36
Снаружи что-то звякнуло, словно кто-то уронил связку ключей на гравий. Бес поднял лицо, мокрое, с растерянными глазами. Не узнавая, оглядел Белку, медленно повернулся к двери. Дверь с ржавым стоном раскрылась, на пороге стоял одноглазый. Он был в серых кальсонах и нательной майке. Его макушка упиралась в притолоку двери.
— Крики… Я подумал… — Он неуверенно шагнул в гараж.
Бес неожиданно резво спрыгнул с помоста.
— Меньше думай, — нервно каркнул он сиплым голосом. — Иди спать! Нужно будет — позову! Спать!
Великан виновато развел руками, его глаз остановился на Белке. Он топтался в дверях, не решаясь уйти.
— Кому сказал! — заорал Бес, направляясь к нему. — Вон!
Белка видела, как Бес вытащил из-за пояса электрошокер.
— Стив, ты что? — Здоровяк попятился. — Ты что?
— Вон! Урод!
Бес быстро выставил руку. Раздался треск, короткая голубая молния ткнулась одноглазому в грудь. Словно от удара его откинуло назад, он грузно грохнулся на спину.
— Вон отсюда! — Бес, держа оружие наготове, наклонился над напарником. — И еще. Все, что ты видел, — тебе приснилось. Понял?
Он приставил электрошокер к груди одноглазого.
— Понял?
Одноглазый, приподнявшись на локтях, кивнул.
Белка высвободила правую руку. Пальцы не слушались, Белке казалось, что на руке рукавица из толстой шерсти. Нужно как можно быстрее открыть левый замок. У нее всего несколько секунд. Она цепляла зажим ногтями, но сил открыть его не было.
Дальше произошло что-то непонятное. Белка, копавшаяся с замком, боковым зрением уловила движение — бесшумное и стремительное, словно сквозь гараж пронеслась гигантская птица. Подняв голову, она увидела Беса, завершающего траекторию своего полета. Раскинув руки, он рухнул в гору хлама, сваленного в дальнем углу. С грохотом и звоном посыпались банки и коробки, загремели ржавые лопаты и грабли. Мраморный ангел отшатнулся будто в изумлении. Что-то напоследок звякнуло, и в гараже повисла тишина.
Белка повернулась к двери — одноглазый уже стоял на ногах. Сжав кулаки, он медленно пошел к Бесу. Тот, заваленный хламом, даже не двинулся, его изумленный взгляд застыл на великане. Одноглазый сделал еще шаг и остановился.
— Стив! — позвал он странным голосом. — Эй, Стив…
Бес молчал. Прислонясь спиной к мраморному ангелу и выпятив подбородок, он продолжал удивленно пялиться на напарника.
— Мать твою, — пробормотал одноглазый, приближаясь вплотную.
Ухватив за лацканы кителя, он поднял Беса. Кисти его рук повисли, как у марионетки. Одноглазый наклонился, что-то разглядывая, после бережно положил Беса на земляной пол. Зачем-то поправил ему китель.
— Мать твою… — повторил он.
Из-под головы Беса вытекло черное пятно. Белка подняла глаза, каменная рука ангела была по локоть в красном и блестящем. Кровавый палец указывал вверх.
— Под основание черепа… — неизвестно кому сказал одноглазый, трогая свой затылок. — Там такое место есть…
Замок наконец поддался, зажим звонко щелкнул и расстегнулся. Одноглазый повернулся, провел ладонью по лицу, словно спросонья. Он посмотрел на Белку как-то боком, как смотрят птицы.
— А что вы тут… — Он хотел спросить, но запнулся. — Что…
— Беседовали мы, — ответила Белка.
Одноглазый понимающе кивнул, рассеянно поглядел на труп.
— Что делать будем? — спросила она. — Тебя как зовут?
— Кит… Вернее, Питер. — Он добавил: — Питер Савчук.
— Ты что, хохол? — удивилась Белка. — Украинец?
— Мой дед оттуда. Он сюда после войны… Его немцы пацаном угнали. Он там на ферме батрачил, в Баварии… ну а после… Это после той войны, древней, с Гитлером, знаешь?
— Мой прадед… — Белка начала и не закончила.
Они долго молчали, стараясь не смотреть друг на друга и на мертвого Беса. Белка незаметно высвободила левую руку.
— Слышь, — попросила она. — Накрой его чем-то… глаза эти…
Глаза Беса, широко раскрытые и совсем живые, удивленно смотрели в потолок. Питер наклонился и обыденным жестом большой ладони закрыл глаза мертвецу.
— А я там родилась, — после молчания вдруг сказала Белка. — Там, в России. Странно, да? Тебя бы там Петя звали, Петька… нет, Петро, ты ж украинец.
— Моего деда так звали. Мы, когда в Мичигане жили, там озера, просто тысяча озер… Дед меня рыбу учил удить. Утром уходили, еще по туману… Спать хотелось… Страшно спать хотелось, сидишь, вроде как за поплавком следишь, а сам…
— У тебя жена, дети есть? — спросила Белка, сжимая и разжимая затекший кулак.
Питер мрачно вперил в нее единственный глаз.
— Извини, я не… — растерялась Белка. — Извини…
Питер сидел на корточках, свет падал на правую, изуродованную, часть лица. Сизо-розовая, тошнотворно нежная на вид, кожа казалась лакированной и напоминала ошкуренную тушку цыпленка. Затейливая мозаика шрамов забиралась под волосы, впалое веко было намертво приклеено, на месте брови рос пук пегих волос. Белка опустила глаза.
— Я в университетской сборной играл, в нападении. Левый край. Приезжал тренер из Чикаго, контракт показывал… — Питер покачал головой. — Даже не верится. Мы тогда с Лорейн решили… — Он запнулся, задумался, снова заговорил: — Я, когда после госпиталя вернулся, у нас на главной улице парад устроили. У нас, в Вудбридже. А вечером фейерверк. Здорово было.
Белка молчала. Теперь, с закрытыми глазами, Бес выглядел мертвым, лицо осунулось, посветлело. Кожа отливала лимонным, казалось, что кожу натянули на затылке — проступили скулы, рот приоткрылся, стали видны мелкие передние зубы.
— Док сказал, что надо ехать в Бостон, там центр пластической хирургии. — Питер ткнул себя в щеку. — А я рапорт подал. Хотел снова к ребятам… кто уцелел после той ночи. Там, под Фелуджей. Я когда Тома вытаскивал, люк заклинило, а после «жаба» рядом плюхнулась. Фугас. Я даже не почувствовал, что у меня полголовы снесло. А Том был мертвый, я его мертвого тащил. Ему в сердце осколок, в самом начале боя…
Питер замолчал, он сидел на корточках, устало свесив с колен тяжелые кисти рук. Пальцы почти касались земляного пола.
— Вот они говорят, что мы не любим рассказывать про войну, — Питер говорил медленно, словно читал скучный текст. — Это не так. Неправда. Они не хотят слушать. Они не хотят знать, что там происходит. Им страшно. А тут я со своей рожей… И рассказывать ничего не надо.
Он усмехнулся и снова замолчал.
— Хотя… — начал Питер, глядя в стену. — Я думал об этом. Я, наверное, снова записался бы. Добровольно. Ведь кто-то должен, правильно? А почему кто-то? Почему не я?
— Ты серьезно? — недоверчиво спросила Белка.
— Да. Вот ты, — он повернулся к ней. — Ради чего ты живешь?
— Я? — изумилась Белка. — Ты что, псих? Посмотри на меня! Я пытаюсь спасти свою шкуру! Понимаешь? Свою шкуру!
— Не кричи, — поморщился Питер. — Башка раскалывается… Ну спасешь ты свою шкуру, допустим, ну и что? Что дальше? Что ты будешь делать со своей шкурой? Спасенной…
Белка оторопела.
— В жизни должен быть смысл, — начал Питер. — Должна быть…
— Смысл?! — Белка захохотала. — Смысл! Тебя в этой Фелудже точно здорово накрыло фугасом! Смысл! Какой в этом смысл? В этом!
Она ударила кулаком по поручню кресла.
— Или в этом? — она ткнула в мертвого Беса. — Ты только что угробил своего напарника! В этом какой смысл? Что ты с этим собираешься делать?
— Надо вызвать полицию…
— Что? Полицию! Ты что, очумел совсем?
Белка с трудом поднялась. Ее шатнуло, она ухватилась за поручень. Какой-то бред — полицию! Она недоверчиво оглядела гараж — полный бред: рыжий электрический стул в круге тусклого света, пыльный «Форд», грустный ангел с окровавленной рукой, мертвый маньяк.
Она спустилась с помоста, заглянула мертвецу в лицо. Черная лужа под головой теперь казалась обычной грязью. Рукав кителя был испачкан зеленой краской. Пряжка ремня съехала набок, из расстегнутой кобуры торчала рифленая рукоятка пистолета.
Питер медленно повторил:
— Надо вызвать полицию.
— Тебя ж, дурака, посадят! — крикнула Белка. — Влепят лет десять!
— Я его убил, — спокойно ответил Питер. — Суд решит.
— Суд?! — Белка возмущенно взмахнула руками. — Суд? Ты что, не видел этот суд? Вчера? Этого судью, прокурора? Придурка-адвоката? Купить кошачий корм! Кошачий корм!
— Какой корм?
— А-а-а! — Она отчаянно замотала головой.
Питер не спеша поднялся с корточек, Белкина макушка едва доставала ему до ключицы.
— Послушай. — Она тронула его плечо. — Питер…
Он отрицательно покачал головой и побрел к выходу.
— Питер… — Белка наклонилась к трупу, вытащила из кобуры револьвер. — Питер!
Он повернулся, равнодушно взглянул на оружие.
— Пожалуйста. — Белка медленно подняла руку. — Не делай этого. Я тебя очень прошу.
— Ты знаешь, София… — Он грустно улыбнулся. — Если бы ты смогла нажать курок…
— Ты думаешь, я не смогу? — Она сделала шаг, целясь ему в грудь. — Мне терять нечего! Ты понимаешь это — мне нечего терять!
Питер кивнул.
— Тогда стреляй. — Он показал пальцем на грудь: — Вот сюда. Тут сердце.
Белка закусила губу, она почувствовала, как вспотела рука, как маслянистый курок стал скользким и жарким. Ладонь затекла, мерзкая дрожь передалась стволу, мушка плясала между грудью охранника в серой майке и открытой дверью. Оттуда, из южной душной ночи, доносился звон цикад.
Питер стоял и ждал.
Белка попыталась еще раз — вдохнула, задержала дыхание. Нужно просто сильней надавить пальцем — и все. Ведь тогда, той ночью… Просто надавить… Рука дрожала все сильней, проклятая майка теперь скакала, как заяц. Просто надавить! Белка зажмурилась, скривила рот, словно собиралась зареветь.
— Сволочь! — Она бросила револьвер на землю. — Сволочь! Ну ты бы хоть сам застрелился! Сам! Если уж тебе так сдохнуть хочется. Сам…
— Не могу сам, — печально сказал Питер. — Грех это.