Анна ВаршевскаяМедсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь
Пролог
— Основное условие работы, — жёстко говорит мужчина, сидящий напротив меня, — никаких взглядов в мою сторону! Мне хватило пары ваших предшественниц. Даже если вы понравитесь моей матери, что вряд ли, это не означает автоматическую симпатию с моей стороны. Надеюсь, вам понятно?
Прикусываю язык, чтобы не сказать, что я думаю о нём и его условиях, и молча киваю.
— Хорошо, — он удовлетворённо кивает. — Так, ваши обязанности: при необходимости оказывать моей матери медицинскую помощь в рамках вашей компетенции, следить, чтобы она вовремя принимала лекарства, а также выполнять её поручения, помогать в бытовых вещах и выслушивать жалобы на то, какой я ужасный сын. Вопросы?
— Мне сказали, что у вашей матери проблемы с глазами, — задаю единственный вопрос, который меня сейчас волнует. — Насколько плохо она видит?
— Очень слабо. Различает светлое и тёмное, очертания предметов.
— То есть черты моего лица она не разглядит?
— Это так важно? — он поднимает брови.
«Ещё как важно», — проносится у меня в голове, но я слегка киваю и одновременно пожимаю плечами, делая вид, что мне безразлично.
— Нет, не разглядит.
Значит, она не узнает меня. Не узнает девушку, которую тогда выставила из квартиры. Но ладно она… Почему ты не узнаёшь меня? Или предпочитаешь делать вид, что не узнаёшь?
— Хорошо, — киваю, а затем, не удержавшись, уточняю: — Помогать нужно только вашей матери? Вы в помощи не нуждаетесь?
Последние слова звучат немного язвительно, и мой наниматель вскидывает брови в непритворном удивлении.
— А почему мне может требоваться ваша помощь?
— У вас нет проблем… с памятью, например? — говорю с намёком.
Я не ожидаю особенной реакции, поэтому меня застаёт врасплох, как быстро меняется выражение его лица.
— Нет, — цедит он сквозь зубы и встаёт, показывая, что разговор закончен. — Если это всё…
— Я готова приступить к работе с завтрашнего дня, — произношу торопливо и тоже поднимаюсь.
Плевать на всё — на его мать, на моё разбитое сердце, на… горло сжимает спазмом, я не позволяю себе даже в мыслях договорить последнюю фразу. Имеет значение только моя мама и её операция, на которую я откладываю деньги. Ради этого я на многое пойду — даже работать к человеку, который разрушил мою жизнь.
— Глянь, какая тут цыпа!
— О-о-о, цып-цып-цып! Куда торопишься, эй?
За моей спиной раздаётся грязный мат, который заставляет меня вжать голову в плечи и ускорить шаг. Мне остаётся всего-ничего — нырнуть в арку, свернуть влево, три подъезда — и я дома! Господи, ну пожалуйста, пусть они просто посвистят вслед. Зачем только я нарядилась?!
Зачем-зачем… Восемнадцать лет ведь исполняется раз в жизни. Правда, вечеринка, устроенная для меня теперь уже бывшей лучшей подругой, обернулась дурацким цирком, когда я увидела её на кухне, целующейся с парнем, который вроде бы встречался со мной последние пару недель. Увидела, не стала им мешать, только тихо отступила по коридору, а затем и вообще ушла из квартиры, где собралась весёлая компания.
Вот так и получилось, что теперь я, громко цокая неудобными каблуками, бегу домой в первом часу ночи.
— Притормози-ка, — грубый голос совсем близко.
Меня хватают за плечо и разворачивают, я вскрикиваю, чуть не потеряв равновесие из-за дурацких шпилек.
— О, какая! — развязный смех.
— Слышь, Серый, она прям тебе в объятья сейчас рухнет! Не цыпа, а киска… горячая! — ржач с другой стороны.
Их ещё и двое… Мамочки!
— Отпустите!
Надо же орать в голос, почему я так пищу? Может, крикнуть «помогите»? Ага, так кто-то и попрётся в ночь на крики о помощи, как же… Обречённо зажмуриваюсь. Отпраздновала восемнадцатилетие, называется.
— Отпустите девушку, парни, — раздаётся вдруг поблизости спокойный голос, и я распахиваю глаза.
— А тебе чё надо? Она с нами, так ведь, киска? — парень, который держит меня за плечо, сжимает руку, и я морщусь от боли, трясу головой, пытаясь разглядеть мужчину, который за меня вступился — он стоит в тени, скрывающей лицо.
— Нет! Нет, я не с вами! — о, ну наконец голос прорезался. — Пожалуйста…
— Да ладно те, мужик, — вступает в разговор второй отморозок и щерится в противной улыбке. — Или чё, хочешь, чтоб поделились? Чур, последний будешь!
Клянусь, я не успеваю даже моргнуть. Первой исчезает рука, давившая на моё плечо. Затем мелькают в воздухе ноги парня, предлагавшего поделиться… фу, мерзость какая! И вот уже оба придурка корчатся на асфальте. Один просто всхлипывает, обхватив руками живот, второго с заломленными руками держит в полусогнутом положении мой спаситель, у которого я до сих пор не вижу лица.
— По-моему, тебе надо извиниться перед девушкой, — удивительно, голос такой же спокойный, он даже не запыхался.
Парень дёргается, матерится — неуловимое движение рук — и придурок, взвыв, падает на колени.
— Из-зв-вини…те, — вырывается у него со стоном, и я сухо всхлипываю.
Не нужны мне никакие извинения! Я просто хочу домой!
— Вот и прекрасно, — слышу удовлетворённое, — ещё раз увижу здесь — и собирать вас будут по частям, причём пары деталей не досчитаются. Усекли?
Мужчина роняет парня на землю и, перешагнув через него, протягивает мне руку.
— Идём!
— Володя?! — выдыхаю ошарашенно, глядя, наконец, ему в лицо. — Ты меня не узнал? Я Дина, со второго этажа…
— А, ну да, — он мрачно смотрит на меня, затем на двоих ковыляющих в сторону от арки отморозков. — Надавать бы тебе по заднице, соседка! С ума сошла, по ночам шляться? А если бы я не оказался поблизости?!
— Оказался же, — цепляюсь за его руку.
Володя только сердито фыркает и ведёт меня к нашему общему подъезду. А я… я до сих пор не могу поверить, что на помощь мне пришёл именно он — мужчина, в которого я тайно влюблена уже несколько лет, с тех пор, как он начал жить в пустовавшей до этого квартире. Вроде бы бабульки у подъезда обсуждали, что это квартира его то ли тётки, то ли деда.
Только он меня никогда не замечал. Ну конечно, девчонка больше чем на восемь лет младше! Вот и теперь даже не узнал сразу. Неудивительно. Это я на него любовалась издалека, когда случай выдавался, а он со мной уже, наверное, года три носом к носу не сталкивался.
В нескольких шагах от двери подъезда я торможу. Когда ещё выдастся такая возможность — побыть с ним наедине, да ещё и после того, как он за меня вступился и избил двух здоровенных парней. Господи, а ведь он прав — если бы его не оказалось поблизости…
Меня начинает трясти. Видимо, наступает отходняк, я дрожу так, что зуб на зуб не попадает, из глаз брызжут слёзы. И вдруг чувствую, как меня обнимают, прижимая к крепкой, горячей даже сквозь рубашку груди, накидывают на плечи тяжёлую кожаную куртку.
— Ну, что ты? — Володя гладит меня по волосам, перебирая мягкие завитые пряди, которые я на днях осветлила и остригла до плеч, а утром в честь праздника уложила в парикмахерской. — Всё же в порядке. Всё хорошо.
— У меня сегодня день рождения, — всхлипываю, уткнувшись ему в грудь лицом.
— И сколько тебе исполнилось, именинница? — с мягким юмором в голосе спрашивает Володя. — Шестнадцать?
— Я совершеннолетняя вообще-то! — отстраняюсь возмущённо и, отвернувшись, вытираю нос. Делаю пару глубоких вдохов и постепенно успокаиваюсь.
— Ну прости, прости, ладно, — он разворачивает меня обратно и вглядывается мне в лицо.
Смотрю на него так близко, как никогда раньше. Любуюсь глубоко посаженными голубыми глазами, прямым носом, опускаю взгляд на губы, возле которых залегли складки. Он, похоже, устал… Одет сейчас не в форму, а в гражданскую одежду, раз переоделся на работе перед уходом — значит, завтра выходной.
Да-да, за годы влюблённости я много что узнала о своём соседе. Слабо улыбаюсь при этой мысли и замечаю, что мужчина тоже смотрит на мои губы… Что? Да нет, не может этого быть!
— Беру свои слова обратно, — вдруг говорит он хрипло и откашливается. — Ты… прекрасно выглядишь, Дина. Поздравляю с днём рождения.
— Спасибо, — отвечаю негромко, а затем, не подумав, улыбаюсь и спрашиваю: — А как же поцеловать именинницу?
Глава 1
Замираю, осознав, что именно ляпнула, но не успеваю даже ничего предпринять, потому что моих губ вдруг легко касаются сухие тёплые мужские губы. Володя отстраняется на секунду, словно спрашивая разрешения, смотрит мне в глаза вопросительно и серьёзно. Я отвечаю таким же взглядом, тянусь вперёд, и следующий поцелуй оказывается уже совсем другим — влажным, тягучим, заставляющим прижиматься к твёрдому мужскому телу и хотеть… большего?
Меня отпускают через пару минут, раскрасневшуюся, тяжело дышащую, с саднящими губами. Мой спутник, который, не запыхавшись, ещё полчаса назад уложил на землю двух бугаев, тоже дышит явно с трудом.
— У меня завтра выходной, — вдруг говорит он, и я киваю — угадала! — а мужчина продолжает: — Встретимся, отметим твой день рождения? Надо же исправлять ситуацию, — слегка улыбается, — чтобы не вышло «как встретишь, так и проведёшь».
— Это ведь про новый год, — неуверенно улыбаюсь в ответ.
— Ну так и ты начинаешь новый год своей жизни, — он становится серьёзным. — Если только ты не занята. У тебя, конечно, могут быть свои планы…
— Нет! — выпаливаю быстро. — Своих планов нет!
— Отлично, — Володя ухмыляется, — потому что я собирался сказать, что тогда мне оставалось бы только вписаться в то, что ты планируешь.
Я неудержимо краснею. Невероятно, он только что сказал, что так или иначе настоял бы на встрече! Украдкой щиплю себя за руку. Больно. Точно не сон.
— Так, значит, ты согласна? — уточняет он ещё раз. — И я могу придумать план сам?
— Конечно, — отвечаю смущённо.
Мне открывают подъезд, мы поднимаемся на мой второй этаж. Володе выше, на четвёртый. Подрагивающей рукой достаю ключи, открываю замок, но не успеваю нажать на ручку.