Татьяна проверила. Нет, никуда его не переводили.
Она вернулась в реанимацию и заглянула под кровать. Ранца не было. Золотая Звезда больше не висела на спинке стула, стоявшего у койки нового пациента, чье лицо было замотано кровавыми бинтами. Татьяна рассеянно пообещала прислать доктора и, шатаясь, отошла. До сих пор она чувствовала себя совсем неплохо для женщины, беременной на четвертом месяце. Правда, живот уже начал расти. Хорошо, что они уезжают. Трудно представить, как она будет объясняться с медсестрами и пациентами.
Она направилась было в раздаточную, но на душе становилось все тревожнее. Внутренности словно стянуло тугим узлом. Она боялась, что Александра снова отправили на фронт и теперь их планы провалились.
Она не смогла съесть ни кусочка.
Нужно разыскать доктора Сайерза.
Но он словно сквозь землю провалился, зато, когда она нашла Инну, смена которой должна была вот-вот начаться, та сообщила, что доктор всюду ее ищет.
– Должно быть, не слишком усердно, – проворчала она. – Я все утро пробыла в палате умирающих.
Она тотчас же направилась туда. На столе лежал раненый с разорванным животом. Доктор наклонился над ним.
– Доктор Сайерз, – прошептала она, – что происходит? Где майор Белов?
Она невольно заметила, что жить пациенту осталось всего несколько минут.
Доктор даже не поднял головы:
– Татьяна, я уже почти закончил. Не придержите края раны, пока я шью?
– Что происходит, доктор? – повторила она, послушно подходя ближе.
– Давайте я сначала закончу, хорошо?
Татьяна взглянула на доктора, положила руку в залитой кровью перчатке на лоб пациента, немного подержала и тихо выговорила:
– Доктор, больше можно не шить. Он мертв.
Доктор едва не выронил иглу.
Татьяна стащила перчатки и вышла во двор. Доктор последовал за ней. Сейчас, в середине марта, ветра были особенно свирепыми.
– Послушайте, Таня, – с трудом начал Сайерз, беря ее за руки. – Мне очень жаль, но случилось нечто ужасное.
На слове «случилось» его голос сорвался. Под глазами темнели круги. Вид у него был донельзя измученным. Татьяна молча смотрела на него, минуту, другую…
Потом отняла руки.
– Доктор, – прошептала она, побелев и тщетно ища, за что бы схватиться, – что стряслось? Что?!
– Таня, тише, не кричите…
– Я не кричу.
– Не знаю, как вам сказать, но Александр… – Он осекся. – Утром, когда его вместе с еще двумя солдатами везли в Волхов…
Сайерз запнулся.
Татьяна не двигалась с места, словно превратившись в ледяную статую.
– Ч-что? – с трудом выговорила она.
– Они ехали через озеро, когда вражеский огонь…
– Какой еще огонь? – яростно прошипела Татьяна.
– Они хотели перебраться на другой берег до того, как начнется обстрел, но мы все-таки на войне. Вы слышали бомбежку? Немцы начали обстреливать нас из Синявина. Снаряд ударил в лед прямо перед грузовиком и взорвался.
– Где он?
– Простите. В грузовике было пять человек… Никто не уцелел.
Татьяна стремительно отвернулась, и ее тут же начало трясти так сильно, что казалось, она вот-вот распадется на жалкие ошметки.
– Откуда вы это знаете?
– Меня позвали на место катастрофы. Мы пытались спасти людей и грузовик. Но машина оказалась слишком тяжелой и затонула, – шепотом докончил он.
Татьяна схватилась за живот и едва успела нагнуться, как ее вывернуло прямо в снег. Сердце бешено билось, пульс рвал кровеносные сосуды. Она судорожно схватила горсть снега, рывком вытерла рот, набрала еще горсть и прижала к лицу. Но сердце не успокаивалось. Рука доктора легла ей на спину. Она слышала, как он зовет ее. Но голос доносился словно издалека.
– Таня… Таня…
Она не оборачивалась.
– Вы сами видели его? – задыхаясь, спросила она.
– Да, мне ужасно жаль. Я выловил его шапку…
– Он был жив, когда вы туда подоспели?
– Простите, Таня, нет.
Ноги Татьяны подогнулись.
– Пожалуйста, не нужно, – умолял доктор Сайерз, подхватывая ее. – Пожалуйста…
Татьяна с трудом выпрямилась, сверхчеловеческим усилием воли заставляя себя не упасть. И даже сумела повернуться к доктору Сайерзу, который коснулся ее лица и встревоженно пробормотал:
– Вам немедленно нужно сесть, в вашем состоянии…
– Мне мое состояние известно. Отдайте мне его шапку.
– Простите, я просто не в себе…
– Я возьму его шапку, – повторила Татьяна. Но рука тряслась так сильно, что шапка упала на снег.
Свидетельство о смерти она тоже удержать не сумела. Доктору пришлось взять его у нее. Она увидела только имя и место смерти. Озеро Ладога.
Ладожский лед.
– Где он? – слабо прошептала она. – Где он сейчас?..
Она не договорила.
– О Таня, что мы могли сделать? Мы…
Она отмахнулась, но тут же снова схватилась за живот.
– Не смейте со мной говорить! Как вы посмели не разбудить меня? Не сказать сразу?
– Таня, взгляните на меня.
Она почувствовала, как ее держат за плечи. В глазах Сайерза стояли слезы.
– Я искал вас, когда вернулся. Но боялся встретиться с вами и, как последний трус, ждал вашего появления. Если бы мог, послал бы вам телеграмму. Таня, давайте выбираться отсюда. Вы и я. Здесь для нас все кончено. Я больше не в силах этого вынести. Мечтаю только об одном: поскорее добраться до Хельсинки. Давайте собираться. Я позвоню в Ленинград и дам им знать. – И, помедлив, добавил: – Я должен уехать вечером. То есть мы должны уехать.
Татьяна не отвечала. Что-то творилось неладное с ее головой. Перед глазами плыли буквы свидетельства о смерти. Почему оно выписано не армией, а Красным Крестом?
– Татьяна, – повторил Сайерз, – вы меня слышите?
– Да, – еле слышно сказала она.
– Вы поедете со мной.
– Я сейчас не в состоянии думать связно.
– Вы… вы не зайдете ко мне? Вам не… пойдемте, вам нужно присесть. Вы…
Татьяна отступила и вперилась в него глазами так напряженно, что доктор едва не закрыл лицо руками. Уж лучше любая пытка!
Наконец она молча повернулась и зашагала к штабу. Ей нужно найти Степанова!
Полковник был занят и сначала отказался ее принять.
Она терпеливо ждала за дверью, пока тот не вышел.
– Я иду в раздаточную. Проводите меня? – спросил он, стараясь не встречаться с ней глазами и почти срываясь с места.
– Товарищ полковник, – сказала она ему в спину, не двигаясь с места, – что случилось с вашим офицером?..
Она боялась произнести его имя вслух.
Степанов замедлил шаг, остановился и повернулся к ней.
– Примите мои соболезнования. Мне жаль, что так вышло, – мягко сказал он.
Татьяна молчала. Подойдя ближе, она смело взяла полковника за руку.
– Товарищ полковник, вы хороший человек и были его командиром. – Ветер бил ей в лицо, трепля длинные белые пряди. – Пожалуйста, скажите, как все было?
– Не знаю. Я там не был.
Маленькая, трогательная фигурка, вздрагивавшая на ветру, не отступала. Полковник вздохнул.
– Я слышал только, что один из грузовиков, где сидели ваш муж, Николай Успенский, какой-то сержант и два водителя, попал сегодня утром под обстрел и затонул. Больше мне ничего неизвестно.
– Он сказал, что утром едет в Волхов за повышением, – выдохнула она.
– Медсестра Метанова, – сказал полковник, – грузовик затонул. Все остальное покрыто мраком.
Татьяна не сводила с него глаз. Степанов кивнул:
– Мне очень жаль. Ваш муж был…
– Я знаю, кем он был, товарищ полковник, – перебила Татьяна, прижимая к груди шапку и свидетельство.
Они молча стояли лицом к лицу.
– Татьяна, – неожиданно вырвалось у полковника, – возвращайтесь с доктором Сайерзом. И как можно быстрее. В Ленинграде вам будет легче и безопаснее. А может, в Молотове? Поезжайте с доктором.
Татьяна увидела, как он нервно застегивает верхнюю пуговицу шинели.
– Он принес тело вашего сына, – прошептала она.
Степанов опустил глаза:
– Принес.
– Но кто же вызовется принести его?
Горький ветер подхватил и унес ее слова.
«Как мне двинуться, пошевелиться, как отойти, встать на четвереньки и ползти, нет, я уйду, стану смотреть в землю, и отойду, и не споткнусь. Споткнусь…»
Она упала, переломившись, легла на снег, как подстреленная птичка. Полковник, подбежав, поднял ее, погладил по спине, а она, запахнув пальто и не глядя больше на Степанова, хватаясь за стены домов, побрела по дороге в больницу.
Скрывать его всю свою жизнь, скрывать на каждом шагу, скрывать от Даши и Дмитрия, скрывать от смерти и вот теперь скрывать его даже от себя самой. Откуда такая слабость? Слабость, казавшаяся непреодолимой…
Она нашла доктора Сайерза в маленьком кабинете. Захлопнула за собой дверь.
– Доктор, посмотрите мне в глаза и поклянитесь, что он мертв.
И, внезапно опустившись на колени, умоляюще протянула ему руки.
Доктор присел на корточки и сжал ее ладони:
– Клянусь, что он мертв.
Только вот в глаза ей посмотреть не смог.
– Не могу, – гортанно выговорила она. – Не могу с этим смириться. Не могу смириться с мыслью о том, как он умирал на озере без меня. Понимаете? Не могу!
Лицо ее исказилось свирепой гримасой.
– Скажите, что его забрали в НКВД! Скажите, что его арестовали и на следующей неделе пошлют в штрафной батальон, на Украину, в Синявино или в сибирский лагерь… все, что угодно. Только не говорите, что он умер на льду без меня. Я вынесу все, кроме этого. Скажите, и я поеду с вами куда угодно, обещаю, сделаю все, что вы скажете, только, заклинаю, скажите правду.
– Простите, но я не мог его спасти, – выговорил Сайерз. – Я всем своим сердцем жалею, что не мог его спасти ради вас.
Татьяна отползла к стене и закрыла лицо ладонями.
– Я никуда не еду. Смысла нет.
– Таня, – уговаривал доктор, подходя к ней и гладя по голове, – не говорите так. Милая… пожалуйста… позвольте мне спасти вас… ради него.
– Повторяю, нет смысла.