-Нет-нет, я сам, — краснея, пробормотал он, шумно вздохнул и проговорил, глядя в сторону: — Вы мне нравитесь, Алин.
— Я знаю, — простодушно ответила она.
— Вы мне- нравитесь совсем по-другому. Вот уже несколько месяцев, как я безнадежно влюблен в вас и каждый день твержу себе, что я вас недостоин! Я говорю себе: кто я, а кто она? Ты жалкий обрубок, а она цветущая жимолость, алая роза, весенний цвет персика. Разве это соединимо? Вот я и боюсь даже до вас дотронуться, потому что во мне столько нервов и электричества, что иногда кажется, я вот-вот взорвусь!
Он умолк. Алена с грустью посмотрела на него, не зная, что ответить.
— Взрываться не надо, — смутившись, пробормотала она.
— Мне так хорошо с тобой, — сжимая её руку, прошептал Мишель.
— Меня в школе звали росомаха, — проговорила она, не зная, чем его отвлечь.
— Росо-маха, — разделив слово на две части, повторил он. — Почему?
— Я была такая несобранная и училась плохо.
Со двора донеслись два громких оружейных залпа, и Алена вздрогнула.
Это Виктор, — улыбнулся Мишель. — Он всегда поздравляет меня двумя залпами из ружья.
— Почему двумя?
— Слово «Виктор», «Виктория», «победа» начинается с латинского V, две палочки, два залпа...
— Эй, папа Миша! — закричал снизу Филипп. — Где наша красавица служанка? Я хочу, чтоб она постелила мне постель!
Мишель вздрогнул, напрягся, нахмурился:
— Вот негодяй, уже напился!
— Эй, папа Миша! — снова проорал Филипп.
— Посиди здесь!
Мсье Лакомб выехал из спальни, остановившись на небольшом балконе, выглянул вниз. Сын, голый по пояс, с бутылкой коньяка в руке стоял посредине гостиной.
— Чего тебе? — заговорил с ним отец по-французски.
— В этом доме есть слуги или служанки?
— В этом Доме нет слуг и служанок! Я советую тебе идти спать!
— Сегодня Рождество; я хочу веселиться!
— Поезжай в Лион! Там найдешь веселье!
— Ты меня гонишь?
— Если не уважаешь порядки этого дома, лучше уезжай!
—Ты хороший отец, папа Миша! — скривив тонкие губы, усмехнулся Филипп. — Bonne nuit, papa!
Он махнул рукой и, пошатываясь, двинулся в свою комнату. Мсье Лакомб въехал в спальню.
— Не знаю, стоит ли тебе покидать меня, — с тревогой пробормотал он. — Может быть, побудешь здесь.
— Вы боитесь, что он обидит меня?
Мишель кивнул.
— Я не робкого десятка, — рассмеялась она. —
Могу так треснуть, что мало не покажется!
Алена поднялась.
— Я устала и на ходу засыпаю! — солгала она.
Мсье Лакомб с грустью кивнул.
— Помочь вам раздеться?
— Нет-нет, я сам.
— Bonne riuit!
— Bonne riuit! Под твоей елочкой, Росо-маха, стоит сапожок, — неожиданно добавил Лакомб, — когда придешь, загляни в него!
Она недоумевала. Неужели Мишель приготовил еще один сюрприз? Алена заспешила, спустилась на второй этаж, где. находилась ее спальня с окном в сад, догадываясь, что и в новогоднем сапожке должно быть спрятано также что-то необычное.
«Да, он серьезно за меня взялся! — усмехнулась она про себя. — Разве можно бедную русскую девушку так баловать? Она, чего доброго, возомнит, что уже не Золушка, а настоящая принцесса, но об этом думать нельзя, Нельзя! Если б Виктор был на месте Мишеля, я сама бы, не раздумывая, бросилась ему на шею!»
Ей вдруг пришло в голову, что и здесь, во Франции, рядом с нею опять двое мужчин, к ней неравнодушных, потому что и Виктор посматривал на нее с явной влюбленностью. Что задумала судьба, какую каверзу приготовила? Дома бы наверняка сходила к экстрасенсу или колдунье, ибо ее настигает тот же рок, она кожей это чувствует.
Занятая этими мыслями, Алена зашла к себе в комнату, но кто-то напал на нее сзади она почувствовала сладковатый запах хлороформа, голова закружилась, и сиделка на миг потеряла сознание! Очнулась от того, что ее насиловали. Филипп, видимо, рассчитывал
все сделать до той минуты, как бывшая медсестра придет в себя, но сказалась работа в больнице, привычка к такого рода препаратам. Она хотела сбросить его, но он приставил нож к горлу:
— Тихо! Рождественские сладости — это твой подарок мне, русская шлюха! Ты же счастлива, когда на тебе мужик гарцует? Ну заводись, начинай стонать!
Она молчала, как чугунная статуя. Парижанин выдохся и отвалился, так ничего и не сделав. Она выхватипа у него нож и с силой отшвырнула негодяя в сторону. Сынок хозяина отлетел к стене, ударился головой и затих. Алена, вскочив, пнула его ногой в живот, подхватила под мышки и потащила. В его спальне бросила на пол. С силой пнула ногой в пах. Филипп застонал от боли.
— Чтоб у тебя все отсохло, гаденыш!
Она вернулась к себе, не выдержала и разревелась. Так радостно начинался вечер, а эта мразь все испортила. Алена спустилась в душ, зажгла газ для нагрева воды и долго терла себя мыльной мочалкой. Вымывшись, вернулась к себе и легла в постель. Но заснуть не удавалось. Ее сотрясал озноб, подавить который она не могла.
К снотворному она раньше никогда не прибегала, а будить Мишеля и просить у него было неудобно. Он расстроится, рассорится с сыном, а это ни к чему. Потом ее же обвинят в том, что она расколола семью.
«Надо выпить», — неожиданно сообразила Алена.
Она вспомнила, что в баре гостиной перед началом вечера стояло несколько бутылок коньяка. Открыли только одну, но пил лишь Филипп, Виктор едва пригубил. Поднялась, набросила теплый халат, прошла в гостиную, отыскала бутылку, налила полстакана и выпила. Когда прошло жжение во рту, она сразу же ощутила приятную теплоту, разливающуюся в груди. Двинулась обратно, но вдруг развернулась, ворвалась
в спальню Филиппа. Тот, постанывая, сидел на кровати. Увидев ее, в страхе откинулся назад, но Алена, как заправский боксер, с маху врезала ему кулаком в челюсть, впечатав его в стену. Брызнула кровь.
— Не надо, я умоляю тебя! — взвизгнул он.
Она побоялась, что проснется Мишель, и опустила руку.
— Чтоб к утру, когда я проснусь, тебя здесь не было...
— Это мой дом, шлюха!
Она ударила его еще раз. Схватила, притянула к себе.
— Или я тебя придушу, мразь! — прошипела она ему в лицо.
Развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Добралась до остывшей постели; легла, свернувшись калачиком, как когда-то любил спать Кузовлев. Однако коньяк не действовал. Наоборот, Алена словно отрезвела. И ничего, кроме ясной трезвости и холодной пустоты в душе.
Проснувшись утром от болтовни Анри и Стефана, поднялась, набросила халат, прошла в спальню Филиппа, ногой распахнув дверь, и готовая выбросить его из окна. Но Филиппа в комнате не было. Она вернулась к себе, открыла форточку, чтобы глотнуть свежего воздуха.
— Да, дороги ужасные, — вздыхал обстоятельный Анри. — На ногах не устоишь!
Ее взгляд упал на красный сапожок, спрятанный под елочкой, и она вдруг вспомнила загадочную просьбу Мишеля. Подошла, запустила руку и достала красивые швейцарские часы с серебряным браслетиком. Они тикали и показывали половину восьмого.
Алена умылась, взяла косметичку, присела перёд. зеркалом, взглянула на свое лицо и ужаснулась, глаза пустые, мертвые, и чем восстановить их прежний
блеск — непонятно. Мишель сразу же заподозрит неладное, а трусливое бегство его сына усилит это подозрение. И что делать? Она попробовала улыбнуться, но улыбка превратилась в жалкую гримасу.
Нежнова выскочила на крыльцо, чтобы забрать сливки и молоко, и увидела Виктора в рыжей короткой дубленке, выгуливающего длинноухих биглей. Выпрямилась, попыталась улыбнуться, задорно махнула ему рукой, но бывший шпион, перехватив ее взгляд, Прочитал в нем все как по открытой книге.
— Что-то случилось? — неожиданно спросил он.
У Алены задрожали губы, две предательские слезинки скатились по щекам. Виктор привязал собак к калитке и метнулся к ней.
— Что случилось, Алин?
Она не выдержала, расплакалась. Он осторожно прижал ее к себе.
—Я видел, утром уезжал Филипп. Он вас обидел? — прошептал Рене.
Алена кивнула. Виктор еще крепче прижал ее к себе, погладил по волосам.
— Это я виноват, — вздохнул он. — Я хорошо знал нрав этого негодяя. Когда тот не в меру выпьет, способен на любую подлость. Я знал и мог предотвратить. Простите меня, Алин!
— Вы не виноваты.
— Нет, виноват. Я знал. Знал, видел! Мишель слеп, как все отцы, а я умыл руки, как Понтий Пилат.!
— Как кто?
— Неважно. Хотите, я отвезу вас в полицию?
— Ни к чему это.
— Я вас понимаю. Тогда забудьте обо всем! Этот мерзавец не стоит ваших слез!
Алена шумно вздохнула, шмыгнула носом.
— Когда пойдете на прогулку с Мишелем, скажите
ему. что я приглашаю вас после прогулки к себе! Обязательно! Договорились?
Она кивнула, слабо улыбнувшись.
— Ну вот и хорошо! Будем праздновать Рождество, а ваше присутствие станет самым счастливым мгновением в моей жизни!
5
Ободряющие слова Виктора успокоили ее, она с -улыбкой вошла к Мишелю, поблагодарила его за часы, которые уже красовались на ее руке, даже поцеловала в щеку, и он так обрадовался, схватил ее за руку и долго не отпускал. И за завтраком, и потом на прогулке он болтал без умолку, прихватывал пригоршнями снег, пробовал его лизнуть, но Алена, делая вид, что крайне возмущена, немедля пресекала эту ребячью шалость, что лишь добавляло хозяину радостного настроения.
— Тебе хорошо, на твоей родине всегда много снега, — жалобно вздыхал Мишель, — у нас он выпадет и тут же растает! А у вас сколько снега зимой?
— Иногда столько навалит, что под самую крышу сугроб подходит!
— Я хочу к тебе, туда! — потребовал мсье Лакомб. — Ты пригласишь меня в Заонежье? Пригласишь? Я тебя умоляю, скажи «да»!