– Таня, никогда больше не отворачивайся от меня. Теперь ты моя, и каждый раз, глядя на тебя, я должен видеть это в твоих глазах.
Татьяна обожающе уставилась на него.
– Именно так, – шепнул он, целуя ее. Их руки переплелись в теплой мыльной воде.
На следующий, безмятежный, день Александр, обнаженный до пояса и босой, возился с ведрами, а Татьяна нетерпеливо подпрыгивала рядом, требуя объяснить, что все это значит. Только сейчас до него дошло, что она не слишком любит сюрпризы. Ей хотелось знать все сразу и с самого начала. Наконец ему пришлось встать, взять ее за плечи и увести, попросив при этом пойти и чем-нибудь заняться: английским, чтением, стряпней – словом, чем угодно, лишь бы не приставать к нему в течение двадцати минут.
Бесполезно. Татьяна переминалась с ноги на ногу, то и дело перегибаясь через его плечо, чтобы лучше видеть.
Александр положил в маленькое ведерко молоко, сливки, сахар и яйца и быстро смешал.
Татьяна подняла блузку и потерлась грудями о его голую спину.
– Хм-м-м, – рассеянно пробормотал он, – хорошо бы еще сюда немного черники.
Татьяна, радуясь, что может помочь, помчалась собирать ягоды. Наполнив большее ведро льдом и каменной солью, Александр вставил туда маленькое и стал размешивать его содержимое длинной мутовкой.
– Что ты делаешь? Ну же, я больше не могу.
– Скоро узнаешь.
– Когда? Только скажи когда!
– Ты невозможна. Через полчаса. Можешь подождать полчаса?
– Полчаса? Целых полчаса? – сгорала от любопытства Татьяна.
– Спасу от тебя нет, – улыбнулся он. – Слушай, не мешай мне. Приходи через полчаса.
Татьяна принялась кружить по поляне. Она была безумно счастлива.
Безгранично, бесконечно счастлива.
– Шура, смотри!
Она сделала колесо и отжалась от земли на одной руке.
– Да, солнышко, смотрю.
Время тянулось ужасно медленно.
Наконец полчаса прошло, и Александр позвал ее.
Татьяна недоуменно воззрилась на густую синевато-фиолетовую смесь в ведерке.
– Что это?
Он вручил ей ложку.
– Попробуй.
Она лизнула и потрясенно захлопала глазами.
– Мороженое?!
– Мороженое, – с улыбкой кивнул он.
– Ты сделал мне мороженое?!
– Да. С днем рождения… Таня… почему ты плачешь? Ешь! Оно растает.
Татьяна уселась на землю, поставила между ног ведерко и, плача, стала есть мороженое. Сбитый с толку Александр развел руками и пошел умываться.
– Я оставила тебе мороженого. Попробуй, – всхлипнула она, когда он вернулся.
– Нет, ешь сама.
– Для меня тут слишком много. Я осилила половину. Доканчивай остальное. Иначе что нам с ним делать?
– Я собирался, – сообщил Александр, вставая перед ней на колени, – раздеть тебя, обмазать мороженым с головы до ног и потом слизать его.
Татьяна, уронив ложку, хрипло выдавила:
– Похоже на зряшную трату изумительно вкусного мороженого.
Но позже, когда он выполнил свое обещание, она больше так не думала.
Потом они искупались. Александр сел и закурил.
– Таня, сделай колесо. Только ничего не надевай. Оставайся как есть. Хорошо?
– Прямо здесь? Нет, это неподходящее место.
– Если не здесь, то где? Давай! Прямо в реку!
Татьяна встала, улыбающаяся, ослепительно нагая, подняла руки и спросила:
– Готов?
А потом покатилась в торжествующем радужном сальто: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… прямо в Каму.
– Ну как? – крикнула она из воды.
– Потрясающе! – откликнулся он, не сводя с нее глаз.
Даже без часов Александр, как человек военный и обладавший чувством времени, просыпался на рассвете, ранним голубым утром, умывался и курил, пока Татьяна сонно ждала его, свернувшись в комочек, словно теплая булочка, только сейчас вышедшая из печи. Прыгнув в постель, он немедленно прижимался к ней ледяным телом. Татьяна взвизгивала и безуспешно пыталась увернуться.
– Не надо! Бессовестный! Хоть бы тебя на гауптвахту отправили! Клянусь, с Маразовым бы у тебя такое не прошло!
– Чистая правда. Но у меня нет неоспоримых прав на Маразова. Ты моя жена. Повернись ко мне.
– Пусти меня, тогда повернусь.
– Тата… – прошептал Александр, – можешь не поворачиваться. Я обойдусь. – Он продолжал прижиматься к ней. – Но я не отпущу тебя, пока не получу своего. Пока ты не согреешь меня внутри и снаружи.
Они долго любили друг друга. Потом Татьяна приготовила ему на завтрак двенадцать картофельных оладий и, пока он жадно ел, сидела на одеяле рядом с ним, в розовом рассвете, наслаждаясь солнышком и не сводя глаз с Александра.
– Что?
– Ничего, – улыбнулась она. – Ты всегда голодный. Как только пережил эту зиму?
– Как я пережил эту зиму?!
Она отдала ему свою порцию оладий. Он протестовал, но не слишком долго, особенно когда она подвинулась к нему и стала кормить, по-прежнему глядя в глаза и чувствуя, как тает.
– Что, Таня? – повторил он, беря с вилки последний кусочек. – Я сделал что-то такое, что пришлось тебе по вкусу?
Краснея и качая головой, она тихо, возбужденно вскрикнула и поцеловала в щетинистую щеку.
– Пойдем, муженек. Давай побреем тебя.
Брея его, она приговаривала:
– Вот так, вот так… Кстати, я говорила тебе, что Аксинья завтра утром предложила истопить баню и постоять у двери, чтобы никто не вошел?
– Говорила, – без особого энтузиазма отозвался Александр, – но, сама знаешь, она вызвалась постоять у двери, чтобы нас подслушивать.
– В таком случае придется вести себя потише, верно? – заметила Татьяна, вытирая мыло с его гладкой щеки.
– Мне?! Мне придется вести себя потише?
Татьяна снова вспыхнула, и он улыбнулся.
– Что мы будем сегодня делать? – спросила она, добривая мужа. – Нужно бы собрать ягод, тогда я испеку пирог.
– Стоило бы. Но сначала я затащу это бревно в воду, чтобы было где сидеть и чистить зубы, а потом нужно сколотить стол: нужно же где-то чистить рыбу! К тому же ты собираешься идти шить подарки. Я не стану злиться.
– Я вернусь часа через два, – пообещала она.
– Буду счастлив.
– Это твоя обязанность.
– У меня только одна работа здесь, в Лазареве, – сообщил Александр, хватая ее за талию. – Любить мою красавицу жену.
Татьяна едва не застонала.
– Одни только разговоры, а дела никакого…
– How my English?[11] – спросила она.
– It’s good[12], – ответил Александр.
Поздним утром они бродили по лесу в нескольких километрах от дома, собирая чернику в ведра. Сначала они договорились беседовать только по-английски, но Татьяна схитрила и перешла на русский:
– Я читаю куда лучше, чем говорю. Правда, Джон Стюарт Милль для меня теперь нечитабелен, а не просто неразборчив.
– Тонкое различие, – ухмыльнулся Александр, срывая парочку грибов. – Таня, это можно есть?
Татьяна, выхватив грибы и бросив на землю, кивнула:
– Да. Но только один раз.
Александр рассмеялся.
– Нужно научить тебя собирать грибы, Шурочка. Нельзя вот так вырывать их из земли.
– А мне следует научить тебя говорить по-английски, Танечка, – парировал Александр.
– This is ту young husband, Alexander Barrington[13], – немедленно ответила Татьяна.
Александр прищурился от удовольствия:
– This is my young wife, Tatiana Metanova[14].
Он поцеловал ее в макушку и продолжал по-русски:
– Танечка, а теперь скажи то, чему я тебя научил.
Татьянино лицо мигом залилось помидорным румянцем.
– Нет, – твердо сказала она по-английски, – ни за что.
– Пожалуйста.
– Нет. Ищи ягоды.
Они так и не перешли на русский. Но Татьяна видела, что Александр потерял всякий интерес к ягодам.
– А позже? Скажешь позже!
– Никогда, – храбро стояла на своем Татьяна, но при этом не смотрела на мужа.
Александр привлек ее к себе:
– Позже я настою, чтобы ты говорила в постели только по-английски.
Слегка отстранившись, Татьяна возразила:
– Хорошо, что я не понимаю, что ты мне говоришь.
– Сейчас покажу, – пообещал он, поставив ведро.
– Позже, позже, – уступила она. – А сейчас бери корзину и собирай ягоды.
– Не корзину, а ведро, – поправил он. – Ну же, Таня. Скажи. Твоя застенчивость разжигает во мне желание. Скажи…
Татьяна, едва дыша, пролепетала:
– Хорошо. Бери ведро. Пойдем домой. Я обещаю попрактиковаться в любви с тобой.
– Заняться любовью, Тата, заняться любовью, – засмеялся Александр.
Как медленно тянулся этот ослепительный мирный летний день! Александр распиливал дерево на короткие поленья. Татьяна не отходила от него.
– Ну что? – спросил он, почувствовав очередной толчок под ребра. – Что, моя маленькая тень? Дай мне докончить, иначе не на чем будет сидеть.
– Хочешь поиграть?
– Нет. Нужно сделать скамью.
– Мы можем поиграть в «Александр говорит», – призывно улыбнулась она.
– Позже.
– Как насчет войны? Или пряток?
– Позже.
– Ага, боишься снова проиграть, – подначила она.
– Ах ты…
– Может, хочешь… порезвиться?
Александр поднял брови. Татьяна смущенно шмыгнула носом.
– Я имела в виду… в воде. Хочу встать тебе на руки, чтобы ты поднял меня над головой…
– Только если потом я швырну тебя в воду.
– Теперь это так называется? Ладно, договорились.
Смеясь и не отпуская ее, Александр покачал головой:
– Потом. Мы обязательно сделаем это, и не один раз, но пока что нужно распилить чертово бревно.
Татьяна немного помолчала.
– Не хочешь показать, как отжимаются военные? Пятьдесят раз подряд?