Сегодня было уже третье их свидание, а он еще даже не поцеловал ее. Не потому, что не хотел ее, и toe потому, что с ней было скучно, — ему просто очень нравилось быть с Лили. Это для него было очень ново — так привязаться к женщине и душой, и телом.
У Эрика с Лили было так много общего. Оба выросли в роскоши. Она разбиралась в искусстве и литературе и понимала его страсть к актерской игре. Она обладала неотразимым сочетанием красоты и ума, отчужденности и отзывчивости. И, что еще важнее, умела создать атмосферу трезвости, здравого смысла. Это позволяло Эрику отдыхать с ней, а не беспокоиться, чем еще можно ее развлечь.
— Он прелесть, правда? — спросила она, когда отец отошел, чтобы приветствовать других гостей.
— Он бесподобен.
— Большинство разведенных мужчин вручают своих дочерей на попечение экс-женам, но моя мать никогда не пылала материнскими чувствами, и он сам меня вырастил. Очень забавно, но иногда ты мне его напоминаешь.
Эрик достал сигареты, не ответив на ее замечание. Отношение Лили к отцу было ее единственным недостатком, но его восхищала ее дочерняя привязанность.
— Конечно, ты брюнет, а он блондин, — продолжала она, — но оба вы принадлежите к жителям Олимпа.
Она взяла бокал шампанского с подноса проходившего официанта и озорно улыбнулась Эрику:
— Что бы ни было у каждого из вас на уме, вы обладаете какой-то — не знаю, как лучше выразиться, — аурой или чем-то в этом роде.
Она опустила конец указательного пальца в бокал, затем сунула его в рот и пососала.
— Ох, извини, ты мог бы здесь не курить?
Эрик с раздражением огляделся и увидел, что никто, кроме него, не курит. Он вспомнил, что, по слухам, Изабелла очень беспокоится о своем здоровье.
— Выйдем отсюда. Мне нужно покурить.
Она вывела его в отделанное известняком фойе с тыльной стороны дома.
— Ты слишком много куришь.
— Я уйду сразу же, как только разойдутся гости.
— И дело будет сделано.
Она приподняла выразительную бровь. Он улыбнулся. Она никогда не позволяла ему уходить с неприятным осадком — еще одна причина, по которой ему так нравилось видеться с Лили.
Эрик посмотрел на сводчатый потолок.
— Давно твой отец здесь живет?
— Он купил этот дом сразу после того, как они с матерью поженились. Прежде этот дом принадлежал Луису Б. Майеру[10] или Кингу Видору[11]. Никто уже не помнит, кому именно.
— Ты росла в таинственном месте.
— Это уж точно.
Она провела его через кухню, где с отсутствующим видом кивнула прислуге, и вывела Эрика наружу через черный ход. Почва, вся в буйном цветении, шла с заметным наклоном. Вода нежно плескалась в шестиугольном фонтане, облицованном плиткой с желтым и голубым рисунком. Аромат эвкалиптов и роз смешивался с запахом хлора.
— Я хочу тебе кое-что показать, — прошептала Лили, хотя вокруг не было ни души.
Эрик закурил. Она шла впереди него, пританцовывая, вниз по извилистой тропинке, которая тянулась почти параллельно дому. Ее серебристо-белые волосы развевались на ветру, юбка мерно колыхалась вокруг стройных ног. От одного взгляда на нее Эрик чувствовал, как в нем растет возбуждение. Она была красивой, но не хрупкой. И явно не невинной.
Лампы, укрытые в саду, мягко освещали роскошные ветви магнолий и олив, мимо которых они проходили. Наклон тропинки уменьшился, и красная черепичная крыша дома скрылась из глаз. Лили обернулась и взяла его за руку. Они повернули, и глазам их предстал другой дом — миниатюрная копия домика Белоснежки.
Он мягко усмехнулся:
— Глазам своим не верю! Это твое?
— Идеальный игрушечный дом для голливудского ребенка. Папа построил его для меня, когда они с матерью развелись. Думаю, это было мне утешительным призом.
Дом, сошедший со страниц книги сказок, был сделан из дерева и покрыт штукатуркой, сквозь которую местами проступал рисунок кирпичной кладки. Над крышей из имитации соломы возвышалась небольшая труба. Спереди были расположены несколько ромбовидных окон, закрытых деревянными ставнями.
— На окнах обычно стояли горшки с геранью, — сказала Лили, отпуская его руку и подходя к дому. — Мы с отцом вместе сажали ее каждый год.
Лили отодвинула засов на двустворчатой деревянной двери, и она со скрипом отворилась.
— Сейчас большей части той мебели уже нет, и домик используется как склад. Нагнись.
Эрик в последний раз затянулся сигаретой и выбросил ее. Согнувшись, он вошел в дом. Низкий потолок навис над самой головой, хотя сгибаться не было необходимости.
— Дай мне спички.
Он передал их Лили и слушал, как она движется в темноте. Через несколько секунд комната озарилась мерцающим янтарным светом — она зажгла пару свечей на полке миниатюрного камина из тесаного камня.
Удивленный, он покачал головой, озираясь вокруг:
— Не могу поверить, что все это существует.
— Чудесно, правда?
Наклонный потолок игрушечного домика был сделан из балок; в центре комнаты он имел достаточную высоту, чтобы Эрик мог стоять, не сгибаясь, а к стенам понижался. На стенах там и сям висели потускневшие, но все еще яркие фрески — эльфы, феи и лесные обитатели. Художник нарисовал трещины в штукатурке и несколько пятен кирпичной кладки, как будто штукатурка местами отвалилась. Даже банки с химикалиями для бассейна и аккуратно сложенная горка диванных подушек не нарушали очарования этого домика.
— Здесь немного затхло, но папа поддерживает дом в порядке. Он знает, что я его просто убью, если с домиком что-нибудь случится.
Эрик не мог отвести от нее глаз. В бледно-малиновом платье, с серебристо-белыми волосами и прелестными чертами лица, Лили выглядела столь же очаровательно, как персонажи фресок по стенам.
Она достала диванную подушку с верхушки горки и положила ее на пол. Усевшись на нее, Лили прислонилась к остальным.
— Ты слишком большой для этого места. Мальчики, которых я обычно приводила сюда, были немного поменьше.
Он опустился на подушку рядом с ней, опершись на одно колено и ослабив галстук.
— Их было много?
— Только два. Один жил в соседнем доме, и он был скучен. Все, что ему хотелось, — это сдвинуть стулья и сделать из них крепость.
В ее голосе появились хриплые, соблазнительные нотки, очаровавшие его. Он положил ее руку на живот и указательным пальцем нарисовал круг на тыльной стороне ладони.
— А второй?
— Г-м-м. Кажется, его звали Пауло. — Она откинула голову назад, на подушки; глаза ее медленно закрылись. — Его отец был нашим садовником.
— Да?
— Он приходил сюда при любой возможности. — Она передвинула руку на лиф платья и положила кончики пальцев на полную грудь.
У Эрика пересохло во рту, и он знал, что не сможет долго выстоять против нее.
— И чем вы занимались вдвоем?
— Попробуй себе представить.
— Я думаю, — он играл с ее пальцами, — что ты была весьма капризна.
— Мы играли, — у нее перехватило дыхание, когда он медленно погладил ее руку, — в интересные игры.
Наклонившись вперед, он прижался губами к уголку ее рта.
— Какие же?
Маленький, узкий кончик ее языка облизал место, которое он поцеловал.
— Гм… непохожие на игры, в которые играли другие дети.
— Например? — Его палец скользнул по запястью и вверх по руке.
— Я боялась уколов. Пауло сказал мне, что сможет вылечить меня, и мне не придется идти к доктору.
— Мне нравится стиль этого мальца.
— Конечно, я знала, что он делает, но притворялась, что не знаю. — У нее захватило дыхание, когда его рука скользнула вниз по ноге и забралась под платье. — Это было довольно смешно.
— Но и возбуждающе?
— Конечно, возбуждающе.
Он гладил ее ногу через чулки, постепенно перемещаясь выше, пока его пальцы не оказались в небольшой ямке под коленом.
— Я тоже люблю играть в такие игры.
— Да, я знаю.
Он гладил ее бедра; Эрик напрягся от возбуждения, когда добрался до верха чулок и коснулся ее кожи. Ему следовало бы знать, что она не носит колготок — они слишком обыденны для нее.
— И ты до сих пор терпеть не можешь ходить к докторам? — спросил он.
— Это не самое любимое мое занятие.
Он слегка надавил рукой, и она немного раздвинула ноги. Он погладил внутреннюю часть ее бедер — они были теплые и твердые.
— Ну а если заболеешь?
— Я… я почти не болею.
Лили задохнулась, когда его большой палец стал гладить ее через трусики.
— Я не уверен в этом, — сказал он, — ты так горяча.
— Неужели? — еле слышно спросила она.
— Может, у тебя лихорадка? Дай-ка я лучше проверю. — Его палец скользнул между ее ног. Лили тихонько застонала.
— Я так и думал.
— Что?
— У тебя жар.
— Да. — Она извивалась под его возбуждающими прикосновениями.
В свете свечей ее губы раскрылись, и лицо порозовело. Его собственное возбуждение усилилось, когда он увидел, как сладость этой извращенной фантазии разожгла и ее. Женщины для него никогда не значили больше, чем медицинское средство, чем таблетка, которую принимаешь вечером, надеясь, что утром будешь чувствовать себя лучше. Он никогда не заботился об удовлетворении партнерши, только о своем, но сейчас ему хотелось смотреть на обессилевшую под его прикосновениями Лили и понимать, что без ее удовлетворения он не добьется своего.
— Боюсь, мне придется все это снять. Он не встретил сопротивления, стягивая с нее трусики. Сняв их, он приподнялся и через платье коснулся ее груди. Она застонала, и лоб ее покрылся легкими морщинами, как если бы Лили была чем-то огорчена, но она прижималась грудью к его руке, поэтому Эрик не останавливался.
— У тебя так сильно бьется сердце, — сказал он. Лили не ответила.
Он нашел «молнию» на спине и, расстегнув ее, сдвинул вниз платье и снял с нее бюстгальтер. На Лили остались лишь ажурные чулки и бледно-малиновое платье, спущенное до талии; колени подняты, ноги разведены. Он коснулся ее груди и нежно сжал сосок. Глубоко в ее горле зародился животный звук, почти звук страдания, но в то же время она изогнулась под его более интимными ласками, приглашая его к дальнейшим действиям.