– Купить? – удивился отец Михаил. Высокий, лысый, с пронизывающими голубыми глазами и длинной седой бородой, он, очевидно, был человеком незлым. – Да нигде, конечно. В городе есть ювелир, но вряд ли у него найдется золото.
– А где он живет?
– Сын мой, позволь спросить тебя, почему ты хочешь венчаться в церкви? Идите в загс, как все люди. Они вас окрутят за полминуты. Свидетелями могут быть и прохожие.
– Там, откуда я родом, – возразил Александр, – венчание – публичная и священная церемония. Для нас этот брак – единственный в жизни, и мы хотим, чтобы все было по правилам.
Мы?
Странно, почему он говорит и за нее тоже?
Отец Михаил улыбнулся:
– Хорошо, сын мой, я буду рад обвенчать молодую пару, только начинающую жизнь. Возвращайтесь завтра с кольцами и свидетелями. В три. Я обвенчаю вас.
Они вышли на паперть.
– Все равно колец у нас нет, – с легким вздохом облегчения объявила Татьяна.
– Нет, так будут, – пообещал Александр, вынимая из ранца четыре золотые коронки. – Этого должно хватить на наши кольца.
Татьяна потеряла дар речи.
– Не смотри с таким ужасом. Мне дала их Даша.
– Мы сделаем кольца из коронок, которые Даша украла у пациентов? – потрясенно выпалила она.
– У тебя есть другая идея?
– Может, нам стоит подождать?
– Чего именно?
Ответа у нее не было. И в самом деле, чего ждать?
С тяжелым сердцем она поплелась за Александром.
Ювелир жил в маленьком домике, но, как оказалось, во дворе у него была своя мастерская. Он взглянул на коронки и заявил, что еще за две сделает им кольца. Александр сказал, что коронок больше нет, зато есть бутылка водки. Ювелир, проскрипев, что водка ему ни к чему, вернул коронки Александру. Тот со вздохом вытащил еще две коронки и спросил, где можно купить одеяла и посуду.
– Они, наверное, потребуют золотые зубы за одеяло, Шурочка, – прошептала Татьяна.
Ювелир позвал свою жену Софью. Расплывшаяся перезрелая особа продала им два одеяла, подушки и простыни за двести рублей.
– Двести рублей! – ахала Татьяна. – Я не получала столько за десять танков и пять тысяч огнеметов!
– Да, а я взорвал десять танков и получил за это две тысячи рублей. Не думай о деньгах. Покупай что захочется.
Она приобрели кастрюлю, сковороду, чайник, тарелки, кружки, ложки и вилки и футбольный мяч. Александр умудрился выпросить у Софьи два вставлявшихся друг в друга ведра.
– А это тебе зачем? – удивилась Татьяна.
– Увидишь, – загадочно улыбнулся он. – Сюрприз к твоему дню рождения.
– И как мы понесем это все обратно?
Александр чмокнул ее в кончик носа.
– Когда ты со мной, ни о чем не волнуйся. Я обо всем позабочусь.
У Софьи имелся табак, но продуктов не оказалось. Она отослала их на рынок, где продавались яблоки, помидоры и огурцы. Они расстелили одеяло в уединенном местечке за городом, неподалеку от реки, открыли банку тушенки и устроили пир.
– Чего я до сих пор не пойму, – заметила Татьяна, разламывая хлеб, – так это историю с Пушкиным. Ты ведь подарил мне книгу на прошлый день рождения, так?
– И что?
– Когда ты успел вложить в нее деньги?
Она налила Александру кружку кваса.
– Они уже лежали там.
Татьяна задумчиво уставилась на Александра:
– Правда?
– Разумеется.
– Но ты почти не знал меня. Как же мог отдать такие деньги?
Она хотела, чтобы он рассказал обо всех деньгах, найденных в книге, но Александр молчал. Татьяна уже привыкла к тому, что, если он чего-то не хочет объяснить, будет молчать до конца. И пусть молчит. Сейчас ей не до этого. Сейчас она хочет его.
– Что?
– Ничего-ничего, – пробормотала она, отводя глаза.
Александр подполз к ней, взял хлеб и кружку и улыбнулся.
– Впредь помни: если чего-то хочешь от меня и стесняешься сказать, моргни три раза.
Они провели ночь в палатке у реки. Искупавшись, они заснули как убитые и проспали пятнадцать часов, а утром, перед свадьбой, спрятали покупки в лесу и отправились в город. Татьяна надела белое платье с красными розами.
– Говорила же, что я в нем не помещаюсь, – упрекнула она улыбавшегося Александра и, встав на колени, повернулась к нему спиной. – Завяжи лямки, хорошо? Только не слишком туго. Не так, как в автобусе.
Но он не двигался. Она обернулась.
– Что?
– Боже! Это платье на тебе! – выдохнул Александр, гладя ее спину.
Он завязал лямки, поцеловал ее лопатки, сказал, что она так красива, что священник наверняка захочет жениться на ней сам. Потом надел военную форму и фуражку.
– Ну, что ты думаешь? – спросил он, лихо отдавая честь.
Она застенчиво приложила руку к виску.
– Думаю, что ты самый красивый мужчина на свете.
Он поцеловал ее и голосом, исполненным любви, прошептал:
– А через два часа я стану самым красивым мужем на свете. С днем рождения, моя милая девочка.
Татьяна прильнула к нему.
– Поверить не могу, что мы поженимся в мой день рождения!
– Зато ты никогда меня не забудешь.
– Еще бы! Кто способен забыть тебя, Шура мой?
Регистраторша, сидевшая за маленьким столиком в одном из помещений загса, равнодушно спросила, вступают ли они в брак добровольно и по собственному желанию, и, пожав плечами, поставила штампы.
– И ты хотела, чтобы вот такая обвенчала тебя? – прошептал Александр, когда они вышли.
Татьяна молчала.
– Александр, – выдохнула она наконец, – а как насчет Дми…
– Ш-ш-ш, – прошипел он, прижав пальцы к ее губам. – Что, по-твоему, мы будем делать? Позволим этому ублюдку остановить нас?
– Нет, – запротестовала она.
– Да плевать мне на него! Не смей даже его имени упоминать, ясно?
Татьяна кивнула.
– Но у нас нет свидетелей, – вспомнила она.
– Найдем.
– Мы могли бы вернуться и попросить Наиру Михайловну и остальных быть свидетелями.
– Чего ты хочешь: окончательно испортить этот день или обвенчаться со мной?
Татьяна промолчала.
Александр поспешно обнял ее за плечи.
– Не волнуйся. Я раздобуду идеальных свидетелей.
Он предложил ювелиру и его жене бутылку водки за то, чтобы на полчаса пойти в церковь. Парочка с готовностью согласилась.
– Неужели вам так уж хочется венчаться в церкви? – удивлялась Софья всю дорогу до церкви и, подозрительно оглядев Татьяну, спросила: – Ты, случайно, не беременна?
– Еще как! – бесстыдно выпалил Александр, обнимая Татьяну. – Разве не видно? – Он погладил ее живот. – Это, если хочешь знать, наш третий ребенок. И будет первым, кто родится в законном браке.
Они быстро пошли по улице, и Татьяна, красная как рак, яростно прошипела:
– Что ты мелешь?
– А что? Стыдно стало? – ухмыльнулся он.
– Еще бы, – буркнула она, стараясь не улыбнуться.
– Тата, я просто не хочу, чтобы они что-то знали о нас. Не желаю выдавать ничего ни о тебе, ни обо мне. Ни этим чужакам, ни старухам, с которыми ты живешь. Никому. Все это не имеет с ними ничего общего. Только ты и я. И Бог…
Татьяна стояла рядом с Александром. Священника еще не было.
– Он не придет, – твердила она, оглядываясь.
Ювелир и Софья стояли почти у самой двери.
– Придет.
– А разве мы оба не должны быть крещеными? – допытывалась Татьяна.
– Я крещен. Правда, по католическому обряду благодаря моей предусмотрительной матери-итальянке. А разве я не окрестил тебя вчера в Каме?
Она вспыхнула.
– Молодец. Вот и держись. Осталось немного.
Он стоял лицом к алтарю: взгляд решительный, губы плотно сжаты. Стоял и ждал.
Татьяне казалось, что все это сон.
Кошмар, от которого она никак не может пробудиться. Но не ее кошмар. Дашин.
Как могла Татьяна венчаться с Дашиным Александром? Только на прошлой неделе она представить не могла, что такое возможно! И, как ни старалась, чувствовала себя так, словно жила не принадлежавшей ей жизнью.
– Шура, наверное, у меня совсем не осталось совести, – тихо сказала она. – Страдала по любовнику своей сестры и все же дождалась, пока она умрет, чтобы завладеть им.
– Таня, о чем ты? – поразился он, слегка поворачиваясь к ней. – Я никогда не принадлежал Даше. И всегда был твоим.
Он взял ее руку.
– Даже в блокаду?
– Особенно в блокаду. То малое, что у меня было, предназначалось тебе. Это тебя беззастенчиво использовали все остальные. Но я был только твоим.
Такая любовь, как у них, встречается раз в столетие. И вот сегодня – свадьба. Значит, они объявят о своих чувствах всему миру. Они встретились, полюбили друг друга и теперь венчаются. Как и должно быть. Словно никогда не бывало предательства, обмана, войны, голода, смерти, и не просто смерти, а гибели всех, кого она любила.
И без того хрупкая решимость Татьяны таяла с каждой секундой.
Там, в прошлом, были другие жизни и другие сердца. Любящие и преданные. Паша, погибший еще до того, как начал жить. Мама, так мучительно старавшаяся тянуть дальше после смерти любимого сына. Папа, терзаемый затуманенной алкоголем виной, которую никто и ничто не могло облегчить. Марина, тоскующая по дому и матери, не умеющая найти крохотного уголка для себя в их тесных комнатах. Бабушка Майя, потратившая жизнь на ненужные картинки в слабой надежде, что ее первая любовь вернется. Дед, умиравший вдали от семьи. Бабушка, угасавшая потому, что не было смысла существовать без него.
И Даша.
Если бы все шло так, как полагалось, почему смерть Даши казалась такой неестественной? Почему, казалось, грубо нарушила порядок вещей во Вселенной?
Неужели Александр прав, а Татьяна ошибается? Неужели она виновата во всем? Вернее, не она, а ложно понятое чувство долга? Благородства? Необъяснимая привязанность к сестре? Не следовало ли Татьяне разрешить Александру признаться Даше во всем? Честно сказать: я люблю Таню!
Не следовало ли Татьяне сказать Даше: он мой, и я его хочу!