Неужели мне следует… готовиться к худшему? От одной мысли об этом у меня перехватывает дыхание. Я не могу. Я просто не могу. Если что-то случится с моим ребенком или с Аехако, это разобьет мне сердце. Я прошла через многое, но даже я не в силах вынести столь много. Я должна увидеть Мэйлак и попросить ее сказать мне, в чем беда, но сама мысль о том, чтобы узнать эти ответы, пугает меня еще больше.
Я не хочу знать. Если, избегая ее, я могу отложить неизбежное, то буду прятаться в этой идиотской пещере в течение следующих нескольких дней и умолять Аехако забрать меня домой как можно скорее. Я не справлюсь с дурными новостями о моем ребенке. Я не смогу.
Я кладу руки на живот и легонько его обхватываю, испуганная настолько, что не могу даже плакать. Под моими руками малыш пинает мой мочевой пузырь и крутится, а я никогда в жизни не была так рада тому, что мне хочется писать.
***
В какой-то момент я, должно быть, уснула, потому что просыпаюсь, когда Аехако залезает в одеяла рядом со мной, а огонь уже погас. В пещере холодно, и он кладет руки на мое теплое тело, растирая ими мои обнаженные руки.
— Я думал, ты придешь за мной, когда пойдешь к целительнице, — бормочет Аехако мне в ухо, сзади обнимая мое тело своим бόльшим. — Что она тебе сказала?
Я слышу боль в его голосе. Он думает, что я бы пошла без него? Он даже и не осознает, что здесь я прячусь от всего мира.
— Я еще с ней не виделась. Схожу утром.
Он наклоняется и целует меня в щеку, крепко прижимая меня к своей груди.
— Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?
«Вот ты и скажи мне!», — мне хочется прокричать. Но я этого не делаю. Я не могу злиться на него. Раз он говорил с Роканом у меня за спиной, то только потому, что он боится меня расстроить. Он хочет попробовать «исправить» все, что может, не вызывая моих подозрений. Это так мило, и из-за этого я люблю его еще больше.
Я для него все, так же, как и он все для меня. Он… и этот малыш.
Я переворачиваюсь и смотрю ему в глаза, изучаю его красивые, широкие черты лица. Он не выглядит безутешным или напряженным — по крайней мере, не больше, чем обычно. Он пытается скрыть от меня, чтобы это ни было? Мое сердце сжимается от силы моей любви к нему. Понятия не имею, как мне удалось оказаться здесь, в стольких планетах вдали от своей собственной, и приземлиться в объятиях этого мужчины, но я буду вечно за это благодарна.
Что бы ни случилось в будущем, мы переживем это вместе.
Я обхватываю его лицо ладонями и страстно целую в губы.
Аехако испускает стон, удивленный моей инициативе. Он проводит языком внутри моего рта, бугорки его языка посылают возбуждающий трепет по всему моему телу. Его хвост оборачивается вокруг моей лодыжки, и своими большими руками он скользит по моим ягодицам, разминая мои мышцы.
— Встань на колени, моя красивая пара, — шепчет он между поцелуями. — Дай своему мужчине позаботится о тебе.
— Да, — шепчу я в ответ. Я хочу этого. Хочу, чтобы он позаботился обо мне. Мне это необходимо. Его прикосновения как наркотик, и хочу, чтобы он спиралью пронзил меня насквозь. Я жадно прикусываю его нижнюю губу, а затем поворачиваюсь, встав на четвереньки. По мере того, как у меня округлялся живот, эта стала нашей предпочтительной позицией, и как только я кладу ладони на одеяло, то прихожу в волнение и чертовски завожусь. Пожалуй, Марлен не единственная, кого в последнее время терзает ненасытная потребность.
— Обожаю, какая ты жаждущая ласк, — бормочет он, стягивая мои кожаные леггинсы и задирая вверх мою тунику, чтоб обнажить меня.
Я — жаждущая ласк? Ну, наверное, так оно и есть. Я жажду соединиться со своей парой. Жажду почувствовать его прикосновения. Жажду, чтобы он заставил меня забыть обо всех моих тревогах.
Слабый вздох срывается с моих губ, когда он сзади скользит своей горячей, ноющей длиной сквозь мои складки. Я уже промокла, но это эротическое прикосновение делает меня еще влажнее. Я люблю, как его гребни пронзают мою киску, люблю, насколько он большой, насколько грубовато он проникает в меня, растягивая мои складочки. Я наклоняюсь вперед еще немного, прижимаясь щекой к шкурам и выгибая спину.
— Очень красиво, — шепчет Аехако, легонько проводя пальцами вверх и вниз по моим бедрам и ягодицам. От этих прикосновений всю меня бросает в легкую дрожь, мои соски напрягаются. Как хорошо! Откуда он всегда знает, как сделать, чтобы было так хорошо?
И вдруг он врезается внутрь меня, такой большой и толстый, что я не в силах подавить стон удовольствия. Он рычит, погружаясь еще глубже, его руки крепко удерживают мои бедра, и я знаю, что меня ждет, но я все ровно не совсем готова к тому, что его шпора входит в мой задний вход, навязывая остроту ощущений самым изысканным и восхитительно неестественным образом. Это не должно быть настолько потрясающе, но занятия любовью вот таким способом заставляют меня аж обезуметь от желания.
— Двигайся, — шепчу я, цепляясь пальцами в шкуры. — Пожалуйста, пожалуйста, двигайся.
Он делает, как я прошу, медленно отступая, а в следующий миг его бедра врезаются в мои. Его шпора снова вторгается в меня, и это лишь все усиливает в полную мощь. Я задыхаюсь при каждом толчке, хнычу каждый раз, когда он отступает, и в течение нескольких минут пальцы у меня на ногах загибаются, и чувствую, как мои икры напрягаются с наступлением оргазма.
— Пожалуйста, — снова говорю я, задыхаясь, и то, как он на выдохе произносит мое имя, сильно воздействует на меня. Содрогания начинаются где-то глубоко в моем чреве, а уже в следующую секунду я кончаю, все мое существо сжимается в диком, невероятном освобождении, которое захватывает меня своей изысканностью, и в каком-то смысле это как раз то, что мне нужно.
Аехако толкается в меня, его движения осторожны и точны до тех пор, пока я не сжимаю его, после чего его дыхания сбивается, и он тоже кончает, и его освобождение заставляет наши тела двигаться вместе в то время, как он толкается глубже. Я стону еще один последний раз, после чего он накрывает меня, его разгоряченная кожа прижимается к моей, ну а потом он падает в шкуры, его руки стиснуты, когда он тянет меня за собой.
Я извиваюсь, лежа с ним на одеялах, потому что его шпора по-прежнему погружена во мне сзади, а это… совсем не те ощущения, которые легко игнорировать. Теперь, когда он пресыщен и расслаблен, возможно мне удастся заставить его рассказать мне, что происходит.
— Ну… — тихо начинаю я. — Ты ничего не хочешь мне сказать?
Часть 6
АЕХАКО
Я прижимаю свои бедра к ягодицам моей пары, наслаждаясь ощущением моего члена — и кончика шпоры — погруженных в ее тело. Даже после нескольких оборотов луны стремление к спариванию, которое принес нам этот резонанс, не ослабевает. Я вижу, как она взмахивает гривой, и у меня встает. Она смотрит на меня сквозь ресницы, и у меня встает. Она храпит и сует ко мне свои холодные ноги… у меня встает.
Воистину, я счастливейший из мужчин.
Поэтому, когда она похлопывает по руке, и я обвиваю ее талию? У меня встает. Я наклоняюсь поближе и касаюсь губами изгиба ее маленького ушка.
— Ну, ты ничего не хочешь мне сказать? — спрашивает Кайра.
Я стараюсь думать, но это практически невозможно, когда горячее сжатие ее тела удерживает мой член.
— Я… люблю тебя? — люди любят частенько слышать слово «любовь», поэтому я стараюсь говорить его Кайре много раз за день. Но иногда из-за комплекта она не в духе, и ей нужно слышать его еще чаще. Однако задумавшись на мгновение, я добавляю: — Ты сегодня очень красивая?
Шлепнув меня по руке, она выкручивается из моих рук. Мой член теряет тепло ее тела, после чего, покинув меня в одеялах, она хватает другие шкуры, словно собирается устроить гнездышко для самой себя.
— Ты невыносим. Просто скажи мне уже!
Я в замешательстве сажусь.
— Сказать тебе что?
Кайра встречается со мной взглядом и, к моему удивлению, она выглядит так, будто вот-вот заплачет.
— Не поступай так со мной, Аехако. Скажи, что не так с ребенком.
У меня сжимается сердце. Сбывается мой худший кошмар.
— Что не так с нашим комплектом?
— Это ты мне скажи! — она начинает бурно рыдать. — Хватит секретов! Ты не можешь ничего скрывать от беременной женщины!
— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, Печальные Глаза. — Я бросаю в сторону одеяло и, подойдя к ней, пытаюсь обнять, не обращая внимания на ее слабые шлепки. — Выкладывай, что не так с нашим комплектом. Ты почувствовала что-то неладное? Шевельнулось что-то, что не должно двигаться? — меня охватывает новое беспокойство. — Я ударил его головкой своего члена?
Иногда, когда я наклоняю ее бедра вперед, я вхожу настолько глубоко, что волнуюсь насчет этого, даже если это не может быть правдой. Если только…
С ее губ срывается какое-то полуфырканье-полувсхлипывание.
— Не смеши меня! Я злюсь на тебя!
Ее маленький кулачок врезается мне в грудь.
Мне хотелось испытать освобождение, и я не ударил своего сына — или дочь — своим членом, однако она продолжает рыдать, и мое бешено колотящееся, испуганное сердце никак не замедляется.
— Кайра, сейчас я совсем запутался.
— Ты же говорил, что расскажешь мне, если с ребенком будут проблемы, но я застала тебя за разговором с Роканом и вы тут же поменяли тему, а выражение лиц у вас было такое…
— Какое такое выражение? — бормочу я.
— Виноватое!
У меня виноватое выражение лица? Нет, погоди. Какое это имеет отношение к моему брату?
— С нашим комплектом что-то не так? — спрашиваю я еще раз, пытаясь сохранить терпение.
— Ты разговаривал с Роканом о снах, — рыдает она, вытирая щеки. — Рассказывай. Что означают эти сны?
Я тупо пялюсь на нее. Я до сих пор не понимаю, о чем она говорит.
Глядя мне в лицо, она продолжает.
— Сесса сказал, что ты говорил с Роканом о снах. Ты мне говорил, что твои сны не такие, как у него! Что ты не обладаешь чувством знания!