Боль и гнев боролись в и без того разрывавшемся сердце Александра.
– Не слушай его, Таня. Дмитрий, оставь ее в покое. Она тут ни при чем. Все это между нами.
Дмитрий молчал. Молчала и Татьяна, поглаживая пальцами ладонь Александра, задумчиво, сосредоточенно, ритмически. И уже открыла было рот, но Александр поспешно предупредил:
– Я сказал, ни слова.
– Одно только слово, Татьяна, – вмешался Дмитрий. – Все зависит от тебя. Ответь мне поскорее. У меня мало времени.
Татьяна медленно поднялась.
– Дмитрий, – не задумываясь объявила она, – горе одному, когда упадет он, ибо не имеет рядом никого, кто поднял бы его.
Дмитрий пожал плечами:
– Из этого я заключаю, что ты… – Он вдруг осекся. – Что? Что ты сказала? «Да» или «нет»?
Продолжая держать Александра за руку, Татьяна чуть слышно выдохнула:
– Мой муж дал тебе обещание. Он всегда держит слово.
– Да! – воскликнул Дмитрий, метнувшись к ней.
Татьяна резко отпрянула.
– Хорошие люди всегда воздают добром за добро, – добавила она. – Дмитрий, позднее я расскажу тебе о наших планах. Но будь готов в любую минуту. Ясно?
– Я уже готов, – возбужденно пробормотал Дмитрий. – Даю слово. Я хочу убраться отсюда как можно скорее.
Он протянул левую руку Александру, который отвернулся, продолжая держаться за Татьяну. Не хватало еще пожимать руки этому… Именно побледневшая Татьяна соединила их руки.
– Все будет хорошо, – заверила она подрагивающим голосом. – Все будет хорошо.
Дмитрий ушел.
– Шура, что мы могли сделать? – шептала Татьяна, кормя его. – Ничего, обойдется. Небольшие изменения, только и всего. Не слишком важные. Мы сообразим, как лучше это устроить.
Александр посмотрел ей в глаза. Она кивнула:
– Больше всего на свете он хочет выжить. Ты сам так сказал.
«Но что сказала мне ты, Татьяна? – думал Александр. – Что сказала ты на крыше Исаакиевского, под черным ленинградским небом?»
– Возьмем его с собой. Там он отвяжется от нас. Вот увидишь. Только поправляйся скорее, пожалуйста.
– Едем, Таня. Передай доктору, что как только он будет готов, я поднимусь.
Татьяна ушла.
Прошел день.
Дмитрий вернулся. И сел рядом с койкой Александра, отказывавшегося смотреть на него. Он глазел в дальний край, середину, ближний край своего коричневого шерстяного одеяла, пытаясь вспомнить последнее название той московской гостиницы, где жил с отцом и матерью. Названия менялись постоянно: источник беспрестанной путаницы и веселья для Александра, который теперь намеренно уходил мыслями от Татьяны и от человека, сидевшего в нескольких шагах от него.
Резкая боль пронзила Александра. О нет, только не это.
Он вспомнил наконец название.
«Кировская».
Дмитрий деликатно откашлялся. Александр по-прежнему не обращал на него внимания.
– Саша, нам нужно поговорить. Это очень важно.
– У тебя все важно. Я и так говорю с утра до вечера. Ну, что нужно?
– Это насчет Татьяны.
– Выкладывай.
Александр оглядел палату. Только что закончился обед, и другие раненые либо спали, либо читали. У двери сидела дежурная сестра. Интересно, где Татьяна? Что сейчас делает?
Нет. Только не думать о Татьяне.
Александр сел и прислонился к стене.
– Саша, я знаю, как ты к ней относишься…
– Неужели?
– Конечно…
– Иногда я сильно в этом сомневаюсь. Итак, что насчет Татьяны?
– Она тяжело больна.
Александр не ответил.
– Именно больна. Ты не знаешь того, что знаю я. И не видишь того, что вижу я. Она превратилась в настоящее привидение. Постоянно теряет сознание. Вчера непонятно сколько пролежала в обмороке на снегу. Какой-то лейтенант поднял ее и принес к доктору Сайерзу. Она, конечно, храбрится…
– Откуда ты знаешь об этом?
– Слышал. Я многое слышу. И вижу ее в палате для умирающих. Она держится за стенку, когда ходит. Сказала доктору Сайерзу, что недостаточно хорошо питается.
– А это у тебя откуда?
– Доктор сказал.
– Смотрю, ты и с Сайерзом успел подружиться.
– Нет. Привожу ему бинты, йод и медикаменты. Ему всегда всего мало. Иногда мы с ним перебрасываемся несколькими словами.
– И зачем ты мне все это говоришь?
– Ты знал, что она плохо себя чувствует?
Александр мрачно нахмурился. Он знал, почему Татьяна не получает достаточно еды и почему то и дело теряет сознание. Но не хватало еще поделиться с Дмитрием своими опасениями насчет Татьяны.
Александр выдержал приличествующую случаю паузу и повторил:
– Дмитрий, зачем ты мне все это говоришь?
– Видишь ли… – Дмитрий понизил голос и придвинул стул ближе к кровати. – То, что мы задумали… очень опасно. Требует физической силы, мужества и отваги.
– Да ну? – хмыкнул Александр. Подумать только, Дмитрий рассуждает о подобных вещах!
– Как, по-твоему, Татьяне удастся выдержать все это?
– О чем ты?
– Александр, послушай меня хоть секунду! Помолчи немного. Послушай. Она слаба, а впереди очень тяжелая дорога. Даже с помощью Сайерза. Знаешь, что между нами и Лисьим Носом – шесть контрольно-пропускных пунктов? Шесть! Один звук, одно неверное слово – и все мы покойники. Александр… – Дмитрий помедлил. – Она не может ехать.
Стараясь не повышать голоса, не сорваться, Александр глухо процедил:
– Я не желаю продолжать этот идиотский разговор.
– Ты не слушаешь?
– И слушать не хочу.
– Да перестань ты упрямиться! Сам знаешь, я прав…
– Ничего я не знаю! – воскликнул Александр, стиснув кулаки. – Знаю только, что без нее… – Он осекся. Что он делает? Пытается убедить Дмитрия?
Воздержаться от крика требовало усилий, казавшихся Александру невероятными.
– Я устал, – громко объявил он. – Потолкуем в другой раз.
– Другого раза не будет! – прошипел Дмитрий. – И не ори! Мы должны отправляться через сорок восемь часов. Я не хочу становиться к стенке, потому что ты совершенно потерял способность соображать!
– Не волнуйся, мозги еще пока варят! – отрезал Александр. – С ней все нормально. И она едет с нами.
– Ну да, и свалится с ног после шести часов езды.
– Шести часов? Да что это с тобой? Она работает по двадцать четыре часа в сутки! Не сидит в грузовике, не развозит папиросы и водку. Спит на картонке, ест то, что не доедают раненые, умывается снегом. И не расписывай мне свои трудности.
– А если на границе будет стычка? Что, если, несмотря на все усилия Сайерза, нас остановят и допросят? Нам придется применить оружие. Стоять насмерть.
– Мы сделаем то, что должны сделать.
Александр многозначительно оглядел палку Дмитрия, лицо с синяками, сгорбленную фигуру.
– Да, но каково придется ей?
– Она тоже сделает то, что должна.
– Она свалится без чувств! Рухнет на снег, и ты не будешь знать, то ли драться с пограничниками, то ли поднимать ее.
– Я успею и то и другое.
– Она не может бегать, не может стрелять, не может сражаться. Упадет в обморок при первых признаках беды, а уж, поверь, беда не заставит себя ждать.
– А ты, Дмитрий? Ты можешь бегать? – с ненавистью спросил Александр.
– Да. Я все же солдат.
– А доктор? Он тоже не боец.
– Он мужчина. И, честно говоря, я волнуюсь за него куда меньше, чем за…
– Татьяну? Приятно это слышать.
– Меня беспокоит то, как она поступит.
– Да, это тонкое различие.
– Меня беспокоит то, что ты будешь так занят, тревожась о ней, что скиснешь и наделаешь дурацких ошибок. Она камнем повиснет на твоих ногах, заставит тебя призадуматься дважды, прежде чем идти на самый необходимый риск. Лесной контрольно-пропускной пункт Лисьего Носа хоть и плохо, но все же охраняется.
– Ты прав. Мы должны бороться за свободу.
– Значит, ты согласен?
– Нет.
– Александр, будь же благоразумен. Это наша последняя возможность. Я это точно знаю. Наш план идеален и может прекрасно удаться. Но она приведет нас к краху. Пойми, это ей не по силам. Не глупи, ведь до спасения осталось совсем немного. Разве не этого мы ждали? – улыбнулся Дмитрий. – Никаких пробных побегов, никаких «завтра», никаких «в следующий раз». Это то самое.
– Да. То самое, – согласился Александр, на мгновение закрыв глаза и борясь с почти неодолимой потребностью остаться в этом состоянии.
– Послушай же меня…
– И не подумаю.
– Послушаешь! – воскликнул Дмитрий. – Слишком долго мы вынашивали наш план. Не прошу же я оставить Таню навсегда. Вовсе нет. Я говорю: пусть мы, двое мужчин, сделаем все возможное, чтобы выбраться. Выбраться благополучно и, самое главное, живыми! Мертвый ты ей ни к чему, а если погибну я, то уж никогда не придется пожить вольной жизнью в Америке! Живыми, Александр. Кроме того, скрываться в болотах…
– Мы едем в Хельсинки в грузовике. Какие болота?
– Говорю же, если понадобится. Трое мужчин и слабая девушка – это слишком много. Нас в два счета обнаружат. Если что-то случится с Сайерзом, если он погибнет…
– С чего бы это? Он сотрудник Красного Креста, – перебил Александр, пристально изучая Дмитрия.
– Не знаю. Но если нам придется самим переправляться через Балтику пешком, по льду, скрываться на грузовиках конвоя… двоим это под силу, но троим… нас сразу же обнаружат и остановят. Она не осилит.
– Она осилила блокаду. Осилила волжский лед. Осилила смерть Даши. Осилит и сейчас, – ответил Александр, мучаясь неуверенностью. Опасности, которые расписывал Дмитрий, были достаточно реальны, а его речи казались отголосками собственных мыслей Александра, сходившего с ума от тревоги за Татьяну. – Все, что ты перечислил мне, – чистая правда, – с трудом выговорил он, – но ты забываешь самое главное. Что, по-твоему, случится с ней, когда обнаружится мое исчезновение?
– С ней? Ничего. Она не меняла фамилии, – пожал плечами Дмитрий, хитро подмигнув. – Ты очень постарался скрыть свою женитьбу, и теперь твоя предусмотрительность сработает.
– Да, только ей не поможет, – буркнул Александр.