– Мы должны это сделать, потому что с 1998 по 2007 год банки торговали срочными производными на сумму, превышающую прибыль всех мировых производственных отраслей за предыдущее столетие…
– Не продолжай, потому что я ни черта не понимаю, что такое «срочные производные».
– Это чрезвычайно рискованные финансовые операции, основанные на разнице между текущей рыночной ценой товара и ценой, согласованной заранее. Это как ставка на то, сколько что-то будет стоить в определённый день, и выигрыш или проигрыш зависит от того, угадал ты движение вверх или вниз. Это фиктивная экономика, поэтому в современном финансовом мире существует огромное количество денег, которые никогда не существовали. Из-за этого спекулятивные пузыри будут лопаться один за другим, и миллионы людей продолжат терять свои сбережения, работу и жильё.
– Не знал, что ты так разбираешься в экономике.
– Это не экономика, это мошенничество в астрономических масштабах. Этим летом я ужинала с одним парнем, который знал в этом толк.
– Твои летние ужины начинают казаться мне весьма необычными.
– А ты с кем ужинал?
– С Висентой. И узнал многое о инжире.
– Инжире? О каком именно?
– О любом. Знаешь ли ты, что это один из самых древних и питательных продуктов, который на протяжении тысячелетий был основным в рационе «собирателя» и первым, который научились сохранять путём сушки? Судя по всему, инжирные деревья растут почти на любой почве, в любых климатах, на всех континентах, высотах и широтах. Одни вырастают всего в ладонь, а другие достигают тридцати метров в высоту, с такими мощными корнями, что могут разрушать здания.
– Ты меня удивляешь.
– Как и ты меня со своими «срочными производными». Только разница в том, что Висента спала в своей постели, а я – в своей.
– Довольно неудачный, грубый и неуместный комментарий, особенно учитывая, что тот, с кем я ужинала, интересовался не мной, а Альдо, который, как ты знаешь, метр девяносто ростом и здоров как бык.
– Он с ним закрутил?
– Альдо очень себе на уме и врезал ему копытом куда больнее всего. И прежде чем ты спросишь то, о чём я знаю, что ты собираешься спросить, поясню: Альдо – мой напарник по дайвингу, которому я могу доверить свою жизнь. А значит, он настолько ценен, что не стоит портить отношения, затаскивая его в постель.
– Висента права, говоря, что мы довольно странная пара.
– Лучше быть странной парой, которая любит, уважает и желает друг друга, чем обычной парой, которая ненавидит, оскорбляет и даже не касается друг друга.
– Это верно. И раз уж мы заговорили об этом… с каких пор мы не занимались этим под соснами?
– С того дня, когда тебя укусил слепень за задницу. Но если ты готов рискнуть…
Он «рискнул», потому что в последние дни они «рисковали» почти с той же страстью, что и в начале их отношений. Это было не потому, что они чувствовали себя моложе, а потому, что где-то глубоко в подсознании они боялись слишком раннего конца.
То, что они ввязались в борьбу без надежды на победу, имели друг друга в качестве единственных союзников и соучастников, склонившись над картой в поисках подходящего места, чтобы дать бой своим гипотетическим врагам, неожиданно оживляло их прежнее влечение друг к другу. Иногда они не могли удержаться от смеха после страстного секса, падая обессиленные, но счастливые.
– Это намного эффективнее, чем Виагра.
– И дешевле. Хотя, боюсь, в конечном итоге нам это обойдётся дороже.
– Это того стоит.
Глава седьмая
Они удобно устроились, насладились великолепным ужином при свете луны, пробивавшейся сквозь ветви деревьев, временами молча прислушиваясь к крикам ночных птиц, а временами вспоминая старые времена, когда, как это часто бывает в воспоминаниях, жизнь казалась намного проще, счастливее и, главное, веселее. Ведь, как гласила старая морская песня:
"Время для любви – как ветер для паруса.
Если дует мягко – унесёт далеко.
Если слишком резко – порвёт на части."
– Современные политики настолько посредственны, что их апатия передаётся окружающим, и даже не даёт повода для плохой шутки.
– Главное, чтобы в итоге мы сами не превратились в плохую шутку… – С завтрашнего дня всё будет зависеть от тебя.
– Я знаю, и это меня пугает.
И у неё были причины для беспокойства, ведь на следующий день, как только они отцепили машину и оставили позади караван, Клаудия вынуждена была вести предельно осторожно. Ей приходилось не только следить за опасной дорогой, местами проходящей вдоль обрыва, но и избегать линий электропередач, ретрансляционных вышек и спутниковых антенн.
Её муж ясно дал понять:
– Не торопись и выбирай пути, по которым мы сможем двигаться, не создавая помех. Отдельно стоящие дома не представляют угрозы, но деревни – да. Больше всего меня беспокоит, что ты не сможешь найти дорогу обратно.
– У меня есть компас, и не забывай, что я полжизни провела в море.
– В море нет лесов, рек и оврагов.
– Но север всегда на одном месте.
– Опыт подсказывает мне, что горы любят обманывать компасы.
– Маловерный!
– Мужчина в сорок лет – это почти то же самое.
И он оказался прав. Компас – древнейшее изобретение, помогавшее открывать новые земли и возвращать моряков домой, – терял эффективность, когда дорога упиралась в осыпавшуюся скалу или разлившийся ручей, заставляя искать обходные пути и возвращаться назад на несколько километров.
Такие неожиданности, конечно, не были отмечены на картах, потому что они появлялись и исчезали в зависимости от времени года. Особенно в той местности, которую они выбрали для своей необычной авантюры – одной из самых диких и безлюдных в стране. Они были уверены, что здесь их никто не найдёт, но и самим найти кого-то будет крайне сложно.
Однако оказалось, что это не так. Спустя всего пару часов после отъезда Клаудии, пока она осматривала окрестности, стараясь точно запомнить расположение их "базового лагеря", она заметила, что между деревьями что-то движется.
Подойдя осторожно, она увидела вооружённого мужчину, неподвижно сидящего и пристально глядящего в заросли.
Сначала она встревожилась, затем предположила, что это браконьер, выжидающий добычу, но её беспокойство усилилось, когда мужчина сел на упавшее дерево, приставил ружьё к подбородку и потянулся к спусковому крючку.
Инстинктивно она закричала:
– Но что вы делаете…?!
Незнакомец обернулся, пожал плечами и ответил раздражённым, чуть презрительным тоном:
– А как вам кажется?
– Вы же не собираетесь застрелиться прямо здесь?
– Это самое уединённое место, какое я смог найти.
– Наш караван всего в трёхстах метрах отсюда, и вы испортите нам отпуск.
– Ну, это действительно невезение.
Она подошла ближе и села рядом.
– Можно узнать, почему вы решили сделать это именно здесь?
– Здесь красиво.
– Но пустынно. Пройдут месяцы, прежде чем вас найдут.
– Именно поэтому я и выбрал это место. Вы знаете, сколько стоит похороны?
– Двух тысяч евро хватит?
– Вы предлагаете мне две тысячи, чтобы я пошёл и застрелился в другом месте?
– Нет, но я бы дал вам их, чтобы вы обдумали всё ещё неделю. Если решение не изменится, вы всегда сможете вернуться.
Мужчина недоверчиво покачал головой.
– Вы странный человек.
– Я просто привык размышлять, особенно когда дело касается решений, от которых нет пути назад.
– Для меня пути назад уже нет.
– Вы больны?
– Нет. Но я тридцать лет строил лучший музыкальный магазин в регионе. А когда он, наконец, начал приносить плоды, клиенты перестали покупать диски, потому что теперь могут скачивать их бесплатно. Эти чёртовы сети позволяют получать всё даром… кроме самих сетей. Они дают инструмент, чтобы воровать чужой труд, но жестоко уничтожают тех, кто попытается украсть их собственный инструмент.
Клаудия поняла, что этот человек выразил чувство, знакомое миллионам людей, видящих, как рушатся их жизни. Она долго молчала, размышляя, а затем сказала:
– У вас остались диски?
– Тысячи, но их даже не хватит на приличные похороны.
– А если потратить эти две тысячи на аренду грузовика и отвезти их в Позовьехо? Там их расхватают. Интернет-сети там не работают – что-то сломалось.
– Я слышал об этом в новостях, но раз потом не говорили, решил, что починили.
– Нет, и вряд ли починят. Так что пути назад всё же бывают.
Мужчина задумался.
– Почему вам не всё равно?
– Потому что я здесь, потому что чувствую вашу боль. И потому что на вашем месте я, возможно, испытывал бы то же самое. Вы бы сделали то же самое для человека, готового покончить с собой?
– Думаю, да.
– Этого мне достаточно. И ещё – от мысли, что скоро снова появятся люди, мыслящие как люди.
– Я уже говорил, что вы странный человек?
– В последнее время это мнение становится всё популярнее.
Мужчина осторожно разрядил ружьё и передал его Клаудии.
–Он стоит не две тысячи евро, но это все, что у меня есть, кроме дисков. Картридж я оставлю себе на память. —Хорошая идея, на случай, если ему снова придут в голову глупости. А теперь, если вы со мной, я приглашаю вас на обед и отдам ваши деньги. —Это будет мой лучший обед за многие годы. Кстати, меня зовут Диего Мендес. А вас? —Предпочитаю, чтобы вы этого не знали. —И почему это…? —Потому что мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь кто-то сказал: «Фуланито де Таль помог мне, когда я больше всего этого нуждался». Я бы предпочел, чтобы сказали: «Незнакомец помог мне, когда я больше всего этого нуждался». —Но всегда лучше, чтобы помог друг, а не незнакомец… ну, по крайней мере, мне так кажется! —Вы ошибаетесь, потому что у каждого человека есть определенное количество друзей, а количество незнакомцев не ограничено, так что вероятность того, что поможет незнакомец, гораздо выше. —С уважением, это объяснение кажется мне несколько абсурдным, или хотя бы живописным. —В нем нет ничего абсурдного или живописного. Сколько раз вам прокалывало колесо на дороге, и рядом не было друга, чтобы помочь? —Если я не ошибаюсь, всего один раз. —А сколько раз останавливался незнакомец, чтобы помочь? —Несколько… —Вот вам и ответ! —Это не одно и то же. —Да, это одно и то же. Мы идем по жизни, и колеса у нас прокалываются, нам нужно, чтобы кто-то помог их починить, неважно кто. Главное – потом не забывать о колесах других. —Когда я говорю, что вы очень странный человек…!