– Врасплох? Но чем?
– Ну… мне все это показалось крайне странным совпадением. Платье, владелица которого оказалась вдруг здесь же, на фронте, и трудится бок о бок с доктором из Красного Креста, в том же госпитале, куда привезли и тебя. Так вот, я заподозрил, что это не просто совпадение. Мне всегда казалось, что вы неравнодушны друг к другу. Именно всегда. С самого начала. Поэтому я отправился к полковнику Степанову, который помнит меня еще с прежних дней и всегда хорошо ко мне относился. Я сказал ему, что хочу принести тебе деньги, поскольку ты еще ничего не получил за этот месяц. Он послал меня в финчасть. Там мне выдали пятьсот рублей, а когда я удивился, что майор и вдруг получает такую малость, знаешь, что мне ответили?
Александр скрипнул зубами и едва удержался, чтобы не сжать пульсирующие болью виски.
– И что тебе ответили?
– Что почти весь свой аттестат ты переводишь Татьяне Метановой на Пятую Советскую.
– Перевожу.
– Ну да, почему нет? Тогда я вернулся к полковнику Степанову и сказал: «Товарищ полковник, ну не поразительно ли, что наш шалопай Белов наконец нашел себе такую славную девушку, как наша медсестричка Татьяна Метанова?» Полковник ответил, что и сам удивился, случайно узнав, как ты женился в Молотове, во время отпуска, и никому ничего не сказал.
Александр плотнее сжал губы.
– Да! – жизнерадостно воскликнул Дмитрий. – Я тоже согласился, что все это очень странно, тем более что даже я, твой лучший друг, понятия ни о чем не имел. Ну до чего же ты, оказывается, скрытный парень! Полковник так и заявил, на что я ответил: О, вы и не представляете, до какой степени скрытный, товарищ полковник!
Александр снова отвел глаза и оглядел лежавших на койках раненых. Сможет ли он подняться? Встать? Пойти? И что ему вообще делать?
Дмитрий встал.
– Слушай, да ведь это потрясающе! Я просто хотел тебя поздравить. Сейчас найду Татьяну и тоже поздравлю.
Татьяна пришла к концу дня, умыла Александра, побрила и вытерла лицо. Он старался не открывать глаз. Лучше ей не видеть того, что в них светится. Но все время ощущал ее теплое дыхание. Несколько раз ее губы коснулись его лба и пальцев. Наконец она погладила его лицо и вздохнула.
– Шура, – выдавила она, – я сегодня видела Дмитрия.
– Да… – обронил он. И это не было вопросом.
– Да, – согласилась она. – Он чуть ли не с порога заявил, будто ты сказал ему, что мы женаты. И что он счастлив за нас. Наверное, раньше или позже это все равно должно было случиться.
– Ты права. Мы делали все, что могли, лишь бы Дмитрий ничего не узнал.
– Слушай, может, я и ошибаюсь, но он не так напряжен, как обычно. Словно его отпустило. И он больше не ревнует. Ему вправду наплевать на то, что мы женаты. А ты как считаешь? – с надеждой спросила она.
Воображаешь, будто война могла превратить его в человека? Думаешь, война – это школа человечности, которую Дмитрий теперь готов окончить с отличием? – едва не спросил Александр. Но тут он открыл глаза и увидел испуганное лицо Татьяны.
– Может, ты и права, – тихо сказал он. – Скорее всего, мы ему просто безразличны.
Татьяна закашлялась, погладила чисто выбритую щеку Александра и, наклонившись, прошептала:
– Ты скоро сможешь встать? Нет, не думай, я тебя не тороплю. Просто видела, как вчера ты пытался подняться. Стоять больно? Спина ноет? Значит, заживает. Ты у меня молодец. Как только немного оправишься, мы уходим. И нам больше никогда не придется с ним встречаться.
Александр бесконечно долго смотрел на нее. Но прежде чем открыл рот, Татьяна поспешно заверила:
– Шура, не волнуйся. Я все понимаю. И вижу Дмитрия насквозь.
– Неужели?
– Правда. Потому что он, как и все мы, сумма составляющих его частей.
– Его не исправить, Таня. Ничем. Даже ты тут бессильна.
– Ты так считаешь?
Она попыталась улыбнуться. Александр сжал ее руку.
– Он точно такой, каким хочет быть. Какое там исправление, когда он построил собственную жизнь на тех принципах, в которые верит и считает единственно возможными? Не твоих и не моих, а своих, пусть и уродливых. На лжи и обмане, на злобе и интригах, на презрении ко мне и неуважении к тебе.
– И это я знаю.
– Он нашел себе темный угол Вселенной и хочет утащить нас за собой.
– Знаю.
– Будь очень осторожна с ним, хорошо? Ничего ему не говори.
– Разумеется.
– Как сделать, Таня, чтобы ты нашла в себе силы отвергнуть его, повернуться к нему спиной? Сказать себе: я не возьму его руку, потому что он не желает спасения? Что?
Ее глаза блеснули поистине неземным светом. Светом мысли.
– О, он захочет спасения, Шура. Другое дело, что у него нет на это ни малейшей надежды.
Тяжело опираясь на палку, Дмитрий вошел в палату.
«Это становится моей жизнью, – подумал Александр. – Битвы на том берегу реки, выздоравливающие в соседней палате, генералы, составляющие планы, поезда, привозящие еду в Ленинград, немцы, расстреливающие нас с Синявинских высот, доктор Сайерз, готовый покинуть Советский Союз, Татьяна, склоняющаяся над умирающими и лелеющая новую жизнь в своем чреве, а я лежу целыми днями, жду, пока сменят бинты и простыни, и смотрю, как вертится Земля. Как проносятся мимо события и минуты».
Александр был сыт этим по горло и поэтому откинул одеяло и встал. Инна заметила это, подбежала и снова его уложила, что-то укоризненно бормоча и обещая обо всем рассказать Татьяне. Правда, потом все же ушла, оставив его с Дмитрием. Тот как ни в чем не бывало уселся рядом.
– Саша, мне нужно поговорить с тобой. У тебя хватит сил выслушать?
– Да, Дмитрий. У меня на все хватит сил, – сухо бросил Александр, сверхчеловеческим усилием поворачивая голову к Дмитрию. Но посмотреть ему в глаза не смог.
– Ну так вот, я искренне счастлив за тебя и Таню. Честное слово. Но, Саша, ты ведь помнишь о нашем маленьком дельце, не так ли?
Александр кивнул.
– Татьяна молодец. Держится замечательно. Кажется, я недооценил ее. Она не настолько слабовольна и бесхарактерна, как я предполагал.
О, Дмитрий и понятия не имеет, какая стальная воля у его Татьяны!
– Уверен, вы что-то задумали. Я нюхом чую. Пытался заставить ее разговориться, но она твердит, что не понимает, о чем я толкую. Но я знаю!
Дмитрий возбужденно подался вперед.
– Я знаю тебя, Александр Баррингтон. И спрашиваю, нет ли в твоих планах крошечного местечка для старого друга?
– Не пойму, о чем ты толкуешь, – бесстрастно повторил Александр, с ужасом думая, что было время, когда пришлось довериться этому человеку. Отдать жизнь в его руки. – Дмитрий, нет у меня никаких планов.
– Да? Но теперь я стал куда сообразительнее, – с елейной улыбкой прошипел Дмитрий. – Татьяна и стала той причиной, по которой ты собираешься навострить лыжи. Думал найти способ смыться вместе с ней? Или не хотел дезертировать и оставлять ее здесь? Так или иначе, я тебя не осуждаю. Но мы в этом деле завязаны, так что должны бежать вместе.
– У нас нет никаких планов. Но если что-то изменится, я дам тебе знать.
Час спустя Дмитрий прихромал снова, на этот раз с Татьяной. Усадил ее на стул, а сам присел на корточки.
– Таня, ты нужна мне, чтобы втемяшить в башку твоего мужа хоть немного здравого смысла. Объясни ему, что мне от вас нужно одно – вытащить меня отсюда. Больше ничего. Вытащить меня из Советского Союза. Видишь ли, я постоянно дергаюсь, нервничаю, так как не могу рисковать, что вы двое исчезнете и бросите меня здесь, на фронте, посреди войны. Понимаешь?
Александр и Татьяна молчали. Александр смотрел на свое одеяло. Татьяна – на Дмитрия. И, заметив этот немигающий взгляд, Александр вдруг почувствовал себя сильным и тоже уставился на Дмитрия.
– Таня, я на твоей стороне, – продолжал тот, – и не желаю неприятностей ни тебе, ни Саше. Совсем напротив. Дай вам Бог удачи. Двоим людям так сложно найти счастье. Уж кому-кому, а мне-то известно. То, что вам удалось… непонятно как, правда, – это настоящее чудо. Я тоже хочу получить свой шанс. И прошу только помочь мне.
– Самосохранение, – изрек Александр, – есть неотъемлемое право…
– Что? – удивился Дмитрий.
– Ничего.
– Дмитрий, клянусь, я не знаю, какое отношение имеет все это ко мне, – удивленно произнесла Татьяна.
– То есть как какое? Самое прямое, дражайшая Татьяна, самое прямое. Если, разумеется, ты решила сбежать с этим гладеньким здоровячком американцем, а не со своим раненым мужем. Ты собиралась уехать с Сайерзом, когда тот вернется в Хельсинки. Верно?
Никто не произнес ни слова.
– У меня нет времени на эти игры, – холодно отрезал Дмитрий, поднимаясь и тяжело опираясь на палку. – Таня, я с тобой говорю. Либо вы берете меня с собой, либо, боюсь, Александру придется задержаться в Советском Союзе. Со мной.
Татьяна, не выпуская руки Александра, продолжала сидеть неподвижно. Только слегка подняла брови, словно о чем-то спрашивая мужа. Тот так сильно сдавил ей пальцы, что она тихо вскрикнула.
– Вот оно! – воскликнул Дмитрий. – Именно этого я и дожидался. Каким-то чудом она прозрела, и теперь она пытается убедить тебя! Татьяна, как тебе это удалось? Откуда у тебя такой сверхъестественный талант все предвидеть? Твой муж, не столь прозорливый, как ты, борется с тобой, но в конце концов будет вынужден сдаться, потому что поймет: другого пути нет.
Александр и Татьяна продолжали молчать. Он чуть ослабил хватку, но она не отняла руку.
Дмитрий терпеливо ждал.
– Я не уйду, пока не услышу ответ. Таня, что ты скажешь? Александр шесть лет был моим другом. Вы оба мне дороги. И я не хочу неприятностей. – Дмитрий закатил глаза. – Поверьте, я ненавижу неприятности. И требую всего лишь малую частицу того, что собираетесь получить вы. Это ведь не слишком много? Крохотную частицу. Не считаешь, Таня, что настоящим эгоизмом будет не дать мне шанса на новую жизнь? Вспомни, как ты делилась овсянкой с голодающей соседкой. Неужели откажешь мне в такой малости, когда у вас самих так много?