У меня не было сил распоряжаться, потому доверился другу, и он тарахтел по телефону и общался с полицией. После удара по голове и распоротой щеки от скулы до виска, неглубоко, но саднило неприятно, я просто упал на сидение в приоткрытом авто, запрокинул голову назад и проговорил:
— Дэм, отвези девушку, куда она захочет, — а потом оглянулся на остатки дома и заулыбался. Ненавижу это барахло, гори оно в аду.
Пелагея нахмурилась, но промолчала. Стало ещё хуже на душе. Как она, должно быть, меня ненавидит.
— Макс, — привлёк внимание Дима. Он протянул немного поцарапанный телефон. — Мы нашли сотовый Бэтти. Тут несколько новых фоток. Просмотрим контакты и вызовы. Может, найдём зацепку и выйдем на заказчика.
— Думаешь, это она взрывчатку пронесла? — насторожился Келл и тряхнул рыжими волосами. — Мы всех проверяем на входе и выходе — невозможно!
— Ну да, — холодно ответил Дима. — Именно поэтому раздался взрыв, да? Фак! Дома не стало! Ты мне ещё будешь ездить, что невозможно, а что возможно?!
— Простите, босс, — пробормотал рыжий.
— Можно посмотреть? — неожиданно заинтересовалась Пелагея. — Нет, предыдущее фото… Да, оно. Приблизьте. Нет, где её очки. Да, вот…
Они с Димой склонились над сотовыми, и мне не понравилось, что лоб моего телохранителя прикоснулся к виску Поли. Она спросила тихо:
— Видите?
— Точно, — сухо ответил Дима.
— Что там? — рыкнул я, и голова чуть не треснула от гула в ушах.
Друг тут же перевернул телефон монитором ко мне. Пелагея сделала шаг и ткнула в фото тонким пальчиком:
— Волосы белые, но это точно Виктор Дорогов.
Я вздрогнул и прижал её к телохранителю тяжёлым взглядом. Поля упрямо сжала челюсти и продолжила:
— Я разговаривала с Бэтти, до трагедии. Она с восторгом рассказывала, что встретила замечательного парня и уже готова идти с ним под венец. — Губы Поли исказила горькая усмешка: — Витя умеет быть очаровательным.
Она резко отвернулась и отошла на несколько шагов. Остановившись, обхватила себя руками и замерла.
— Дэм, поздно уже, поехали в пентхаус, — проговорил я, посматривая на Романову. Ее защищать нужно было от ублюдка Дорогова, а я гнал и унижал. Что делать? Примет ли от меня сейчас помощь или пошлет меня на юХ? — Поля, останешься пока у меня, — я виновато скосил взгляд в сторону, когда она повернулась. — И, как утрясем вопросы безопасности, я лично тебя отвезу домой. Согласна? — я тяжело выбрался из машины и взглядом приказал охранникам удалиться с глаз. Сдавил пальцами переносицу и стер ладонью кровь с лица. Она уже высохла и осыпалась крошкой.
Глава 37. Макс
Мужчины отошли в сторону, оставаясь в поле видимости. Пелагея внимательно проследила за ними, но так и не повернулась ко мне лицом.
— Поль, ты меня слышишь? — я потянулся к ней ладонью, но не коснулся плеча, а сжал кулак в миллиметре, убрал резко руку и встал рядом. — Я предлагаю только защиту. Позволь помочь?
— Мне нужно домой, — вздрагивая, тихо проговорила она. Не глядя на меня, будто боялась вновь поверить, открыться снова, добавила с лёгкой дрожью в голосе: — Моя мама… Она очень больна. Я и так бросила её на три дня… Уже на четыре. — Поля быстро посмотрела исподлобья и добавила: — Я очень боюсь, что Витя сделает что-нибудь плохое. Он оплатил её лечение, а сейчас пытается нас… Меня убить. Боюсь, что он позвонит и прикажет выкинуть её из больницы. И тогда мама умрёт. Я не могу этого допустить.
— Поля, я хоть и идиот, но защитить смогу. Идем, — подал ей руку, в надежде, что не оттолкнет, что позволит хотя бы не остаться ублюдком до конца. — Сейчас в квартиру доберемся, и все твои проблемы решим. Я оплачу лечение, переведу твою маму в лучшую больницу, поставлю охрану. Ну, — я качнул ладонью и заметил, что пальцы подрагивают от волнения. На самых рискованных сделках я был смертельно спокоен, а сейчас…
Она сжала руки и опустила голову. Судорожно выдохнула и очень тихо произнесла:
— Договор.
Меня сильно тряхнуло. Она опять?!
Пелагея вскинула голову и со злостью почти прокричала:
— Мне нужен договор, что ты снова не выбросишь меня! Не обзовёшь подстилкой и не будешь…
— Что, По-ля? — я приблизился и едва не коснулся губами ее волос. Терпкий запах гари влетел в ноздри. Пелагея прыгнула за мной в огонь, ну, дурочка же.
— Больше ничего, — сухо ответила она. — Это всё. Мне нужна небольшая гарантия. Что я человек, которого ты будешь уважать не меньше, чем своих работников, а не жертва для твоего развлечения.
— Моего слова будет достаточно? — я сдерживал улыбку. — Или бумагу подпишем?
Она зажмурилась и прошептала по-русски:
— Боже, что я делаю? Я спятила. Точно.
Распахнула глаза и, глядя на меня серьёзно и обречённо, неожиданно потребовала:
— Просто… поцелуй… меня. Как человека.
— Это такое наказание? — дотронулся до ее щеки и стер полоску сажи.
— Я не имела в виду ничего такого, — вскинулась она. — Ни на что не претендую и понимаю своё место. Ты предлагаешь мне защиту, я ценю это. Поверь. Но… — Поля помялась. — Чтобы поверила я, мне нужно почувствовать. Говорят, поцелуи не лгут. Если ты меня поцелуешь сейчас иначе, чем вчера, я буду считать это печатью нашего договора.
Я подступил еще ближе, но не полез целоваться, мне хотелось другого. Ласково завернул ее в свои объятия и коснулся губами шеи.
— Вчера нужно было треснуть меня сковородкой по голове, же-на, — я тихо засмеялся. — Поехали отдыхать, Поль? — провёл кончиком носа до ушка и, когда она перестала дрожать и задержала дыхание, легко коснулся уголка ее губ. Невесомо, чтобы не пугать, не ломать, не трепать нервы: ни себе, ни ей.
Поля застыла на миг, словно впечатывая в себя этот лёгкий, будто прикосновение крыла бабочки, поцелуй и тепло улыбнулась:
— Поехали, Макс, — улыбка исчезла с её лица, когда она в панике огляделась: — Я потеряла свой паспорт… Выбежала с ним, но после взрыва о документе даже не вспомнила. Нужно его найти! Это же… Я же…
И метнулась к обвалившейся крыше.
— Стой! — прикрикнул я и схватил ее за руку. Поля сжалась, как от удара, а я отшатнулся и приподнял ладони в знак перемирия. — Не нужно искать самой. Для этого есть они, — и показал на охрану.
Глава 38. Поля
Я сидела в машине и, раздираемая сомнениями, косилась на Макса. Голова его перевязана, на лице кровоподтёки, руки в ранах. Меня то трясло от холода, то бросало в жар. Хотелось спросить, как он себя чувствует и одновременно ударить его, сделать больно… Но ему и так плохо. Сердце то и дело замирало и болезненно ёкало. Я не понимала, что со мной происходит.
Обжигающие волны обиды и страха прокатывались по телу: монстр за три дня почти уничтожил меня. Так какого хрена я попросила его себя поцеловать? Свихнулась, не иначе. А что он подумал, когда я это сказала, мне даже представить страшно.
Да, Макс уже два часа не называет меня шлюхой, не угрожает отыметь и не сдирает с меня одежду. Даже пообещал защитить и помочь с мамой. Я боялась поверить. Так отчаянно боялась, что немели кончики пальцев на руках. А вдруг монстр снова со мной играет? Как было уже не раз, показывает морковку, чтобы больнее и неожиданнее ударить плетью?
Я снова задрожала и, обхватив себя руками, посмотрела в окно. Кусая губы, вспоминала, как Макс исполнил мою дикую просьбу. Лучше бы он снова, как много раз, жёстко владел моим ртом, практически насиловал языком… чем это нежное робкое прикосновение. Я вообще не могла представить, что Макс на это способен. А как он обнял меня… Не сжал, как вещь из сексшопа, не смотрел, каким местом меня к себе развернуть, чтобы удовлетворить себя, а мягко, даже обволакивающе, словно укутал в пушистое одеяло.
Нет, Романова! Не смей верить! Макс снова сделает тебе больно, это лишь маска, чтобы отвлечь жертву, расслабить, расположить… И прикинуть, как сделать ещё больнее. Я ощущала себя железом, которое то совали в пламя, то опускали в лёд. Вот только, к сожалению, я не была железной. И понимала, что мне конец. Я не смогу уйти от монстра, он не отпустит.
А если снова прикажет убираться? Нет-нет, даже если так сделает, то наверняка догонит и вернёт. Вспомнила его мягкие слова «Для этого есть они» — люди, которые сделают для босса всё, что скажет. Олигарх достанет меня везде, он сам намекнул, что знает обо мне всё. Честенер такой же, как Виктор? Или другой?
Макс, будто ощутив, какие бури меня раздирают изнутри, неожиданно обнял меня и осторожно потянул к себе, словно приглашая в объятия. И я подалась, прижалась к сильному остро и пряно пахнущему телу, закрыла глаза, смаргивая набежавшие слёзы. Вот что я за дурочка? Я же могла воспользоваться моментом и уйти. Взрыв давал мне фору, но я побежала в горящий дом. Сумасшедшая!
Прижимаясь к мужчине, я осторожно, стараясь, чтобы он не заметил, трогала упругий пресс кончиками пальцев. Мне захотелось исследовать его тело, изучить ту самую татуировку на груди, от которой в страхе отворачивалась, спросить Макса, что она означает. Я сжимала губы, чтобы неосторожные слова не вырвались, да мягко обрисовывала подушечками пальцев отчётливые кубики. Наверное, он много тренируется. Интересно, каким спортом занимается? Намекнул, что плавает… Но этого мало, чтобы держать тело в идеальном состоянии.
Прижалась носом и понюхала его. Мне всегда нравилось, как пахнет мой монстр. Даже в первый день, когда он требовал минет, я осознавала это. Наверное, этот потрясающий запах табака и корицы, который сейчас немного оттенял дым пожара и сладковатый аромат крови, создан для того, чтобы привлекать жертву. Мне хотелось вдыхать его снова и снова, наслаждаться им. Но это яд, наркотик. Нельзя позволять себе растворяться в нём.
Мужчина шумно выдохнул, откинулся затылком на высокое сидение, и по его коже побежали «мурашки».
— По-ля, я не железный, — голос его прозвучал хрипловато и так низко, что отозвался приятной вибрацией у меня в животе. — Если ты продолжишь якобы тайком ласкать меня, то… — Макс осёкся и посмотрел на меня так остро, будто стрелой пронзил: — Пожалуйста, не искушай меня.