долга, однако, как ни старался, слушал не слишком внимательно.
– Вы любите животных?
– Да, очень. Скажите об этом вашим читателям, это вызывает симпатию, правда?
– Само собой, – ответил Гектор Панчен.
Все это прекрасно, но бык-то стоял с его стороны забора, а она – с другой. Корова дружелюбно лизала ему ухо – поразительно, какие у них шершавые языки.
– Простите, что я не открываю калитку, – сказала Гарриет, очаровательно улыбаясь. – Я люблю коров, но только не у себя в саду.
К его смущению, она перелезла через забор и твердой рукой проводила его к автомобилю. Интервью было окончено, и репортеру так и не представилось возможности “очеловечить” тему убийства. Коровы, опустив головы, разбрелись, дав дорогу машине. По замечательному совпадению, как только журналист уехал, откуда ни возьмись появился пастух, дотоле невидимый, и принялся собирать стадо. Завидев Гарриет, он ухмыльнулся и дотронулся до своей кепки. Гарриет побрела к дому и не успела до него дойти, как коровы снова собрались у калитки. У открытого окна кухни стоял Бантер и протирал бокалы.
– Коровы на улице, – сказала Гарриет. – Очень удобно.
– Да, миледи, – скромно отвечал Бантер. – Они пасутся на газоне. Как я понимаю. Весьма, с позволения сказать, подходящее решение.
Гарриет открыла рот и снова закрыла – ее посетила мысль. Она прошла по коридору и открыла заднюю дверь. Не слишком удивившись, увидела потрясающе уродливого бульмастифа, привязанного веревкой к скребку для обуви. Бантер вышел из кухни и неслышно прошел в судомойню.
– Это наш пес, Бантер?
– Хозяин привел его утром, миледи, и спрашивал, не желает ли его светлость приобрести подобное животное. Насколько я понимаю, это прекрасная сторожевая собака. Я предложил оставить его здесь до тех пор, пока его светлость не даст ответ.
Гарриет пристально посмотрела на Бантера. Тот, не шелохнувшись, выдержал взгляд.
– А об аэропланах вы подумали, Бантер? Можно посадить на крышу лебедя.
– Про лебедей, миледи, я ничего не слышал. Но знаю человека, который держит козу…
– Как повезло мистеру Гарди.
– Пастух опоздал, – вдруг гневно проговорил Бантер. – Ему были даны четкие инструкции. Потерянное время будет вычтено из его заработка. Мы не позволим с собой так обращаться. Его светлость к этому не привык. Прошу прощения, миледи, – коза прибыла, и, боюсь, могут возникнуть некоторые сложности в связи с собакой у порога.
На том Гарриет его и покинула.
Глава XIVО сысках и следствиях[207]
Любовь? Люблю ли я? Мой мир
Окрашен светом чьих-то ясных мыслей,
А раньше был я погружен во мрак,
Как храм Венеры в темноте ночной.
Но в этой мгле святое что-то было,
Нежнее и воздушней, чем иное,
И как слепцов ласкает лунный свет,
Оно меня незнаемо ласкало.
Потом, как взрыв звезды давно знакомой,
Пришла любовь[208].
Коронер все-таки не ограничился установлением личности убитого, однако проявил похвальную сдержанность при допросе свидетелей. Мисс Твиттертон в новом с иголочки черном платье, бойкой шляпке, плотно охватывающей голову, и старомодном черном пальто, ожившая ради такого случая, показала сквозь всхлипы, что тело принадлежит ее дяде Уильяму Ноуксу и что она не видела дяди с позапрошлого воскресенья. Она объяснила, что дядя жил то в Броксфорде, то в Пэгглхэме, и упомянула про два комплекта ключей. Коронер вежливо, но твердо пресек ее попытку рассказать также о продаже дома и внезапно обнаружившейся ужасной финансовой ситуации. Затем ее место занял лорд Питер Уимзи, кроткий и человечный внешне[209]. Он кратко и бесстрастно доложил о своих удивительных приключениях в брачную ночь. Он передал коронеру различные документы, подтверждающие покупку дома, и вернулся на место, сопровождаемый гулом сочувственного одобрения. Затем настал черед бухгалтера из Броксфорда, заявившего, что по результатам предварительного изучения отчетности радиолавка находится при смерти. Мервин Бантер, вдумчиво подбирая слова, рассказал о визите трубочиста и последовавшем обнаружении тела. Доктор Крэйвен назвал причину и вероятное время смерти, описал повреждения и сообщил, что, по его мнению, такие травмы нельзя причинить самому себе, не могли они возникнуть и вследствие случайного падения.
Следующим был Джо Селлон, очень бледный, но владеющий собой. Он сказал, что его позвали осмотреть мертвое тело, и описал, как оно лежало в погребе.
– Вы деревенский констебль?
– Да, сэр.
– Когда вы в последний раз видели покойного живым?
– В среду вечером, сэр, в пять минут десятого.
– Расскажите о вашей встрече.
– Да, сэр. Мне нужно было обсудить с покойным одно дело личного свойства. Я проследовал к дому и около десяти минут беседовал с ним через окно гостиной.
– Он выглядел как обычно?
– Да, сэр. Но только мы повздорили, и он слегка разошелся. Когда мы закончили разговор, он закрыл и запер окно. Я проверил обе двери – они были заперты. Тогда я ушел.
– Вы не входили в дом?
– Нет, сэр.
– И в 9:15 вы оставили его живым и здоровым?
– Да, сэр.
– Очень хорошо.
Джо Селлон хотел было уйти, но среди присяжных поднялся мрачный человек, которого Бантер повстречал в пабе.
– Мистер Перкинс, мы хотели бы спросить свидетеля, о чем он повздорил с покойным.
– Вы слышали, – сказал коронер, слегка смутившись. – Присяжные желают знать причину вашей ссоры с покойным.
– Да, сэр. Покойный угрожал заявить на меня за нарушение долга.
– А! – отвечал коронер. – Что ж, мы здесь не для того, чтобы проверять ваше служебное соответствие. Ведь это он угрожал вам, а не вы ему?
– Верно, сэр, хотя я признаю, что разозлился и резко ему отвечал.
– Понимаю. В ту ночь вы не возвращались к его дому?
– Нет, сэр.
– Очень хорошо. Достаточно. Суперинтендант Кирк.
Небольшой всплеск эмоций, вызванный показаниями Селлона, разбился о неколебимое бесстрастие мистера Кирка, который очень медленно и в мельчайших подробностях описал расположение комнат в доме, характер запоров на дверях и окнах и то, как трудно было установить факты из-за беспорядка, вызванного (совершенно неожиданно, но очень некстати) прибытием новых обитателей. Следующим свидетелем была Марта Раддл. Она пребывала в сильном волнении и очень стремилась помочь правосудию. Это стремление ее и погубило.
– …до того ошарашена, – говорила миссис Раддл, – что пальцем ткни – я там же бы и грохнулась. Приехали среди ночи, так сказать, а машина до того громадная, отродясь таких не видала, разве только в кино, божечки, что? Говорю, сперва не по верила ему, сэр, да и кто бы поверил-то, говорю же, вылитые артисты, извиняюсь, еще б я не обшиблась, ведь автомобиль-то страх какой, а леди в шубе, а у джентльмена в глазу стекло, как у Ральфа Линна[210], а больше ничего и не разглядеть в такой…
Питер обратил монокль на свидетельницу c таким свирепым изумлением, что хихиканье переросло в громкий смех.
– Будьте любезны отвечать на вопрос, – досадливо сказал мистер Перкинс. – Вы удивились, услышав, что дом продан. Пожалуйста, опишите, в каком со стоянии вы нашли дом.
Из вороха не относящихся к делу сведений коронер выудил факт, что постель была застелена, на столе находились остатки ужина, а дверь в погреб стояла распахнутой настежь. С усталым вздохом (потому что был сильно простужен и мечтал скорей закончить и добраться до дому) он спросил свидетельницу о событиях позапрошлой среды.
– А как же, видела я Джо Селлона, – сказала миссис Раддл. – Не полицейский, а загляденье – такими словами ругался, что приличной женщине слушать-то совестно, оно и понятно, что мистер Ноукс захлопнул окно у него перед носом…
– Вы видели, как он это сделал?
– Да вот как вас вижу, так и видела. Стоял там, в руке подсвечник, что ж его не видеть-то, и смеялся, аж чуть не лопнул, еще бы – Джо Селлон до того потешный был. Я себе и говорю – хороша из тебя полиция, Джо, а я и раньше это знала, ведь без меня ты бы нипочем не дознался, кто покрал курей у мисс Твиттертон…
– Мы сейчас расследуем не это, – начал коронер. Но тут вновь поднялся мрачный присяжный и сказал:
– Жюри присяжных хотело бы знать, слышала ли свидетельница, из-за чего была ссора.
– Слыхала, – ответила свидетельница, не дожидаясь реплики коронера. – Из-за жены евонной, вот из-за чего, а я так скажу…
– Из-за чьей жены? – спросил коронер. Зал зашелестел в предвкушении.
– Джо, конечно. “Что ты с моей женой сделал, старый мерзавец?!” – он кричал и еще прибавил пару слов, об которые я язык марать не стану.
– Это ложь, сэр! – взвился Джо Селлон.
– Ну-ну, Джо, – сказал Кирк.
– Мы вас выслушаем сию минуту, – сказал мистер Перкинс. – Итак, миссис Раддл, вы уверены, что слышали эти слова?
– Скверные слова, сэр?
– Слова “что ты сделал с моей женой?”.
– А, это – это я слыхала, сэр.
– А какие-либо угрозы?
– Н-нет, сэр, – с сожалением сказала миссис Раддл, – только то, что мистеру Ноуксу гореть в нехорошем месте, сэр.
– Очень хорошо. Говорилось ли о том, каким образом он туда попадет?
– Сэр?
– Упоминалась ли смерть или убийство?
– Сама не слыхала, сэр, но ни капельки б не удивилась, если б он сказал, что убьет мистера Ноукса. Ни капельки.
– Но на самом деле вы ничего подобного не слышали?
– Нет, не скажу, чтобы слыхала.
– И когда мистер Ноукс закрыл окно, он был жив и здоров?
– Да, сэр.
Кирк перегнулся через стол и зашептал что-то коронеру, после чего тот спросил:
– А дальше вы что-нибудь слышали?
– Не хотела я дальше ничего слышать, сэр. Только слышала, как Джо Селлон лупит в дверь.