– Нет, Вова, не сегодня.
– То есть как это? Мы же всегда ходили!
Прежде чем Татьяна успела открыть рот, Александр приподнялся:
– Она же сказала: не сегодня. Сколько раз тебе повторять? Да и Зое тоже. Вы, что, плохо слышите?
Брат с сестрой ошеломленно переглянулись.
– Что тут творится? – недоуменно пролепетал Вова.
– Идите, – повелительно бросил Александр. – Идите оба. К своему костру. Только побыстрее.
Вова попытался что-то сказать, но Александр, пригвоздив его взглядом, медленно повторил не допускающим возражений голосом:
– Я сказал, идите.
Вова и Зоя поспешно удалились.
Татьяна удивленно покачала головой. Александр наклонился к ней, хрипло воскликнул:
– Вот так!
И пошел покурить.
Постелив себе постель на диване, Татьяна уложила старушек. Александр все еще сидел на крыльце. Оглушительно трещали кузнечики. Где-то лаяли собаки. Ухал филин. Татьяна собрала чашки.
– Таня, перестань носиться и иди сюда.
Татьяна, не вытирая рук, нервно подступила ближе. Неустанная пульсация внизу живота не унималась. Что бы она ни делала. Чем бы ни занималась.
– Ближе, – приказал Александр, бросил окурок на землю и, положив ладони ей на бедра, поставил между своих расставленных ног.
Татьяна едва стояла.
Александр вгляделся в нее и вдруг прижался головой к ложбинке между ее грудями. Татьяна, не зная, куда девать руки, осторожно дотронулась до его спины, погладила по волосам, коротким, густым и прямым. До чего приятно! Словно водишь ладонью по мягкому плюшу!
Она закрыла глаза, пытаясь дышать нормально.
– Все в порядке? – прошептала она.
– Абсолютном. Тата, не могла бы ты вместо того, чтобы думать о себе, хоть раз подумать обо мне? Представить меня и все, через что мне пришлось пройти?
– Мне и в голову не пришло… Прости.
– Если бы ты немного поразмыслила и написала, поверь, получила бы столько писем, что навсегда забыла бы о своих страхах. И мне было бы намного легче жить.
– Знаю. Прости, – повторила она.
– Клянусь, я думал, что твоему молчанию есть только два объяснения. Либо ты мертва, либо… нашла кого-то другого. Мне в голову не пришло, что тебя так ранила моя ложь. Был уверен, что ты видишь меня насквозь.
– Я?! – ахнула Татьяна, продолжая гладить его волосы. – А ты? Где твоя проницательность?
Нашла кого-то другого? Ну и ну!
Он потерся об нее лбом.
– Как назвала тебя Аксинья? Теплой булочкой?
Татьяна не могла дышать.
– Кажется, – пролепетала она.
– Маленькая теплая булочка, – повторил Александр, стиснув ее бедра.
Нежно, очень нежно Татьяна продолжала гладить его дрожащими пальцами. Воздух, казалось, перестал поступать в легкие.
– Это слишком близко, даже по меркам Пятой Советской, – сказал наконец Александр.
– Что именно? – прошептала она, стараясь не потревожить ночь. – Мы? Или этот дом?
– Мы?! – удивился он. – Конечно, дом!
Татьяна передернулась.
– Замерзла?
Она кивнула, надеясь, что он не коснется ее горящей кожи.
– Хочешь вернуться?
Татьяна снова кивнула. Нехотя, потому что умирала от желания вновь и вновь чувствовать его руки, обнимающие бедра, талию, спину, ноги, везде, повсюду. Лишь бы навсегда.
Александр поднял голову. Она раскрыла губы и уже хотела нагнуться…
Послышалось чье-то шарканье. Александр опустил руки. Татьяна, превозмогая себя, отступила как раз вовремя, чтобы увидеть, как спускается по ступенькам Наира.
– Совсем забыла сходить кое-куда, – бормотала она.
– Еще бы, – бросил Александр, не потрудившись улыбнуться.
Наира уставилась на Татьяну.
– Танечка, что ты здесь делаешь? Иди спать, дорогая. Уже поздно, а ведь мы все встаем засветло.
– Сейчас, Наира Михайловна.
Едва старуха завернула за угол, Татьяна позволила себе посмотреть на Александра, который, в свою очередь, с несчастным видом уставился на нее.
Она обреченно пожала плечами.
Они вошли в дом. Татьяна, вынув из сундука большую белую рубашку, стала раздумывать, где бы переодеться. Александр был не так стыдлив. Он прямо при ней снял свою рубашку и, оставив полотняные шаровары, прыгнул на печь. Татьяна никогда раньше не видела Александра полуобнаженным. Под загорелой кожей перекатывались мускулы. Господи, да сможет она когда-нибудь отдышаться? Сомнительно.
Нельзя же прямо здесь сбросить платье и надеть рубашку?!
Татьяна решила оставить платье.
– Доброй ночи, – пробормотала она, прикрутив керосиновую лампу.
Александр промолчал.
– Спокойной ночи, – прошамкала Наира, возвращаясь к себе.
Татьяна ответила. Александр не издал ни звука.
Татьяна, по-прежнему в платье, улеглась на веранде и неожиданно услышала звучный голос Александра:
– Тата!
Она вскочила и, смущаясь, встала на пороге.
– Иди сюда, – тихо скомандовал Александр.
Она хотела одного: подойти. Но ужасно боялась. Поэтому медленно обошла вокруг стола.
– Встань на приступку.
Татьяна встала и, прежде чем он успел открыть рот, обхватила его за шею и поцеловала.
– Давай ко мне, – выдохнул он.
Она почувствовала, как он пытается подтянуть ее.
– О Шура, я не могу… представляешь, что будет…
Но и не целовать его она тоже не могла.
– Таня, плевать мне, даже если все газеты об этом напишут! Немедленно ко мне.
Он поднял ее наверх, обвил руками и ногами, окутал всем своим огромным телом. Они жадно поцеловались.
– Господи, Тата, как же я тосковал по тебе.
– Я тоже. Безумно.
На какой-то миг он перестал целовать ее, тереться об нее и крепче прижался к ней. Оказывается, Татьяна и не подозревала, как это чудесно – касаться голой спины, твердых плеч и массивных рук Александра!
Он сдавил ее так сильно, что казалось, треснут ребра. Губы стали более требовательными. Настойчивые руки не давали ни минуты покоя. Неужели их только две? Почему же они повсюду и одновременно?
Она была в нем и под ним и не могла открыть глаза, хотя до смерти хотела увидеть его. Не пропустить ни секунды из происходящего.
Подняв ее платье до талии, Александр коснулся голой ноги. Она непроизвольно развела бедра и застонала.
Александр улыбнулся:
– Ох, Танечка. Стони, но не слишком громко. Говорю же, не слишком громко!
Ее ноги раздвинулись чуть шире. Его рука погладила внутреннюю сторону бедра.
– Нет, – прохрипела она. – Пожалуйста, не надо.
Он лизал ее губы.
– Таня… твои бедра…
Его рука легла на нее. Татьяна попыталась увернуться, но на лежанке было слишком тесно.
– Шура. Пожалуйста, перестань.
– Не могу. Они крепко спят?
– Ничуть. Стоит завестись сверчку, и они всю ночь ворочаются. По пять раз выходят в нужник. Я не смогу лежать спокойно. Тебе придется меня удушить.
Но как ни умоляла Татьяна, остановиться они уже не могли. Александр не слишком поспешно отнял руку от ее бедра и переместил на обнаженный живот.
– Мне нравится это платье.
– Ты не платье трогаешь.
– Нет? А на ощупь так приятно. Мягко. Сними его.
– Ни за что, – отказалась она, слегка отталкивая его.
Они лежали довольно спокойно, пока не отдышались. Александр снова принялся потирать ее бедро. Она пульсировала от пупка до кончиков пальцев на ногах.
– Перестань касаться меня.
– Не могу. Слишком долго ждал.
Приподнявшись, он прижал губы к ее шее.
– Ты не хочешь меня, Таня? Скажи, что не хочешь меня. – Его руки стягивали платье с плеч. – Говорю же, сними.
– Нельзя, – прошептала она. – Шура, я не могу лежать неподвижно. Ты должен остановиться.
Но он не останавливался. Платье сползло с одного плеча… с другого…
Александр взял ее руку и положил на свою грудь.
– Чувствуешь, как бьется сердце? Неужели не хочешь лежать на моей груди? – соблазнял он. – Твои нагие груди на моей груди, твое сердце прижато к моему сердцу. Ну же, всего на секунду. Потом снова оденешься.
Татьяна молча смотрела на него в темноте. Смотрела в его карие глаза, на его влажный рот. Как она могла отказать Александру?
Она подняла руки. Александр стянул платье через голову. Она попыталась поспешно прикрыть руками груди, но он не дал.
– Опусти руки.
Она молча повиновалась. Он растянулся на спине.
– Ложись на меня.
– А ты не хочешь лечь на меня? – пробормотала Татьяна.
– Нет, если хочешь, чтобы я остановился.
Татьяна, охнув, осторожно опустилась на него.
– Танечка моя… Чувствуешь это? – прошептал он, обнимая ее.
– Еще бы, – выдавила она, отчетливо понимая, что сердце сейчас разорвется.
Он провел руками по ее спине, бедрам, лаская сквозь трусики, спустив их немного и гладя ее ягодицы. Потом, отстранив, сжал груди.
– Я весь год мечтал об этих чудесных грудках, – улыбнулся он.
Татьяна хотела признаться, что весь год мечтала о его чудесных, неутомимых руках, но не могла говорить. Жаль, она чересчур застенчива, чтобы нагнуться над ним и вложить сосок ему в рот. Оставалось только неотрывно смотреть на него и задыхаться.
Александр закрыл глаза.
– Тата, пожалуйста, не шуми. Я не могу больше ждать.
Он потянул за соски. Она застонала так громко, что он замер, но ненадолго. Александр оттолкнул ее и уложил на спину.
– Взгляни на себя, – прошептал он, принимаясь сосать ее груди. Татьяна вцепилась руками в простыню. Одна рука Александра легла на ее рот, другая – на бедро. – Таня, как по-твоему, я голоден?
Она что-то промямлила в его ладонь.
– Я не просто голоден, а иссох от голода и жажды. Смотри, что я буду делать. Но не смей издать ни единого звука, – велел он, ложась на нее. – Таня… Господи… я закрою тебе рот, а ты держись за мою руку, и я буду… вот так…
Татьяна вскрикнула так громко, что Александр замер, откатился, закрыл руками лицо и тоскливо замычал.
Они лежали рядом, слегка касаясь друг друга ногами. Он так и не отнял рук от лица.