Медовый месяц с чужой женой — страница 14 из 47

— Теперь тебя буду трахать только я! Поняла, грязная сучка?

Я как-то улучила момент и, сунув Вите в рот яйцо, которое так и оставалось в моей руке, отпрянула. Виктор судорожно вдохнул и, поперхнувшись, схватился за горло. Зато моё отпустил, и, не тратя времени, я скинула остатки туфель и бросилась туда, где только что звучали выстрелы. Не знаю, что меня гнало вперёд, мысли разлетелись, и лишь сердце болезненно билось о рёбра. Расталкивая людей, я неслась так быстро, как только могла, и на полном ходу налетела на мужчину. Хотела вырваться и бежать туда, где пылал огонь, но услышала знакомый голос:

— Поля…

— Макс! — едва сдерживая рыдания, я вцепилась в плечи мужчины. Осмотрела его тёмный пахнущий дымом пиджак в поисках пятен крови: — Ты жив? Ты действительно жив? Не ранен?

— Сгорел немного, — выдохнул он и сильно сжал меня в объятиях.

Глава 23. Макс

Понимал, что не могу ее отпустить. Знал, что ввязался в это по звенящие яйца. Я пойду до конца, даже если по итогу от меня останется только пепел. Да мне пофиг.

Диме приказал присматривать за девушкой, а сам поплелся к машине. Ничего сегодня уже не хочу, поедем домой.

Спать.

Напьюсь снова, чтобы ничего не помнить, не желать женской ласки и не осознавать, что я — озверевший конченный придурок. Как же все затрахало.

Я даже не знал, нужна ли мне теперь месть. Не так, не такой ценой. А если Поля этого Буратинку действительно любит, а я влез, как настоящий монстр, и разбил семью? Сердцу ведь не прикажешь. Я же смог любить сучку Карину столько лет?

Но что-то не складывалось. Эта быстрая оплата Полиных долгов, больная мать да и роспись в городе Греха. Где я ошибся? Где просчитался?

Присев на капот, стал ждать. Крис стоял рядом и рассказывал мне о новом спортсмене в нашем клубе. Я только кивал и кивал, совсем не слушая. Мысли все были сфокусированы на Поле. Я ведь ломаю ее жизнь, как мерзкий кукловод, и мне до жути, до острого желания обладать ею, нравилось то, что происходит. Хождение по тонкому льду, эти взрывы, гнев. Даже ее ядреный язык. Ох, мать вашу!

Когда я заметил в толпе высокую фигуру Димыча, стал всматриваться в другие лица, пока не нашел и ее бледное лицо в обрамлении волнистых светлых волос. Поля шла к машине, понуро опустив голову. Она застыла в нескольких десятках метров и посмотрела в ночное небо, что раскрашивалось огнями города. Показалось, что девушка горько улыбается, и я словил себя на мысли, что нахрен выбросил бы все и просто прогулялся бы по тихим улочкам, показал бы ей красивые места, держал бы за руку… Идиот, да.

Вот же влип… Нельзя подпускать близко. Я Карине тоже всего себя отдавал, а она…

Я сжал кулаки, сделал осторожный шаг вперед, соглашаясь на свою дурную голову играть дальше. Выдохнув сомнения, почти приблизился к Поле, когда черная фигура вышла девушке наперерез и попыталась ее утащить в толпу. Позади раздался возглас Криса, и меня оглушил взрыв. Горячая волна окатила спину, я неосознанно прыгнул вперед, накрывая собой девушку.

— Ты горишь! — закричала Поля по-русски.

Нас перевернуло, закрутило, а потом она выскользнула из моих рук. Нескольких нападающих я растолкал сам, двоих уложил Дима из пистолета, и только потом я обернулся на машину и увидел горящее в стороне тело Криса. Сука, вашу… Все это не просто так, но, клянусь, каждый заплатит свою цену.

— Дима, найди ее! — закричал я охраннику. Он на ходу вызывал подмогу и прикрывал меня собой. — Да отцепись от меня! Полю ищи! — гаркнув на него, я метнулся в толпу.

Совсем страх потерял, от гнева сдавило голову, руки отталкивали от себя зевак, а рот испускал только отборные английские маты. Я звал ее по имени, но голос совсем сел, пришлось мотаться из стороны в сторону и надеяться, что не опоздал. Я искал, нервничал, задыхался, будто потерял что-то важное. А потом девушка сама скользнула мне в руки и стала меня ощупывать, проверять, отчего я откровенно поплыл.

— Ты жив? — говорила она и перебирала пальчиками по коже. Трогала лицо, глаза, губы. — Ты действительно жив? Не ранен?

— Сгорел немного, — знала бы она, что от меня живого места не осталось после ее игр. Кровь давно стала ядом, и я натурально свихнулся от мести, адреналин подливал огня и затапливал глаза тьмой.

Мы обнимались с Полей, пока Дима вызывал подмогу. Машину подогнали через несколько минут, мы быстро забрались в салон, и девушка больше не брыкалась, не отлипала от меня, что приятно грело мое черствое сердце. Хотя я не растекся лужицей и не собирался подпускать девчонку в душу. Знаю я эти моменты стресса — нет в них правды, только сочувствие, желание помочь другому человеку. И за кого она сейчас больше боялась: за меня, что издевался над ней, или за себя, просто потому что осталась бы одна в большом городе? Но язык больше не поворачивался называть ее шлюхой. Никогда…

Я заправил за ухо прядь мягких волос, стер ужасную помаду с губ, что размазалась в сторону, будто Поля целовалась в попыхах, и, ломая родной язык, чтобы притвориться иностранцем, сказал:

— Волновалась, дурочка?

— Знаешь русский? — странная смесь настороженности и надежды зазвенела в её голосе.

Я всматривался, искал ниточки доверия, но все-таки перешел на английский и пояснил:

— Пару слов, а так — со словарем, — и попытался улыбнуться. Потеря Криса больно ранила, но я не хотел показывать слабость. — Поехали отмываться?

— Хорошо, — улыбнулась она и по-русски добавила: — Я так рада, что ты жив. Чуть сердце не выпрыгнуло, как муж сказал, что ты мёртв… Я свихнулась, не иначе. Стокгольмский синдром во всей красе! — и, неожиданно прижавшись к моей груди лбом, тихо рассмеялась: — О! Спасибо за то яйцо, — её истеричный смех оборвался, и Поля прошипела совсем тихо, но с яростью: — Надеюсь, Витя получил оргазм.

Будто истратив на этот выброс злости последние силы, Поля медленно отстранилась и, кусая губы, посмотрела в окно. Обхватила себя руками и, дрожа, тихонечко всхлипнула. Не глядя на меня, она тихо спросила:

— Макс… Ты… Ещё хочешь?

Глава 24. Поля

Честенер превратился в камень, сильно сжал мои плечи и уткнулся лбом в ключицу. Мягкие темные волосы защекотали скулы, горячие губы коснулись обнаженной кожи, а тяжелое дыхание вплелось в волосы.

— Просто помолчи, — проговорил мужчина: натужно и с хрипом. Он запутал пальцы в моих локонах и, потянув меня немного на себя, глубоко вдохнул, будто пытался запомнить мой запах, а потом Макс резко дернулся. — Так это тварь Дорогов устроил? — он словно очнулся, и, немного отстранившись, уточнил: — Ты его видела?

Я ощутила лёгкий неприятный укол: вот предложила же себя! Да, это было не потому, что я хочу Максимилиана, хотя он очень красив, а потому, что ненавижу Виктора и хочу ему отомстить, но… Как мог тот, кто добивался меня всё это время, — рьяно и упорно, — думать в этот момент не обо мне?

— Ты хочешь его или меня? — губы говорили то, что я никогда бы сама не произнесла. Боже, что я творю? Это наверняка за меня говорит нервный стресс. Я очутилась на пороге смерти и увидела там Виктора, а Макс, он… всего лишь месть. Но сейчас, глядя в его ледяные глаза, я понимала, что мужчина смотрит сквозь меня. Да, я обиделась. — Ну имей его, как хочешь. А у меня минет больше не проси!

И прикусила язык: я почти предложила себя. Какой стыд! Романова, какое «почти»? Ты это и сделала. Спросила, хочет ли он ещё тебя, и, когда он ответил не так, как ты хотела, разозлилась.

Я смотрела на Макса, а он ухмылялся, и мне невероятно сильно хотелось стереть эту ухмылку с его лица. Ударить? Глупо. Охранники и телохранители олигарха не дремлют. И тогда я решилась на то, что наверное будет меня преследовать до конца жизни. Я забралась Максимилиану на колени и, прильнув к его губам, завладела ими безраздельно… хоть и неумело.

Мы притормозили у особняка, когда губы и кожа горели от его ласк. Он ничего не говорил, ничего не требовал. Просто давал то, что я и сама хотела. Целовал до исступления и темноты в глазах.

До двери Макс донес меня на руках, а потом на пороге ванны замер.

— Приводи себя в порядок, Поля, — осторожно поставил меня на пол, слегка скривившись от шороха пайеток. — В шкафу возьми свежий халат и полотенце. Все остальное найдешь на стеклянных полочках, — и спокойно ушел, хотя на его лице все еще плавала странная ухмылка. То ли горькая, то ли безумная.

Я понимала, что не смогу уйти. Слишком много было между нами, слишком сильно мы связаны. И, — что тут сопротивлятся? — Макс нравится мне. Сразу понравился, но… Сначала это были сплошные «но», если бы он не был таким уродом… моральным. Он и не был. Я ощущала загривком, что у него какие-то личные счёты с Дороговым, хоть и не понимала, какие. К тому же, я и сама, когда столкнулась с убийственно-ледяным взглядом Вити и его холодно-пренебрежительным «Он уже мёртв», осознала, что я действительно «кукла». Не только для Честенера, но и для собственного мужа.

А раз я кукла для них, то не лучше ли мне самой выбрать, чьей я буду игрушкой? Не навсегда, разумеется. А лишь на время, которое потребуется, чтобы оградить свою жизнь от притязаний этих двух. А пока… Не могла себе лгать: я хотела, чтобы Макс ласкал меня и дальше, чтобы зашёл так далеко, откуда нет возврата, чтобы одарил меня тем наслаждением, что обещали его мучительные ласки и беспощадные поцелуи. Что гарантировали его светлые глаза и властные слова.

Я смотрела, как он уходит, и понимала, что сегодня стану женщиной. Усмехнулась горько: лучше поздно, чем никогда. Боже, мне уже двадцать с хвостиком, а я всё ещё девственница! Честенер узнает — будет хохотать до утра! У них в Америке принято чтобы девушка лишалась этого «недостатка» до совершеннолетия.

Когда я вышла из душа, Макс стоял, облаченный в белый халат, у высокого окна в гостиной и пялился на ночной город. На столике возле кожаного дивана красиво разложились фрукты, балык, сыр и что-то цветное, нанизанное на шпажки. Теплые свечи колебались от потоков воздуха и распускали по помещению приятный цитрусовый аромат.