этом доме, не желаю притворяться, будто мне нравится, что Зоя постоянно трется об меня своими сиськами.
Татьяна мгновенно вскинула голову:
– Что делает Зоя?! Н-не подумай… Вова об меня не трется…
Александр, стоя очень близко от нее, чуть прищурился:
– Нет? – И замолчал, тяжело дыша. Татьяна молчала, тяжело дыша. Александр чуть коснулся ее тела своим. – Ты прикажешь ему оставить тебя в покое. Слышала?
– Слышала, – прошептала она.
Он отпустил ее, и они пошли дальше.
– Но, откровенно говоря, думаю, что Вова – наименьшая из наших проблем, – заметила она едва слышно.
– Куда мы идем? – спросил Александр вместо ответа.
– Сам сказал, что хочешь посмотреть дом.
Александр невесело рассмеялся.
– Что тут смешного? – осведомилась Татьяна, тоже не слишком весело.
– Не думал, что такое возможно, – пояснил он, покачивая головой, – особенно после Пятой Советской. Но тебе каким-то образом это удалось.
– Что именно? – вспылила Татьяна.
– Интересно, как это ты ухитрилась найти и окружить себя людьми, еще более эгоистичными, чем твоя семейка?
– Не смей говорить так о моей семье!
– Тогда почему они сидят у тебя на шее? Можешь объяснить?
– Я не обязана ничего тебе объяснять! – огрызнулась она.
– Почему ты живешь их жизнью?
– Я не желаю ничего с тобой обсуждать. Смотри не лопни от злости!
– У тебя бывает хотя бы минута отдыха в этом долбанном доме? – завопил Александр. – Хотя бы минута?
– Нет, и слава богу, – парировала Татьяна.
Остаток пути они прошагали во враждебном молчании, миновав баню, сельсовет, крошечную избенку с вывеской «Библиотека» и небольшое здание с золотым крестом на белом куполе. Вошли в лес, направились по тропе, ведущей к Каме, и наконец оказались на широкой поляне, окруженной высокими соснами и стайками стройных березок. По берегу сверкающей на солнце реки росли плакучие ивы и осокори.
На левой стороне поляны, под соснами, стояла заколоченная изба с небольшим навесом для дров. Дров, правда, не было.
– Вот эта? – удивился Александр, за минуту обойдя строение тридцатью длинными шагами. – Не слишком велика!
– Их было только двое, – оправдывалась Татьяна, последовав его примеру.
– Но они ждали трех внучек! Где бы вы все поместились?
– Ничего, как-нибудь. Помещаемся же мы в доме Наиры!
– В тесноте, да не в обиде? – усмехнулся он, вынимая из рюкзака саперную лопатку и принимаясь сбивать доски с окон.
– Что ты делаешь?
– Хочу взглянуть, что внутри.
Татьяна подошла к реке, села на песок и сняла тапочки. Александр закурил и продолжал орудовать лопаткой.
– Ключ у тебя есть? – спросил он. Она что-то ответила. Раздражаясь еще больше, он подошел к ней и резко произнес: – Татьяна, я с тобой говорю! Ключ от висячего замка у тебя?
– А я ответила «нет», – фыркнула она, не поднимая глаз.
– Прекрасно, – процедил он, вынимая свой полуавтоматический пистолет и передергивая затвор. – Если не принесла, значит, просто отстрелю гребаный замок!
– Погоди, погоди, – испугалась она, вытаскивая из-за пазухи веревочку, на которой висел ключ. – Только не торопись! Ты ведь не на войне! И нечего таскать за собой пистолет!
– Мне лучше судить, – бросил он, отходя, но почему-то обернулся и посмотрел на нее: светлые волосы, худенькая спина, узкие плечи…
Сунув ключ в карман и держа пистолет в одной руке, а лопатку в другой, не снимая сапог, он вошел в воду и встал лицом к Татьяне.
– Ладно, давай выкладывай.
– Что именно? – немного испугалась она.
– Да все! Чем ты расстроена? Что я такого сделал или не сделал? Где перестарался, где промахнулся? Выкладывай. Немедленно!
– Почему ты говоришь со мной таким тоном? – ахнула Татьяна, вскочив. – Какое у тебя право так набрасываться на меня?
– А какое у тебя право вести себя так со мной? – возразил он. – Таня, мы тратим драгоценное время. И ты ошибаешься, у меня есть все права на тебя. Но в отличие от тебя я слишком благодарен Богу, что ты жива, и слишком счастлив видеть тебя, чтобы по-настоящему злиться.
– У меня больше причин сердиться на тебя, – усмехнулась Татьяна. – И я тоже благодарна, что ты жив. И тоже счастлива видеть тебя.
– Мне трудно судить: слишком толстые барьеры ты возвела вокруг себя.
Татьяна молчала.
– Неужели не понимаешь, что я ехал в Лазарево, не представляя, найду ли тебя? Что целых полгода ничего о тебе не знал? По-твоему, мне следовало подумать, что вы обе мертвы, и успокоиться?
– Не знаю, о чем ты думал, – обронила Татьяна, глядя мимо него на реку.
– Если сама еще не сообразила, могу подсказать. Все шесть месяцев я сходил с ума от тревоги, потому что ты не потрудилась взять гребаную ручку и обмакнуть в чернила!
– Я не знала, что ты ждал от меня писем, – ответила Татьяна, хватая горсть камешков и швыряя в воду.
– Не знала? – повторил он. Она что, издевается? – О чем это ты? Привет, Татьяна. Я Александр. Мы раньше не встречались? И ты понятия не имела, как я ждал известий о вас? Могла хотя бы сообщить о смерти Даши!
Она сжалась и подняла руку, словно пытаясь защититься.
– Я не хочу говорить с тобой о Даше! – крикнула она, отходя.
Он пошел следом.
– Если не со мной, тогда с кем? Может, с Вовой?
– Лучше с ним, чем с тобой.
– Как мило!
Александр пытался держать себя в руках, но надолго ли? Еще парочка таких фраз, и он за себя не ручается!
– Послушай, я не писала тебе в уверенности, что Дмитрий все расскажет. Он пообещал. Поэтому я и считала, что ты все знаешь.
Она чего-то недоговаривала, но Александр был сейчас не в том состоянии, чтобы выяснить все до конца.
– Ты воображала, будто Дмитрий все расскажет? – недоверчиво переспросил он.
– Да! – вызывающе бросила она.
– Но почему же не написала сама! – загремел он, подходя ближе и угрожающе нависая над ней. – Четыре тысячи рублей! Неужели за это я не заслуживал хотя бы гребаного письма? Сколько ручек можно было купить на эти четыре тысячи? Уделила бы несколько копеек, вместо того чтобы спустить все на папиросы и водку для своего деревенского любовника!
– Убери оружие! – не сдавалась она. – И не смей говорить со мной, держа в руках эти штуки!
Отбросив пистолет и лопатку, он надвинулся на нее, заставляя отступать.
– В чем дело, Таня? Я смущаю тебя? Тесню? Стою слишком близко? Пугаю тебя? – уничтожающе осведомился он.
– Да, да и еще раз да!
Александр, в свою очередь, схватил горсть камешков и с силой швырнул в воду.
Несколько минут оба молчали. Он ждал, пока она выскажется, и, не дождавшись, еще раз попробовал вернуть ее к тому, что оба чувствовали тогда, у Кировского, в Луге, в Исаакиевском…
– Таня, когда ты впервые увидела меня здесь… казалась такой счастливой.
– И что же выдало мое состояние? Плач?
– Да. Мне показалось, что ты рыдаешь от счастья.
– И что ты еще увидел? – поинтересовалась она, и на секунду… на мгновение он подумал, что в ее словах есть другой, скрытый смысл. Но сейчас он был слишком взбудоражен, чтобы мыслить связно.
– Что я сказал? – спросил он.
– Не знаю. А что ты сказал?
– Давай оставим эти шарады! – раздраженно воскликнул он. – Не можешь просто напомнить мне?
Татьяна не ответила. Александр вздохнул:
– Ладно, я спросил, где Даша.
Татьяна съежилась.
– Таня, если тебе не нравится, что я заставляю тебя вспоминать вещи, которые хочется забыть, тогда мы вместе с этим справимся…
– Ах, если бы только…
– Погоди! – перебил он, поднимая руку. – Я сказал «если». Но может, тут что-то еще…
Александр, увидев ее измученное, расстроенное лицо, осекся и вынудил себя говорить спокойно, надеясь, что она увидит в его глазах все, что он испытывает к ней.
– Послушай, давай договоримся: я прощу тебя за то, что не писала мне, если ты в свою очередь простишь меня за то, что тебя тревожит. Ну если не все, то хотя бы часть. Хорошо? Или слишком много всего накопилось?
– Александр, меня столько всего тревожит, что я даже не знаю, с чего начать.
Судя по ее виду, она не лжет. И в глазах по-прежнему светится обида.
Именно такие глаза у нее были там, на Пятой Советской, когда она кричала, что может простить ему равнодушное лицо, но не равнодушное сердце. Но разве все это не в прошлом? Он носил свое сердце, полное любви к ней, на груди. Как медаль. Неужели они еще не перешли ту грань, когда ложь уже не властна?
И ту грань, перед которой стояли на Пятой Советской?
Но тут Александр вдруг осознал, что только смерть может стереть эту грань. Тогда они так и не помирились. Ничего не уладили. Как и все то, что накапливалось до той ссоры. И все то, что было после.
И на их отношения наложила отпечаток Даша. Даша, которую Татьяна пыталась спасти и не смогла. Которую Александр пытался спасти и не смог.
– Таня, это все потому, что мы с Дашей хотели пожениться?
Она не ответила.
Ага!
– И все из-за письма, которое я написал Даше?
Она не ответила.
Ага!
– И что еще?
– Александр, – строго сказала Татьяна, – в твоих устах это кажется таким мелким. Незначительным… Банальным. Все мои чувства свелись к твоему пренебрежительному «все это».
– О каком пренебрежении ты говоришь? – поразился он. – И это не банально. Не мелко, но все это в прошлом…
– Нет! – вскричала она. – Это здесь, прямо здесь, вокруг меня и во мне! А они… они ждали, пока ты приедешь, чтобы жениться на моей сестре! И не только старушки! Вся деревня! С тех пор как я оказалась здесь, слышу это каждый день, за завтраком, обедом, ужином, с утра до вечера. Даша и Александр, Даша и Александр. Бедная Даша, бедный Александр. – Татьяна вздрогнула. – Это кажется тебе прошлым?
– Но при чем тут я? – пытался урезонить ее Александр.
– А разве это они просили Дашу выйти за тебя замуж?
– Говорю же, я никого не просил…