– Во что?
– Я не тот, кто должен это решать. Но если во время Второй мировой войны мы смогли превратить автомобильные и тракторные заводы в танковые и артиллерийские, то в мирное время должны уметь сделать обратное.
– Начинаю думать, что вы зря потратили свой талант, Паркер. Вы могли бы стать коварным политиком-демагогом.
– Слишком большая конкуренция.
– Тогда, может, телевизионным проповедником, собирающим толпы.
– Я не религиозен, а значит, считаю, что только те, кто не верит ни в каких богов, смогут исправить этот мир, главная проблема которого в том, что слишком многие верили в слишком многих богов.
– В таком случае, раз уж я религиозен, очевидно, что не мне спасать мир. Но сделаю, что смогу. Кстати, что стало с идиотом, который спровоцировал весь этот хаос, бросив вызов террористам?
– Сидни Милиус? Он исчез.
– Как это исчез?
– Он очень ловкий тип, и, поняв, какого масштаба катастрофу устроил, просто растворился.
– Ну что ж, Паркер, мне жаль вас разочаровывать, но это дает мне прекрасный повод не рассматривать вашу отставку. Когда найдете его, тогда и просите снова.
– Но, сэр…!
– Никаких «но»!
***
В первые минуты их странной «прогулки» они не могли избавиться от чувства дискомфорта и почти невыносимого жжения – или, возможно, страха – в желудке, осознавая, что виновны в социальном, а главное, экономическом апокалипсисе, который порождали своим присутствием. Их подавленное настроение только ухудшалось, пока они не остановились перед роскошной витриной, в которой среди двадцати элитных моделей особенно выделялись впечатляющий Greubel Forsey Tourbillon стоимостью семьсот тысяч евро и Richard Mille, приближающийся по цене к полумиллиону.
Они застыли на месте, словно их пригвоздили к тротуару, почти не в силах поверить в увиденное – предметы, выставленные на всеобщее обозрение, не вызывали ни малейшего возмущения у прохожих.
Семьсот тысяч евро – это сумма, которую они получили бы за перевод ста книг на любой из шести языков, освоение которых потребовало от них стольких усилий, или зарплата рабочего, вкалывающего по восемь часов в день более тысячи месяцев, то есть восемьдесят три года.
Миллионы людей могли бы спастись от отчаяния, нищеты или смерти благодаря двадцати часам, столь нагло выставленным в этой омерзительной витрине. Именно эти несколько минут наблюдения за тем, как глупость и высокомерие доведены до крайности, окончательно убедили их продолжать борьбу за восстановление баланса справедливости.
Они понимали, что людям может хотеться иметь дом побольше, яхту поудобнее или автомобиль побыстрее, но часы не могут быть ни больше, ни удобнее, ни быстрее – ведь если они идут быстрее, то перестают быть часами и превращаются в кардиостимулятор.
В часах за десять евро ровно столько же минут и секунд, сколько в часах за семьсот тысяч, а значит, логично предположить, что оставшиеся шестьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто евро платятся исключительно за непомерную эгоцентричность.
Покупатели таких вещей напоминали детей, играющих в «куклы»: они задирали рукав рубашки и демонстративно клали руку на стол так, чтобы окружающие могли увидеть дорогие часы и убедиться в их статусе «стильного человека», а значит, их превосходстве над остальными смертными.
Клаудия вспоминала, как много лет назад одна её подруга призналась:
«Я только что послала к черту своего парня, потому что у него красный кабриолет и золотые часы, и я пришла к горькому выводу: большинство мужчин, у которых есть красный кабриолет и золотые часы, имеют только красный кабриолет и золотые часы – вещи, которые даже не пригодны для мастурбации».
Но даже золотые часы казались им сравнительно «скромными» на фоне безудержного хвастовства, которое, на их взгляд, не имело оправдания и было воплощено в этой отвратительной витрине.
После нескольких минут молчаливого созерцания Клаудия заметила:
– Подозреваю, что здесь придется открыть магазин тканей, потому что вряд ли они еще когда-нибудь продадут часы за семьсот тысяч евро.
Они неторопливо вернулись, переночевали на том же холме, откуда открывался вид на море, которое теперь казалось другим, словно стало чище, а воздух менее загрязнённым. После завтрака они отцепили трейлер, и Клаудия отправилась в ближайший город, чтобы узнать из газет, радио и телевидения, каковы были последствия их «спокойной прогулки».
И эти последствия оказались гораздо более разрушительными, чем они могли себе представить: высокозащищенные сейфы большинства банков в этом районе были заблокированы.
Коды доступа аннулировались, и огромные суммы денег, драгоценности, произведения искусства, а главное – важнейшие документы, оставались под землёй, пока динамит, автоген или взломщики не извлекут их наружу – на свет, которого многие владельцы предпочли бы избежать.
Любопытно, но некоторые из самых богатых людей мира в тот момент не имели ни наличных, ни работающих кредитных карт, а самолёты, поезда и вертолёты оказались обездвижены из-за отказа их электронных систем.
Начался хаотичный исход по автомобильным дорогам, нарушавший всю логику массовых миграций, известных истории.
Со времён, когда Моисей вывел евреев из Египта, все массовые исходы всегда преследовали одну цель: спастись от рабства, голода и бедности в поисках лучшей жизни.
Но те, кто эмигрировал сейчас, бежали не от рабства, голода или бедности – и уж точно не в поисках лучшего мира, в существование которого они не верили. Они стремились за чем-то невидимым и нематериальным – за волнами, пересекающими пространство и достигающими самых дальних уголков Вселенной.
Можно было бы сказать, что эти волны превратились в новых богов, столь же невидимых и нематериальных, как их предшественники, но обладающих тем же свойством вездесущности. Однако стоило кому-то локально лишить их силы – и мир рухнул.
Казалось, что сами истинные боги решили напомнить человечеству, кто здесь обладает реальной властью, или что восьмая казнь поразила не только Египет, но и всю планету.
Те, кто был вынужден оставаться, потому что им некуда было уйти – а таких было много, – а также те, кто понимал, что если покинуть свои роскошные особняки, их просто разграбят без охранных систем, чувствовали себя как «птицы с налогового рая», внезапно попавшие в клетку.
Один кровавый африканский диктатор, известный своими оргиями, расточительством и эксцентричностью, с яростью, отчаянием и бессилием обнаружил, что его гигантская бункерная резиденция оказалась настолько хорошо защищённой, что теперь никто не мог туда войти. Но и выйти тоже было невозможно, потому что коды доступа вышли из строя.
Так как все телефоны слесарных мастерских и ремонтных служб были перегружены, а пожарные метались от вызова к вызову, уделяя первоочередное внимание тем, кто находился в реальной опасности, разыгралась сцена, достойная театральной постановки: слуги, телохранители и даже роскошные проститутки отчаянно лупили по толстым бетонным стенам всем, что попадалось под руку, пытаясь прорубить проход к саду.
Бесспорно, этот прекрасный побережье перестало быть лучшим местом для жизни, и пострадавшие – а их было немало, и они были весьма могущественны – возлагали вину за всё на проклятого Сидни Милиуса и его манию величия.
***
Сидни Милиус стал величайшим хакером в истории не по чистой случайности, а благодаря тому, что был лишён всяких моральных принципов, обладал ясным умом и умел находить способы избежать ответственности за свои действия.
Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы осознать свою серьёзную ошибку – он позволил гордыне взять верх, и особенно это стало очевидно, когда выяснилось, что несколько его «юридических советников» поспешили заявить о своём несогласии с его методами.
Большинство, по-видимому, полагало, что дни его славы прошли и он уже не является «главнокомандующим» киберпиратства, а значит, настало время уделять внимание другим клиентам – не столь щедрым, но и гораздо менее заметным.
Как гласил почти забытый и никогда не оценённый по достоинству «Руководство по поражениям» Кабира Сулеймана:
«Гордыня генерала – злейший враг его армии. Его смирение – лучший союзник».
Это средневековое правило применимо не только к военным, но и к политикам, бизнесменам и обычным людям, чей раздувшийся эгоизм иногда становится пулей крупного калибра, попадающей прямо в рот, из которого она же и вылетела.
Осознав, какую бурю он вызвал, и получив звонок от своего главного покровителя в Монако, который упрекнул его за отсутствие такта и настоятельно попросил больше не связываться, Сидни всю ночь размышлял над тем, о чём не подумал три дня назад. В конце концов он решил, что пора сделать тихий и незаметный уход.
На самом деле он всегда был к этому готов. Как настоящий пират нового поколения, он унаследовал мудрость своих предшественников с повязкой на глазу: сокровища никогда не должны находиться на борту корабля, ведь если судно утонет в результате неожиданного боя, пропадёт всё. Клады нужно закапывать, и всегда следует иметь запасной корабль.
Поэтому в ту злополучную ночь, когда телевизоры, мобильные телефоны и компьютеры начали сходить с ума, Сидни Милиус, не теряя хладнокровия, покинул свой любимый Milius@.com, затерялся в тенях порта и незаметно поднялся на борт Sea Rabbit – современного парусника, формально принадлежащего панамской девелоперской компании, которая, как и множество других предприятий, была лишь очередной его фиктивной фирмой.
Sea Rabbit был создан для того, чтобы стремительно уходить от преследования или прятаться в бухтах: у него имелись три комплекта флагов, названий, регистрационных номеров и гражданств, все с безупречно оформленными документами.
Ни один уважающий себя преступник не станет совершать преступление, не предусмотрев пути отступления, и, следуя этому золотому правилу, Сидни Милиус всегда держал своё спасение в пределах трёхсот метров от носа своей яхты.