, недолговечное и все же надежное тепло. Ее присутствие, прикосновение атласной кожи к ладони унимали боль. Ее сияющие глаза, раскрасневшееся лицо, слегка раздвинутые полные губы…
Александр смотрел на нее, чувствуя, как открывается душа и иголочки боли-наслаждения входят в распахнутое обожающее сердце.
– Ты ангел, посланный с небес.
Она словно засветилась.
– И ты еще не знаешь всего. Понятия не имеешь, что задумала твоя Таня.
Она едва не взвизгнула от восторга.
– И что ты задумала? Нет, не садись. Я хочу гладить твое лицо.
– Шура, не могу. Я и так почти лежу на тебе. Нужно быть очень осторожными.
Улыбка померкла на целую октаву.
– Здесь постоянно ошивается Дмитрий. Входит, выходит, смотрит, как ты, убирается прочь, снова возвращается. Что его так тревожит? Он очень удивился, увидев меня здесь.
– Не он один. Как ты сюда попала?
– Это часть моего плана, Александр.
– Какого плана?
– Я планирую быть с тобой до тех пор, пока не умру от старости.
– Ах, этого…
– Шура, мне необходимо поговорить с тобой. Когда ты окончательно придешь в себя. И выслушаешь меня крайне внимательно.
– Объяснись сейчас.
– Не могу. Я же сказала, когда ты придешь в себя. Кроме того, – улыбнулась она, – мне пора идти. Я просидела целый час, ожидая, пока ты проснешься. Завтра приду опять. Видишь, я поместила тебя в угол, чтобы рядом с тобой была стена и нам никто не мешал.
Она показала на окно, рядом с которым он лежал.
– Конечно, оно высоко, но ты можешь видеть клочок неба и два дерева. Северные сосны. Сосны, Шура.
– Сосны, Таня.
Она встала.
– Твой сосед ничего не видит и не слышит. Просто чудо, что еще говорит. Видишь, я сама поставила ему кислородную палатку, которая отгораживает тебя от половины палаты. Куда уединеннее, чем на Пятой Советской.
– Кстати, как Инга?
– Инга там больше не живет, – помедлив и кусая губы, сообщила Татьяна.
– Переехала наконец?
– Перевезли, – коротко бросила она.
Они посмотрели друг на друга и медленно кивнули. Александр закрыл глаза. Он не мог, не хотел отпускать ее.
– Таня, это правда, что ты вышла на лед? Посреди свирепой битвы, в самый разгар сражения за Ленинград выползла на лед?
Наклонившись, она быстро чмокнула его и прошептала:
– Да, о храбрейший воин моего сердца. Во имя Ленинграда.
– Тата, – простонал Александр, чувствуя, как ноет каждый нерв в его теле, – завтра не жди целый час, чтобы я проснулся.
Он не мог думать ни о чем, кроме того, что завтра вновь увидит ее. Она пришла к обеду и принесла ему поесть.
– Я сама покормлю его, Инна, – весело бросила она медсестре.
– Можно подумать, это ее собственность, – проворчала медсестра.
– Я ее собственность, Инна, – кивнул Александр. – Разве не она принесла мне плазму на лед?
– Вы и половины всего не знаете! – недовольно фыркнула Инна, уходя и одарив на прощание Татьяну злобным взглядом.
– О чем это она?
– Понятия не имею, – отмахнулась Татьяна. – Открой рот.
– Таня, я вполне могу поесть самостоятельно.
– Ты хочешь есть самостоятельно?
– Нет.
– Позволь хоть немного поухаживать за тобой, – нежно попросила она. – Мне не терпится что-нибудь сделать для тебя. Для тебя.
– Таня, где мое обручальное кольцо? Она висело у меня на шее. Я потерял его?
Татьяна, улыбаясь, вытянула из-за пазухи плетеный шнурок, на котором висели оба кольца.
– Пусть будут у меня, пока мы не сможем снова их надеть.
– Покорми меня, – попросил он, задыхаясь от обуревавших его чувств.
Но прежде чем она успела взять в руки ложку, вошел полковник Степанов.
– Я слышал, ты пришел в себя, – сказал он, поглядывая на Татьяну. – Я не вовремя?
Татьяна покачала головой. Положила ложку на поднос и встала.