– Майор, это невозможно! – воскликнул тот.
– Возможно. От вас требуется несколько слов и каменное лицо.
Сайерз покачал головой.
– Все может провалиться. Это не идеальный план. И не безопасный план. Мало того, это не безупречный план. Но ничего не поделать. Если мы хотим добиться успеха, нужно использовать все средства, имеющиеся в нашем распоряжении. Даже самые на первый взгляд невероятные.
– Майор, вы сошли с ума. Она ни за что мне не поверит, – возразил Сайерз.
Александр сдавил руку доктора.
– А вот это зависит от вас! Побег – это ее единственный шанс выжить. Если вы дрогнете, если не будете достаточно убедительны, если перед лицом ее скорби размякнете и она на какую-то долю секунды увидит, что вы говорите неправду, наверняка откажется ехать. Если посчитает, что я еще жив, ни за что и ни при каких обстоятельствах не двинется с места, а в таком случае пройдет всего несколько дней, прежде чем за ней явятся.
Лицо его исказилось мукой, но голос был по-прежнему тверд.
– Когда она увидит мою пустую койку… вся ее выдержка рухнет у вас на глазах. Да, она сломается, поднимет к вам залитое слезами лицо и скажет: «Вы лжете, я знаю, вы лжете. Я чувствую, что он жив». Тогда вам непременно захочется утешить ее, как она утешала стольких умирающих несчастных людей. Ни один нормальный человек не сможет вынести груза ее тоски. Она пообещает вам поехать куда угодно, если скажете ей правду. Но стоит вам замяться на секунду, поддаться жалости, открыть рот, и знайте, доктор, вы обрекаете ее и нашего малыша на тюрьму или смерть. Сами видели, она способна кого хочешь уговорить или убедить, ей почти невозможно сказать «нет», и она будет приставать к вам, допытываться, допрашивать, пока вы не сдадитесь. Просто помните, что, дав ей мгновенное утешение, вы этим ее убиваете. – Александр отпустил руку Сайерза и добавил: – А теперь вперед. Смотрите ей в глаза и лгите. Лгите от всего сердца.
В глазах Сайерза стояли слезы.
– Долбаная страна, – пробормотал он, поднимаясь. – Мне все это не по силам.
– Мне тоже, – кивнул Александр, протягивая руку. – А сейчас вы позовете ее? Мне нужно увидеться с ней в последний раз. Только приходите вместе. И все время стойте рядом. Она стесняется в присутствии посторонних и будет вести себя отчужденно.
– Может, на минуту оставить вас одних?
– Доктор, помните, я сказал вам, что смотреть ей в глаза опасно. Я не смогу этого вынести. Может, вы сумеете что-то от нее скрыть, а вот я – нет.
Александр лег и закрыл глаза. Через десять минут послышались шаги и ее переливчатый голос:
– Доктор, я же говорила, он спит. Что это вдруг вам показалось, будто ему стало хуже?
– Майор! – окликнул Сайерз.
– Майор, – вторила Татьяна, – проснитесь!
На лоб опустилась теплая маленькая ладонь.
– Вроде жара нет. Лоб холодный.
Александр осторожно положил поверх ее руки свою.
«Вот оно, Татьяна. Вот оно, мое храброе равнодушное лицо».
Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Татьяна смотрела на него с такой пронзительной нежностью, что он поспешно опустил веки и выдавил, остро ощущая близость ее губ:
– Я просто устал, Таня. А ты как? Как себя чувствуешь?
– Открой глаза, солдатик, – попросила она, любовно гладя его лицо. – Ты голоден?
– Был голоден. Но ты меня накормила…
Его тело сотрясалось в ознобе.
– А почему у тебя рука разбита? Что тут происходило, пока меня не было?
– Ничего особенного. Нечаянно повредил. Но мне гораздо лучше.
– А мне кажется, ты замерз. Доктор, может, дать ему еще одно одеяло? – озабоченно спросила Татьяна, убегая.
Александр чуть поморщился при виде искаженного болью лица доктора.
– Прекратите, – выговорил он одними губами.
Вернувшаяся Татьяна накрыла Александра, не сводя с него глаз.
– Брось, со мной все в порядке, – заверил он. – Хочешь анекдот? Что получится, если скрестить белого медведя с бурым?
– Два счастливых медведя, – не задумываясь ответила она.
Он улыбнулись друг другу. Александр не опустил глаз.
– Все хорошо? – спросила она. – Утром я принесу тебе завтрак.
– Только не утром. Не поверишь, куда меня завтра везут!
– Куда?
– В Волхов. Не слишком хвастайся своим мужем, но меня, кажется, решили произвести в подполковники, – объявил он, посматривая на доктора Сайерза, переминавшегося с вымученной улыбкой у изножья койки.
– Неужели? – просияла Татьяна.
– Представь себе. Это кроме Золотой Звезды Героя. За спасение нашего доктора. Что ты об этом думаешь?
Татьяна, широко улыбаясь, прошептала:
– Теперь ты станешь окончательно невыносим и, мало того, мне нужно будет подчиняться каждому твоему приказу!
– Ну, для этого мне придется стать генералом! – притворно вздохнул Александр.
Она рассмеялась.
– Когда ты вернешься?
– Послезавтра.
– Почему? Почему не днем?
– Не на чем. Грузовики через озеро идут только по утрам. Так немного безопаснее. Обстрел слабее.
– Таня, нам пора, – промямлил доктор Сайерз.
Александр снова опустил веки и услышал голос Татьяны:
– Доктор, не могу я побыть несколько минут с майором Беловым?
Нет!
Александр грозно уставился на доктора, который поспешно сказал:
– Татьяна, у нас много дел. Не забудьте, мы еще не делали обходы в трех палатах!
– Всего на секунду, – настаивала она. – И смотрите, Лев вас зовет.
Доктор нехотя отошел. Подумать только, он не способен отказать ей в самых простых вещах! Ну и ну!
Подойдя, Татьяна приблизила к нему свое веснушчатое лицо, огляделась, заметила, что доктор смотрит прямо на них, и вздохнула:
– Господи, никакой возможности поцеловать тебя! Не могу дождаться, когда мы сможем целоваться, ни от кого не скрываясь!
Она потихоньку погладила его по груди.
– Скоро мы выберемся из густого леса…
– Все равно поцелуй меня, – попросил Александр.
– Правда?
– Правда.
Медовые губы легко коснулись губ Александра. Она прижалась к нему щекой.
– Шура, открой глаза.
– Нет.
– Открой.
Александр послушался.
Татьяна в упор смотрела на него сияющими глазами. И вдруг трижды моргнула. Очень быстро.
Потом выпрямилась, сделала серьезное лицо и, приветственно подняв руку, прошептала:
– До встречи, майор. Приятных вам снов.
– До встречи, Таня, – отозвался он.
Она отошла к изножью. «Нет! – хотел крикнуть он. – Нет, Таня, вернись!» С чем он может оставить ее, что может сказать, какое единственное слово может оставить… ей, для нее? Единственное слово для его жены!
– Татьяша! – окликнул он. Господи, как звали хранителя музея?..
Она оглянулась.
– Помни Орбели[21]…
– Таня! – вновь позвал доктор. – Пожалуйста, подойдите!
Она досадливо сморщила носик и пробормотала:
– Прости, родной, мне нужно бежать. Скажешь, когда увидимся в следующий раз, хорошо?
Он кивнул.
Татьяна шагала мимо коек, улыбаясь пациентам и вызывая ответные улыбки на исхудалых лицах. Попрощалась с Инной, остановилась на секунду, чтобы поправить чье-то одеяло. У самой двери что-то сказала доктору, засмеялась, в последний раз посмотрела на мужа, и в глазах по-прежнему светилась любовь.
Дверь за ней закрылась. Вот и все…
Татьяна, не страшись ни ужаса ночного, ни стрелы летящей днем… ни чумы, бродящей во тьме, ни разрушения, нагрянувшего в полдень. Тысяча падет у ног твоих и десять тысяч у правой руки твоей, но повергнет тебя…
Он незаметно перекрестился, сложил на груди руки и стал ждать. И думал о последних словах отца.
«Ах, папа, я видел вещи, за которые отдал и погубил свою жизнь, но узнаю ли когда-нибудь, сумел ли построить что-то своими изношенными инструментами?»
Босая Таня стояла навытяжку перед Александром в своем желтом платьице. Из-под его пилотки выглядывали ее золотые косички. Лицо светилось восторженной улыбкой. Она лихо отдала честь.
– Вольно, Таня, – бросил он, повторяя жест.
– Спасибо, капитан, – кивнула она, подходя ближе и становясь на носки его сапог.
И поцеловала в подбородок: выше она достать просто не могла, если только он не наклонял голову. Он привлек ее к себе, но она отбежала и повернулась к нему спиной.
– А теперь я падаю. И попробуй меня не поймать. Готов?
– Уже целых пять минут. Падай наконец!
Ее радостный визг разнесся по всему лесу. Она стала медленно валиться на землю, но он подхватил ее и поцеловал.
– Ладно, – выговорила она сквозь смех, повиснув у него на шее. – Теперь твоя очередь.
Прощай, моя лунная песня и мое дыхание, мои белые ночи и золотые дни, моя чистая вода и мой огонь. Прощай, и дай тебе Бог обрести лучшую жизнь, снова найти утешение и свою неземную улыбку, и когда твое любимое лицо снова засветится в лучах западного восхода, знай: все, что я испытывал к тебе, было не напрасно. Прощай и верь, моя Татьяна.
Татьяна сумела забежать в реанимацию только к концу утра. Войдя в деревянное здание, в котором когда-то размещалась школа, она заглянула в палату и обнаружила, что койка Александра занята. Такого она не ожидала. Не ожидала увидеть нового пациента, тяжело раненного солдата без рук и ног, и сейчас недоуменно таращилась на него, подумав сначала, что, наверное, ошиблась. Пришлось всю ночь сидеть рядом с умирающими. До утра не дотянуло семь человек.
Но нет, это реанимация. Вот Лев на койке под тридцатым номером. Что-то читает. Две соседние с Александром койки тоже пусты. Николай Успенский, раненый с одним легким, и лежавший рядом сержант исчезли.
Но почему на койку Александра положили кого-то другого?
Татьяна побежала к Инне. Но та сменилась еще с вечера и ничего не знала. Сказала только, что Александр попросил свою форму, которую она и принесла перед тем, как уйти спать. Может, его перевели к выздоравливающим?