Она решила поменять тему, пусть даже это и означало попросить о новом одолжении.
— Мне бы помогло… — Она сжала руки на коленях. — Ну, если ты правда хочешь помочь, мне бы помогло, если я смогла бы пользоваться компьютером. Фриланс меня очень поддерживал, просто я не успевала сбежать в библиотеку с других работ. В половине случаев я недостаточно быстро отвечала на сообщения и узнавала, что работу уже предложили кому‑то другому.
Он замешкался, но кивнул.
— Я куплю тебе ноутбук.
— В качестве займа. Пожалуйста.
Ничего не ответив, он полез в карман — но не за мобильным телефоном, а за листочками, которые дала ему Джоли.
— Не читай их!
— Но почему?
— Потому что я не хочу ничего знать о твоей реакции.
— А какой реакции ты ждешь? Она же сказала, что все хорошо, разве нет?
— Я писала это, когда между нами было все по‑другому. Я не хочу, не хочу видеть твою реакцию. Отложи их.
— Когда мы познакомились, я подумал, что ты не похожа ни на кого в моей жизни. — Он сложил листы и убрал их обратно в карман. — И я все еще не понимаю тебя.
— Неужели непонятно, что я защищаю себя? Боюсь, что статья покажется тебе слишком льстивой. Ты снова увидишь, какой впечатлительной наивной девочкой я была, и посмеешься надо мной. И если ты хочешь этого, то давай. Читай.
— Могу я тебе кое‑что предложить? Твой отец умер. Тебе больше не нужно принижать себя.
Хороший совет, но все равно это будет унижением. Он поймет, как много значил для нее, и может даже догадаться, как много значит до сих пор. И это сделает еще более невыносимым прервавшийся поцелуй в примерочной. Может быть, он и заслуживает знать, как ей стыдно, но она не была готова признаться, что все еще наполовину любит мужчину, которому никогда не было до нее никакого дела.
— Поэтому твой отец отказался публиковать это? Он думал, ты субъективна?
— Сомневаюсь, что он вообще это читал.
Они пересекли мост и уже приближались к городскому ландшафту.
— Ты должна была рассказать мне, как все плохо.
— Это не важно. — Его слова почему‑то причиняли боль. Может быть, потому, что они сказаны слишком поздно и звучали без особых эмоций. А может быть, она злилась на себя, что не рассказала раньше. — Ничего уже не изменишь. Я справилась с этим.
Он недоверчиво поднял брови.
— Вот почему я начинала заново именно так. Да, сложный путь, но я не хотела ничего из своего прошлого. Ничего, что связывало бы меня с ним. Поэтому я таскала с собой свидетельство о браке. Так я могла хотя бы делать вид, что ношу не его фамилию.
Тревис никак не мог сосредоточиться на работе; он постоянно отвлекался от экрана — и совсем не для того, чтобы полюбоваться на открывающийся вид.
По дороге домой Тревис купил новый ноутбук, который переодевшаяся в колготки и длинный свитер Имоджен забрала с собой на диван. Имоджен немного поерзала, прежде чем расслабиться на диване с мягким вздохом, отозвавшимся у него в сердце.
На колготки она надела белые мягкие носки, которые так и хотелось потискать, словно мягкую игрушку; Тревис с трудом сопротивлялся желанию наброситься на нее, вырвать ноутбук из ее рук и заняться сексом.
У него до сих пор не прошел туман в голове от поцелуя, а кольца и статья в кармане только усилили его. Он вновь и вновь возвращался мыслями к той ночи накануне свадьбы, когда они остановились у ее дома и отправили водителя покурить. Он запустил руку ей под юбку, а Имоджен дрожала от самого восхитительного оргазма, который он наблюдал в своей жизни. Одежда перекосилась, она покрывалась потом, ей не хватало воздуха, а в глазах пылало желание.
В тот момент он был готов на все. На все. С огромным трудом он удержал себя от того, чтобы овладеть ею прямо в машине, и сквозь сжатые зубы выдавил:
— Пригласи меня к себе.
По ее лицу промелькнула едва заметная боль, она прикусила нижнюю губу и опустила глаза.
— Если хочешь.
Они сидели вплотную друг к другу, воздух между ними был заряжен интимностью. Каждая деталь, каждый вздох остались в его памяти, хотя за последние годы он старался не возвращаться к этому воспоминанию. Было гораздо надежнее думать о ней как о первоклассном манипуляторе.
— А ты?
Она придвинулась ближе, чтобы коснуться его губами. Ему так хотелось большего, хотелось доводить ее разгоряченное тело ласками до изнеможения.
— Хочу. — В ее голосе слышалось желание. — Но я думала отложить это до замужества. До мужчины, который… — Имоджен спрятала лицо у него на груди, и он не расслышал продолжения.
Мужчины, который — что? Полюбит ее? Тревис чувствовал себя хозяином, когда клал руку на самые интимные ее места. Иногда он сомневался в ее девственности, но в такие моменты ему казалось, что Имоджен никого не подпускала так близко к себе.
Продолжая заигрывать с ней, он не рассматривал ее девственность как награду — в отличие от ревности, при мысли о том, что она будет с другим мужчиной. Он хотел сделать ее своей — и не только в физическом плане.
Она положила голову ему на руку и посмотрела на него с покорностью и печалью в дрожащей улыбке.
Той ночью он мог настоять на своем, лишить ее девственности и не обменивать ее на кольца. Но Имоджен пожалела бы об этом. Почувствовала бы себя дешевкой, подстилкой на день для Тревиса Сандерса, если бы отдалась до того, как между ними появилась прочная связь.
Тогда его это не устраивало. И он сделал ей предложение выйти за него замуж на следующий же день. Всю ночь он провел за составлением брачного контракта — тогда ему казалось, что он проявил деликатность.
— Вот. — Ее голос вернул Тревиса в реальность офиса, где очередное оповещение уведомило о письме.
Весь последний час Имоджен отправляла ему файлы, ссылки и контакты, а сейчас стояла в дверях кабинета и осматривала его. Эту комнату он использовал редко. Настоящий офис находился в нескольких кварталах отсюда, и Тревис проводил там столько времени, что дома предпочитал расслабляться.
— Ты читал? — Имоджен заметила смятые бумаги на столе.
— Нет. — Он был не в силах сказать правду и обсуждать свои чувства по этому поводу. Лучше перевести тему. — Я общался с юристом. Он сказал, что в списке есть несколько пунктов собственности, за которые ты не должна расплачиваться.
Она поморщилась.
— Да, я должна была нанять юриста, но не перевесила бы его плата то, что он мне сэкономит?
— Увидим. Он готовит тебе на подпись доверенность, в которой ты передаешь его офису право заниматься наследством твоего отца.
— Хорошо. Хочешь, чтобы приготовила что‑нибудь на ужин?
Его что‑то грызло изнутри, но определенно не голод.
«Было бы здорово чувствовать с кем‑то связь без боли».
Разве нет?
— Мы пойдем в ресторан.
— Зачем?
Неужели он не мог позвать ее на ужин без того, чтобы она вспомнила что‑то из прошлого? У него действительно имелись скрытые мотивы, и все‑таки вопрос показался некстати. Его утомляло это постоянное ковыряние шрамов, которые уже должны зарасти. Особенно из‑за болезненных уколов и ядовитых выпадов, которые это все сопровождали. Почему нельзя просто идти вперед?
— Мы же делаем вид, что наша пара снова вместе. По крайней мере, если верить прессе, у нас с тобой новая попытка.
— О, ну удачи!
— Для меня действительно важна картинка, это часть моей личности. Оглянись. Я капитан чистого корабля. Одной из причин, почему мы уехали утром, было то, что за это время горничная протерла мебель и прибрала игрушки. Дети наводят беспорядок, и все, что в моих силах — дождаться, пока они уедут, чтобы снова все убрать.
— Ты что, гиперчистюля? А я‑то думала, ты идеален.
— Хуже. Я перфекционист.
Она на секунду оживилась, но озорная улыбка исчезла с такой же скоростью, как и появилась, и она опустила глаза. Почему? Потому что не была идеальной? Как и он, увы.
— Это мой самый большой недостаток, но я честен. Мама все детство вытирала мне лицо и руки, приглаживала волосы и поправляла галстук.
Имоджен подавила улыбку.
— Хотелось бы посмотреть на фотографию. Пожалуйста, скажи, что это была бабочка.
— Я был таким же аккуратным, как и она. В старшей школе отец сказал, что за каждую хорошую оценку будет давать мне доллар, но моя успеваемость не стала блестящей. Зачем тебе стопка ветхих банкнот, когда уже есть свеженький Бен Франклин?
— Есть и более простые пути к пустому кошельку, можешь спросить у эксперта.
Как же она любит сбивать его с прямой дорожки и затягивать в хаос. Он заставил себя сконцентрироваться на том, что хотел рассказать.
— Я был лучшим легкоатлетом в школе, руководил переговорной командой, играл на саксофоне и организовал ремонтные работы в доме престарелых после того, как его разрушил ураган.
— И встречался с лучшей чирлидершей? — Точная догадка, но он не собирался подтверждать ее.
— По выходным я работал в офисе отца и помогал с контрактами по передаче прав собственности. Ты не имеешь права пропустить хоть одну запятую в них. Два года подряд меня выбирали лучшим учеником. Моя жизнь была безупречной, насколько вообще возможно, меня ожидало блестящее будущее.
Он сглотнул, приближаясь к самой сложной части.
— А потом у матери случилась интрижка. Она разбила сердце отца и оставила меня с клубком слухов, как раз когда я заканчивал старшую школу. Отец едва не потерял бизнес, а мне пришлось отказаться от всех дополнительных занятий, чтобы помогать ему.
Имоджен перестала улыбаться и с сочувствием посмотрела на него.
— Болезнь?
— Алкоголь.
— Мне так жаль.
Ему не нужна ее жалость, это не терапевтическая сессия. Он просто объясняет.
— Оценки ухудшились, меня дважды выгоняли из школы за драки. Я ненавижу сплетни и желтую прессу, Имоджен. И еще больше ненавижу разбираться с последствиями. Чтобы этого не случилось, я предпочитаю контролировать себя и все вокруг.
— Я заметила это. Ты никому не раскрываешь карты, что позволяет тебе всегда быть впереди на один ход.