слушать, она худого никому не пожелает, если ее слушать!
Петр огляделся по сторонам, ища чайник, — так захотелось пить. И она этим воспользовалась. Схватила увесистый черпак и в одну секунду опустила его на голову убийцы. Грабов на мгновение застыл, глаза громилы округлились, он секунду удивленно смотрел на бывшую жену — и рухнул со стула. Маленькая струйка крови потекла на плиточный пол.
Алена растерялась, но лишь на несколько мгновений. Опомнившись, отбросила черпак в сторону и двинулась к двери. Вбежала к Виктору и упала ему на грудь.
— Что случилось? — не понял он.
— Он там, я его убила!
-Кого?
— Своего бывшего мужа, Грабова! Он ворвался ко мне и не отпускал, а я ударила его черпаком!
— Где он?
— На кухне, лежит на полу.
Рене тотчас связался с инспектором Жардине, заявив лишь, что на вилле «Гранд этуаль» скрывается русский преступник. Едва Виктор назвал подлинную фамилию бывшего мужа Алены, Жардине осознал сложность ситуации. В полицию Овера сегодня утром поступило сообщением том, что,возможно, русский убийца, некто Петр Грабов под фамилией Дмитрия Степанова, две недели назад приехал в Париж в составе делегации российских пожарных по обмену опытом. Труп настоящего Степанова из Костромы был обнаружен два дня назад в подмосковном лесу. Другой Степанов, прибывший по обмену опытом, перед отъездом из Парижа российской делегации неожиданно исчез. Русские поначалу хотели не поднимать шума, но когда был найден труп настоящего пожарного, забили тревогу. Степанов и Грабов внешне
оказались похожи, и беглому убийце паспорт подделывать не пришлось, а истинного костромича никто из московских руководителей раньше близко не знал.
— Так что будь осторожнее! — предупредил Луи.
Виктор не стал сообщать инспектору, что Грабов мертв, потому что решил сначала сам в том удостовериться. Он взял газовый пистолет, отнятый им еще у Хасана, приказал Алене закрыть дверь на замок и никого, кроме него, не пускать.
— А когда я приду, собаки сразу меня узнают по запаху и будут радостно скакать возле двери, — заметив ее недоуменный взгляд, улыбнулся Рене. — Это лучший пароль!
— Подожди!
Алена прижалась к нему. Он обнял ее, заметив, как бигли обрадовались их объятиям.
— Я люблю тебя! — прошептала она.
— И я тебя тоже.
- И еще я очень хочу, чтобы ты всегда был рядом! Я не могу больше одна!
— Я всегда буду рядом! — ответил Виктор.
— Меня не посадят за него в тюрьму?
— Ты же защищалась. Черпак — неплохое средство для обороны. — Он улыбнулся. — Выпей граммов пятьдесят коньяка, чтобы расслабиться.
Она закрылась на два прочных замка, плеснула себе глоток «Мартеля», подбросила пару чурбаков в камин и уселась в кресло перед ним, глядя на разгорающийся огонь. Бигли тотчас улеглись рядом, положив головы на лапы.
Алене всегда нравился дом Виктора. Небольшой, уютный, обжитой, со старой, добротной мебелью и узкими викторианскими окнами, он имел, как посмеивался Рене, свой особый нрав, напоминавший ему нрав чопорного, изысканного англичанина, который
никогда не вступит в разговор с незнакомым собеседником, не будучи представленным.
Через полчаса бигли неожиданно всполошились и радостно запрыгали около входной двери. Алена, не дожидаясь стука Рене, тотчас открыла и остолбенела, на пороге с залитым кровью лицом и с петлей на шее стоял Виктор. За ним, победно усмехаясь, возвышался Грабов.
— Ну вот и мы, голубка! — возбужденно прошептал он. — Ты не ждала нас в такой компании? Принимай гостей, боевая подруга!
Он грубо втолкнул Виктора, и тот, запнувшись о порог, полетел на пол. Бигли мгновенно ощетинились, грозно зарычали, приняв боевую стойку и готовые броситься на враждебного пришельца.
— Убери этих уродов, иначе я размозжу эти собачьи головы! — прорычал Грабов.
—■Робин, Питер, на место! — собрав последние силы, приказал им хозяин, и собаки, грозно поворчав, не спеша, с достоинством повиливая короткими хвостами, удалились в кабинет.
— Так-то лучше, — усмехнулся убийца.
Алена намочила полотенце, стерла кровь с лица Рене. Оказалось, бровь глубоко рассечена, и было необходимо срочно ее зашить. Хозяйка «Гранд этуаль» стала искать подходящие нитки, иглу, но Петр, державший, как палицу, в руках черпак из нержавейки, потребовал сначала заклеить ему рану на голове.
— Ударчик вышел неплохой, голова как медный таз гудит! — усмехнулся он. — Посильнее бы замах — и черепок могла бы раскокать!
Она прижгла йодом рану на голове Грабова, заклеив ее пластырем.
— В доме есть спиртное?! — проскрежетал тот в ярости.
Рене указал на бар. Русский налётчик схватил початую бутылку виски и в несколько глотков опорожнил ее. Многое повидавший в своей жизни Виктор не без удивления смотрел на громилу. Алена налила Рене полстакана коньяка и прокалила на огне иглу.
— Придется зашивать без наркоза, так что лучше выпить, — объяснила она.
Он кивнул, мелкими глотками выпил предложенный коньяк и попросил еще. Грабов нашел литровую бутылку гавайского рома и принялся без задержек опустошать ее.
Она сделала первый стежок и Виктор застонал, стиснув зубы.
— Потерпи, родной мой, я знаю, очень больно, зато зашью так, что и следов не останется!
Она налила ему еще коньяка, и он залпом выпил. Кровь натекала на глаз, и приходилось ее убирать.
— Я не успел войти, как он тяжелейшим ударом свалил меня с ног! Это чудовище, а не человек! — сдерживая боль, зашептал Рене на русском, но потом перешел на французский. — Сюда едет инспектор Жардине, наше спасение. Монстр знает французский?
— Вряд ли.
— Тогда я буду говорить только на нем.
Она кивнула, К ним подошел Грабов.
— О чем воркуете, недобитые буржуи? — ухмыльнулся он,взглянул на шов. — А ты смотри-ка, лихо шьешь!
Алена знала, когда Петр выпивал, сначала становился простецким, свойским парнем, даже ласковым, но, едва перебирал, мог убить и брезгливо переступить через труп. Злоба тогда переливалась у него через край. Сейчас же пока еще им владело щедрое благодушие.
— Я чувствовал, что ты кого-то успела заарканить! — хохотнул Грабов. — Она прыткая! Со мной кувыркалась, а хирурга придерживала. Теперь по старикам пошла? Он по-русски-то кумекает?
— Нет.
— На хрен тебе эта развалина?! Чтоб через пять лет горшки за ним выносить? Мало в больницах натаскалась? Я еще понимаю, почему за инвалида пошла! Прислуживала, привыкла, да и хоромы стоящие, бабки есть, а тебе хотелось из теткиной нищеты выскочить. Все понятно. А тут чего ловить? Геморрой и ревматизм? Какой он тебе защитник, если его соплей перешибить можно! Ему, понятное дело, к старости сиделка потребуется и такая ломовая лошадь, как ты, чтобы по дому убиралась да жратву готовила. А проживет этот хмырь еще лет тридцать! Сейчас ты баба в самом соку, похудела и конфеткой сделалась, так пососать и хочется! Найди крепкого, молодого, который бы так окучивал, что искры из глаз, сыпались! Я тебе дело говорю! Они на жалость тебя давят, а ты по уму живи! Как эти сволочи!
Виктор, выслушав эти русские откровения, задергал желваками, забыв на мгновение даже о своей жуткой боли.
— Заткнись ты! — не выдержав, оборвала советчика Алена.
Грабов засверлил бывшую жену колючими глазками.
— Я с тобой, шалава, пока по-хорошему базарю и лучше не зли меня! Знаешь, чем кончится! Я вас обоих тут урою!
Бывшая медсестра сделала последний стежок,
завязала узелок, стерильным тампоном промокнула кровь.
— Подержи, — привычно бросила Алена Виктору, с которым всегда разговаривала по-русски, и тотчас поняла, что проговорилась. — Тьен! — мгновенно повторила она, оглянулась, чтобы узнать, заметил ли ее прокол Грабов.
Но тот, несколько секунд назад еще изрыгавший страшные угрозы, теперь, казалось, дремал, закрыв глаза, приоткрыв рот и откинув голову на мягкую спинку кресла. Штоф виски и литр крепкого гавайского рома могли свалить и слона. Однако стоило Алене подняться на ноги, как Грабов встрепенулся и, набычившись, с подозрением уставился на них, готовый отразить любой неожиданный удар. Лишь поняв, что никто нападать не собирается, повернулся к бару, схватил штоф английского джина, сделал пару затяжных глотков. Громко крякнул. После чего его туманный взор прояснился и заонежский громила скривил тонкие губы. Первый признак того, что прежнее спиртное благодушие закончилось — и они теперь остались наедине с выродком и убийцей.
— Сходи пожрать принеси! — бросил он Алене.
Та вышла на кухню. Форточка была открыта, и она
услышала, как к дому подрулила машина. Погасив свет, она заметила две фигуры, крадущиеся к ее дому.
В одной из них она узнала инспектора Луи Жардине. Напарник же инспектора оказался щуплым и тщедушным. Когда Виктор сообщил о скором приезде полицейских, мадам Лакомб обрадовалась, предположив, что нагрянет целая группа захвата. Этим же двоим Грабов без всяких усилий свернет шеи.
Жардине с помощником осторожно поднялись на ее крыльцо, и Алена увидела молоденького, с цыплячьей шеей, остроносого жандарма, который наверняка
поступил на работу неделю назад. Даже форма на нем топорщилась.
«Старый дурак, не мог взять парня покрепче! — разозлилась она. — К тому же, скоро выяснится, что оба приехали без оружия».
— Тебя за смертью посылать?! — Из гостиной донесся грозный рык.
Алена схватила кусок ветчины, сыру, плетенку хлеба, принесла, молча выложила перед Грабовым. Тот наполовину опустошил уже и штоф с джином, но к ветчине не притронулся. Отрезал лишь кусок сыра, лениво разжевал. В таких стрессовых ситуациях алкоголь, видимо, взбадривал, придавал сил, а еда, наоборот усыпляла.
— Жардине э веню! — бросила она Рене.
Что ты ему сказала?! — прорычал Грабов.