Ей осталось набросать последнюю статью. «Паккард 4-48» 1914 года выпуска. Владелец жил в Нью-Джерси и продавал автомобиль, чтобы оплатить учебу дочери в колледже. Ник еще до возвращения в Грецию осмотрел «паккард» и решил, что он может принести до полумиллиона долларов. Он согласился с Дарси в том, что с правильным покупателем этот фаэтон в шестьдесят лошадиных сил может стоить куда дороже, особенно учитывая то, что большинство его деталей были оригинальными. Вот что делало ее статьи в каталоге, который будет разослан потенциальным покупателям заранее, не менее важными, чем фотографии, – вдумчивость и скрупулезный анализ.
Дарси отбросила подушку и встала. Она собиралась поработать над последней статьей.
Когда она уже заканчивала ее и заодно подумывала выпить вторую чашку кофе, раздался двойной звонок. Появление Ника было неожиданным, они планировали встретиться попозже.
Когда она открыла дверь, он быстро оглядел ее сверху донизу:
– Ты одета.
– А ты надеялся на другое.
Он даже не пытался скрыть улыбку:
– Надеялся. Вот почему я не стал звонить заранее.
– Прости, что разочаровала.
– Я разве сказал, что разочарован?
Ник обнял ее и поцеловал. Пока она приходила в себя после этого поцелуя, он произнес:
– Я пришел просить тебя об одолжении.
– Проси, что хочешь.
Он раскрыл глаза:
– Правда?
Дарси играла с огнем, но теперь ей было все равно. Ей хотелось пожара.
– Правда.
В его глазах прыгали чертики.
– Бабушка пригласила нас на кофе. Хочешь пойти?
Внезапное упоминание о йайа обескуражило ее и прогнало сексуальное желание. Она легонько отпихнула Ника:
– Серьезно? Ты за этим пришел?
Его губы изогнулись в улыбке.
– Не только. Но я хочу узнать твой ответ.
Этим утром на Дарси была та самая бирюзовая туника, купленная в Трикале. Вырез в крестьянском стиле затягивался на шнурок. Ник осторожно потянул за его концы и добавил:
– Это для начала.
Дарси подняла брови. Звучало многообещающе.
– А там соберется вся твоя семья? Я просто хочу заранее знать аудиторию, чтобы понимать, каков окажется спектакль.
Он покачал головой:
– Мама с Селеной и ее матерью занимаются какими-то свадебными вопросами. Отец и Петрос сегодня работают. Так что только йайа.
– Я согласна, – медленно произнесла она.
– Мы ненадолго, – обещал Ник. – Потом мы можем подняться на фуникулере на вершину Ликабетуса. Вид оттуда еще лучше, чем с Акрополя.
Ликабетус не был для нее самой желанной достопримечательностью Греции, но вовсе не это заставило ее нахмуриться.
– Ник, насчет твоей бабушки. Она мне очень-очень нравится, но рядом с ней я чувствую себя…
Он поцелуем заставил замолчать ее. Медленным поцелуем, глубоким, сладким. Когда он закончился, они уже были в доме.
– Если тебе поможет мое признание, я чувствую себя так же неуютно из-за этой придумки. Но сейчас все иначе, и это не такая уж и придумка, – сказала она, заглядывая в глаза Ника. – Ведь так?
Это никогда и не было полностью придумкой.
– Верно. Мы могли и не встретиться там и так, как я рассказал родным, но о своих чувствах я не лгал. Ты всегда привлекала меня в физическом плане, но сейчас это гораздо большее. Да?
– Для нас обоих, – согласилась она.
– А это приводит меня к следующему вопросу, – тихо сказал он.
Дарси едва могла дышать, но у нее хватило сил спросить:
– К какому?
Ник потянул за шнурок, пока тот не развязался, открывая соблазнительную линию декольте.
– Могу ли я заняться с тобой любовью?
В ее голове зазвучало праздничное «Аллилуйя!», но она все же уточнила:
– Прямо сейчас?
Он расстегнул пуговичку на ее капри.
– Прямо сейчас. Больше я ждать не могу.
Они приехали в дом бабушки Ника двумя часами позже. Дарси все еще была где-то не здесь после сильнейшего оргазма, который она когда-либо испытывала. В какой-то момент она даже не знала, смеяться ли ей или кричать. Слава богу, она не сделала ни того ни другого. Петь она тоже не стала, хотя композиция U2 Beautiful day долго еще продолжала звучать в ее голове.
Пока Ник парковался, она в третий раз посмотрелась в маленькое зеркальце.
– Ты выглядишь так же, как и пять минут назад. То есть превосходно, – заверил ее Ник.
– Я чувствую себя… какой-то подозрительной, – ответила Дарси. – Как будто твоя бабушка взглянет на меня и тут же узнает, чем мы занимались час назад.
– Не беспокойся. Она, может, и будет подозревать, но ничего не узнает. – Ник подмигнул ей.
– Что-то в тебе изменилось, – произнесла йайа, как только Дарси вошла.
Дарси почувствовала, что ее щеки горят, и бросила на Ника испуганный взгляд.
Он обнял ее за плечи и произнес:
– Греция ей подошла.
– Что-то ей точно подошло, – проницательно уточнила йайа. Потом приглашающе махнула рукой:
– Пойдем. Поедим снаружи. День слишком хорош для того, чтобы сидеть на кухне.
Они последовали за ней на веранду. Дарси устроилась в тени беседки, вдыхая полуденный воздух, наполненный ароматом роз.
– Утром я приготовила кулукария портокалиу, дам тебе рецепт, – подмигнула София Дарси.
– Спасибо.
– Обдумываете свадьбу? – спросила йайа, разливая чай. – Я о свадьбе Селены и Петроса конечно же.
Улыбка пожилой женщины стала лукавой.
– Свадьбы – это всегда чудесно, – неопределенно высказалась Дарси и потянулась за пирогом.
– Какого цвета платье собираешься надеть?
– Я… э-э-э… – Дарси беспомощно взглянула на Ника.
– Она хочет сделать сюрприз.
Йайа чуть нахмурилась, но не удержалась от немного непрошеного совета:
– Тебе лучше выбрать что-то яркое. Не бойся выделяться. Когда я была молодой, я обожала красный. На мне было красное платье в тот вечер, когда дедушка Николаоса увидел меня на танцах. Он сказал, что цвет сразу же привлек его внимание, сначала цвет, потом я. И на каждую нашу годовщину мой Александрос дарил мне красные розы. – Она вздохнула.
– Вы долго были женаты? – спросила Дарси.
– Тридцать семь лет. И двадцать три года назад я его потеряла. Но я чувствую все так, словно это было вчера, словно я все та же девушка, которая предвкушает свою свадьбу. – Она ласково погладила руку Дарси. – А вот теперь мои внуки влюбляются и предвкушают свадьбу.
Влюбленность… Это ли чувство испытывала Дарси? Кажется, это пугающе верное определение. Она украдкой взглянула на Ника, но выражение его лица было трудно понять.
– А ты, йайа! – спросил он. – Что наденешь?
Его губы тронула легкая улыбка. Потому, наверное, решила Дарси, что София всегда носит черное.
Йайа выставила указательный палец и улыбнулась:
– Это будет сюрприз.
И все рассмеялись.
Затем йайа спросила у Дарси:
– Ты была когда-нибудь на греческой свадьбе?
Наконец-то ей задали вопрос, на который она может ответить честно!
– Нет. Никогда, – сказала она.
– Тебе понравится! Жаль, ты не увидишь Селену верхом на ослике, но ничего: потом посмотришь видео.
– На ослике? – Дарси попыталась представить красавицу невесту на смешном длинноухом животном, но образ не клеился.
– Это традиция. Невеста едет в церковь верхом на осле, семья и друзья идут рядом. Символизирует ее переход в новый дом, – объяснил Ник.
– Звучит забавно.
– До тех пор, пока сама не окажешься на осле, – предупредила йайа. – Мой осел был ужасно своенравным и все норовил бежать во всю прыть. Папе пришлось придерживать его за узду. А мама сказала: это потому, что ослик почувствовал, как мне хочется поскорее попасть в церковь.
И снова все рассмеялись. Но общее хорошее настроение рассеялось, стоило Софии спросить у Дарси:
– Николаос рассказывал тебе, кто такой кумбаро!
– Йайа… – резко сказал он.
Но бабушка не обратила внимания на его тон. Она вкратце объяснила Дарси, что к чему, включая обычай трижды венчать жениха и невесту коронами.
– Должно быть, это чудесно, – неуверенно произнесла Дарси.
Тем временем выражение лица Ника становилось все более мрачным. Но если София и заметила это, то предпочла проигнорировать.
– Это большая честь – быть кумбаро. Но Ник отказался.
– Йайа, – снова сказал Ник. В этот раз в его голосе слышались печаль и боль.
– Но после того, как мы познакомились с тобой, Дарси, и своими глазами увидели, как славно вы подходите друг другу, мы надеялись… – Йайа пожала плечами и замолчала.
– Я не буду кумбаро. Не могу. Я буду чувствовать себя… глупо. Я и без того чувствую себя глупо – столько вокруг пересудов обо мне, Петросе и Селене…
– Гордыня, Николаос. Вот что мешает тебе согласиться! Даже сейчас, найдя любовь, ты не хочешь смягчиться! Ты выбрал свою гордость и поскупился на счастье для Петроса и Селены?
– Йайа…
Но она продолжала:
– Неужели ты не найдешь в своем сердце прощения для единственного брата?
– Я… – Он нахмурился и больше ничего не сказал.
Напряжение сгустилось так, что, казалось, пробиться сквозь него можно было только с помощью мачете. Наверное, хорошо, что Ник и Дарси скоро ушли. Пирог лежал в ее желудке тяжелым комом.
Она не произнесла ни слова, пока они поднимались на Ликабетус, а пока они осматривали церковь Святого Георгия, говорила только об архитектуре и истории. Вообще-то это было больше похоже на монолог, а не на беседу. Ник почти не принимал в ней участия. Даже когда они зашли в таверну выпить чего-нибудь освежающего, он оставался непривычно тихим и сосредоточенным. Как во время поездки в Трикалу, только хуже.
Очевидно, он переживал из-за разговора с бабушкой. Но только ли гордость Ника была задета? Может, он все еще настолько остро ощущал себя преданным, что отказался от роли кумбаро из-за этого? Или, может, в глубине души он все еще испытывал чувства к Селене?