_ — Инспектор подозревает всех, — усмехнулся Виктор. — У него такая профессия. Бьюсь об заклад, что на втором месте в этом списке стою я.
- Вы? — удивилась она.
— Я, Колетт, Анри, вы, Стефан, все, кто имел мало-мальское отношение к «Гранд этуаль»!
— Но что же мне делать?
— Ничего. — Рене, желая ее подбодрить, неожиданно улыбнулся, пожал плечами. — Понимаете, наш французский инспектор имеет право подозревать всех, кто связан с этим делом, но, чтобы предъявить столь серьезное обвинение кому-либо из подозреваемых и уж тем более арестовать его, он должен представить прокурору очень серьезные улики и доказательства вины этого человека. У вас в России, к примеру, любого можно было арестовать и посадить по звонку свыше, не знаю, как сейчас, но раньше такое часто практиковалось. У нас же подобное просто невозможно! Мы цивилизованная страна, форпост демократии! Наши власти, наш суд не примут во внимание никакие словесные аргументы господина Жардине, если у него не будет на руках твердых улик и прямых доказательств! Так что беспокоиться нечего!
— Как это - нечего, когда сегодня утром кто-то
хотел отравить нас с мужем?! --- выпив коньяк, в слезах выкрикнула Алена. — Как это - нечего?!
— Да, тут вы правы, Алин, — вздохнул Виктор. — Но кто мог это сделать, вот в чем вопрос! Мишель был само воплощение кротости, ангел божий...
— Филипп... — помолчав, обронила Алена.
Рене пожал плечами. Несколько секунд он смотрел на огонь камина и на биглей, лежавших рядом.
— Филипп Лакомб — вздорный, избалованный парень, согласен, — задумчиво промычал Виктор, пригубливая свой коньяк. — Но чтобы сын поднял руку на родного отца? Такое представить невозможно! Да и какой мотив, как говорят господа сыщики?
— Мишель лишил его наследства.
— Как — лишил наследства?
—После того случая в Рождество со мной... — Алена выдержала короткую паузу, схватила со стола Виктора сигарету, нервно закурила, - Мишель был потрясен поступком сына, вызвал своего адвоката, мэтра Дюшана, и переписал завещание. По нему, если я выйду за Мишеля замуж, все движимое и недвижимое имущество после его смерти переходит ко мне, Филипп же не получает ничего. Завещание было подписано еще до нашей свадьбы, оно вступило в силу, и Филиппа о том известили, он даже подписал один экземпляр, свидетельствуя, что ознакомлен с ним. И Филипп мог питать к нам обоим ненависть из-за этого...
Виктор нахмурился и продолжал смотреть на огонь.
— А вы согласились выйти за Мишеля,зная условия завещания? — неожиданно спросил он.
— Считаете, я сделала это из-за денег?
— Нет, я так не считаю, но ведь вы знали условия завещания, прежде чем сказать ему «да»?.
— Знала, и что?
— И вы его не любили.
Алена выдержала паузу, не отрываясь глядя на Виктора.
— Да, не любила. Но я, может, впервые встретила столь умного и образованного человека, чувственного и нежного, заботливого, что решила стать его женой и составить его счастье. Да, его! Да что я перед вами оправдываюсь, словно вы ничего этого не знали и не видели! В чем вы меня можете упрекнуть? В чем обвинить?! — запальчиво выкрикнула она. — В чем?!
Она не выдержала и разрыдалась. Виктор нахмурился, налил Алене стакан сока, протянул ей.
— Успокойтесь, никто вас не обвиняет, — проговорил он.
— Когда вы уезжаете?
— Должен был завтра, но конечно же отложу на несколько дней.
— Спасибо. Да, я вышла замуж по расчету, но мне не нужно было его убивать, потому что Мишель любил меня безумно и готов был выполнить любую мою прихоть, вы знаете! Какой смысл его убивать, когда у меня нет гражданства, кроме того, он хотел удочерить Катюшку...
У вас есть дочь?
— Да, у меня есть дочь!
Рене потянулся за трубкой, набил ее табаком, закурил, не глядя на гостью.
— Вы считаете, я убила Мишеля?! — выкрикнула она.
— Я так не считаю! — жестко оборвал ее Виктор,
Он впервые повысил на нее голос, и у Алены задрожали губы, слезы блеснули в глазах.
—Извините. Но не надо пороть горячку, как у вас говорят! Просто для полиции брак по расчету — факт не очень привлекательный. Знаете ведь, как все это можно истолковать?
— Как?
— Молодая девушка из бедной страны приезжает работать медсестрой и сиделкой к богатому человеку. В один из праздников она провоцирует подвыпившего сына хозяина на сексуальные приставания, тот пытается взять ее насильно, но все это с ее слов. Возможно, на самом деле ничего и не было, однако она данный факт использует в своих целях, заставив хозяина жениться и переписать на себя все состояние. Через несколько месяцев...— Рене не договорил, выпустив несколько колец дыма.
— Что — через несколько месяцев? — Губы у нее задрожали от негодования.
— Убивает, чтобы заполучить состояние и недвижимость, — усмехнулся Виктор.
— Вы все тут больные! —неожиданно взорвалась Алена. — Вы свихнулись на ваших деньгах, недвижимости, состоянии, ренте, прибавочной стоимости, и ради этого, по-вашему, любой человек способен убить другого! Да вам надо лечиться! Я ненавижу ваш сытый, богатый мир! Ненавижу!
— Подождите, Алин, это же предположение!..
Но слезы хлынули градом из ее глаз, рыдания захлестнули, она зажала рот и выскочила из соседского. дома. Бывший разведчик растерялся, ошарашенный напором ее чувств, вышел за ней следом на крыльцо, но Алена вбежала в «Гранд этуаль», захлопнув за собой дверь. Рене сердито топнул ногой, выругав себя за произнесенную гипотезу, которую ему высказал сам Жардине.
Вернувшись, Виктор набрал телефонный номер Лакомбов. После шести длинных гудков трубку сняли, и послышался сдавленный голос Алены. Виктор, облегченно вздохнул, извинился, сказал, что. такая точка зрения может возникнуть у полиции, он же об этом и не думает.
— Извините, я сорвалась... — выслушав его, пробормотала Алена. — Сама не знаю, что на меня нашло... Нервы ни к черту!
— Еще бы, — с облегчением вздохнул он. — Теперь вам надо держаться!
— Спасибо, что позвонили, иначе я бы думала, что вы принимаете меня за истеричку...
— Я все понимаю. -
— Это хорошо... Здесь мало таких людей, кто бы сейчас понимал меня.
— Их много и не бывает.
— Это правда. Но мне очень необходимо чьё-нибудь понимание! Звоните, не бросайте меня!..
— Да, конечно.'
— Спасибо, что позвонили!
— Пока...
Он пососал потухшую трубку. Оставил ее, взял сигарету. Собаки спали, положив головы на лапы, и Виктор с нежностью улыбнулся, глядя на них. Они вносили в его душу успокоение.
— Может быть, мне и не нужно ничего менять в своей жизни, — закурив, вслух проговорил он, обращаясь к «мальчикам». — Мы дружно живем, охотимся, я в уединении и тишине пишу книгу, радуюсь созерцанию картин природы и наслаждаюсь свободой от женских чар, дамских капризов и вздорного характера супруги. Чего же еще желать? Как думаете?
Один из биглей оглянулся на голос хозяина и громко, с подвывом зевнул, словно соглашаясь с его доводами.
Похороны состоялись на третий день, когда тело вернули после вскрытия. Эспертиза подтвердила факт отравления, и Жардине посматривал теперь на Алену многозначительным взглядом, не мешая, однако, вдове готовиться к похоронам. Французы всегда с почтением относились к традициям. Инспектор вел разговоры с Колетт, Виктором Рене, Анри и Стефаном, обходя стороной Алену, но она чувствовала, как круг сжимается вокруг нее. Она чужая, пришлая, и легче всего обвинить ее. Сердце у нее замирало, ей снилось, что она падает в глубокую пропасть, не в силах удержаться.
Мсье Лакомба похоронили на местом кладбище, в той его части, где хоронили всех Лакомбов, начиная с деда, который первым поселился на вилле «Гранд этуаль». Могилу для Мишеля вырыли рядом с материнской. Алена поцеловала мужа в холодный, почти восковой лоб, поцеловала в последний раз и разрыдалась. Силы внезапно ее оставили, ноги подогнулись, и она упала на землю. Никто ее не поддержал, все равнодушно смотрели на упавшую вдову, и лишь Виктор после укоряющего взгляда кюре подбежал к Алене и помог ей подняться.
Подъехал Филипп, узнавший о погребении от Виктора. Младший Лакомб демонстративно не заметил Алену, не кивнул ей, не подошёл с утешениями. Он с застывшим, как маска, лицом выслушал скорбную молитву местного кюре, бросил горсть земли в могилу, сел в машину и уехал, не оставшись на поминки. Впрочем, на них никто из местных жителей не пришел, кроме Виктора и Колетт, заглянувшей на пару минут лишь затем, чтобы отпроситься пораньше домой Даже садовник Анри, сославшись на недомогание, отказался зайти в дом и пригубить вина за упокой хозяина.
— Почему они все меня ненавидят? — прикусывая губу и не скрывая слез, спросила Алена.
— Меня тоже,-- усмехнулся Рене, уминая жаркое.
— А вас за что?
—За то, что я сочувствую и стараюсь, помочь вам.
— Разве за это можно ненавидеть? Вы же цивилизованная страна, форпост демократии?!
— С форпостом, кажется, я погорячился, — усмехнулся он.
Сосед перестал есть, допил вино, взглянул на Алену, сидевшую за столом в траурном платье и с прозрачным газовым шарфиком на плечах. Черный цвет очень шел к ее небесным глазам и светлому облику, делая ее еще красивее, и Виктор отвел взгляд в сторону.
—Я завтра уезжаю, — негромко сказал он.
— А нельзя вообще отменить поездку?
— Увы, нельзя. -А ваши билеты до Неаполя вы отменили?
— Нет.
— Надо позвонить.
Она безучастно кивнула, глядя в конец стола, где обычно сидел Мишель.
— Они меня арестуют?
— Кто? — не понял Рене.
— Полицейские.
— За что?!
— За убийство.
— Вы кого-то убили? -
-Нет.
— Тогда за что вас арестовывать?
Она пожала плечами.
— Я чувствую, что все к тому идет, — упрямо выговорила она. — Я чувствую, понимаете!