Беда в том, что ходов не осталось. Катя, во всяком случае, их не видела. Разве что поговорить еще раз со всеми, кто был на даче в тот вечер, — с каждым в отдельности, разумеется. Включая эту самую Леночку, которая неизвестно зачем вернулась обратно…
Она решила так: еще один разговор, с Леночкой, для очистки совести, никого не ставя об этом в известность, а там я, скорее всего, завяжу, скорее всего, это будет последний всплеск активности.
Найти Леночку оказалось несложно. Катя помнила, что у них были какие-то общие знакомые, никак не связанные со старой компанией. Совсем другая история, что-то медицинское, в свое время передавали друг другу детских врачей. Труднее было объяснить свой звонок, свое внезапное появление через столько лет. Катя пробормотала что-то неопределенное насчет того, что ей бы надо кое о чем Леночку спросить. Леночка сильно удивилась, но как будто и обрадовалась Катиному звонку, сразу предложила зайти. А тут уже, надо сказать, удивилась Катя. Они и раньше-то, при жизни Гарика, виделись раза четыре, от силы пять, и всё как-то случайно, в общественных местах, на каких-то светских мероприятиях, плюс тот вечер на даче — а потом, после похорон, не виделись ни разу.
Катя понимала, что неплохо бы предварительно наметить план разговора — о чем спрашивать, хотя бы в самых общих чертах, но откладывала это дело до последнего. А с другой стороны, тут прикидывай не прикидывай… может, оно и лучше — экспромтом.
Невысокая женщина со светлой стрижкой каре и острыми чертами лица показалась в первый момент незнакомой. Не столько постарела, сколько выглядела совершенно иначе. Какая-то совсем другая манера держаться, и это чувствовалось сразу же, с первой минуты. Гораздо спокойнее, уверенней, без всякого этого птичьего трепета, который тогда, при Гарике, сразу бросался в глаза.
— Очень рада тебя видеть, — сказала она. — Проходи.
Первые минут пятнадцать сидели на кухне, пили чай и кое-как заполняли пробел, длиной в десять лет, в самых общих чертах, не вдаваясь в подробности: женитьбы, разводы, дети, работа. Леночка открыла форточку, достала сигарету.
— Не возражаешь?
— Нет, конечно.
— Я правда рада, что ты пришла, — сказала Леночка. — Понимаешь, все так сильно изменилось с тех пор. У меня совсем другая жизнь, другой муж, двое детей… ну, в общем, ты понимаешь. А от той жизни как будто совсем ничего не осталось. И вспомнить не с кем. А знаешь… хочется иногда. Но ты ведь, наверное, по делу пришла?
— По делу, да, — призналась Катя. — Но дело это как раз связано, как ты говоришь, с той жизнью. Помнишь, как ты… — она хотела сказать «как ты приехала», но спохватилась и переиграла на ходу, — как мы встретились у Васи на даче в тот вечер?
Все равно вышло глупо. Еще бы ей не помнить! Леночка смотрела вопросительно. А Катя вдруг решительно перестала понимать, зачем она к ней пришла. И тут же сама на себя разозлилась: «Каждый раз одна и та же история. Начинаю говорить и тут же впадаю в панику. Нужно взять себя в руки — отступать-то некуда. Значит, что, собственно, я хочу узнать?»
— Лена, скажи, пожалуйста, это правда, что той ночью ты туда вернулась? — наконец решилась она.
Леночка затянулась и выпустила дым в форточку.
— Правда.
— А… зачем? Извини, что я так… бесцеремонно, но мне нужно знать. Я потом объясню.
Но Леночке, кажется, и не нужно было объяснений.
— Затем, что… Как бы это… Мне нужно было понять… выяснить… Понимаешь, с ним что-то тогда случилось. Он жутко изменился. Понимаешь? Совсем, совсем изменился, просто совсем другой человек. Ты понимаешь, как это страшно? Живешь-живешь с человеком, и вдруг — раз! Рядом как будто не он, а кто-то совсем чужой.
«Мирела вернулась… — подумала Катя. — В этом все дело». Видимо, что-то отразилось у нее на лице, потому что Леночка вдруг нетерпеливо махнула рукой.
— Нет, не то! Я знаю, о чем ты подумала. Тут не Мирела, тут что-то другое. По времени не сходится.
— Как же не сходится? — удивилась Катя.
— Я знала о Миреле, — задумчиво сказала Леночка. — Он мне рассказывал. Большая любовь, безумная страсть и все такое. Но понимаешь… как тебе сказать… он очень хорошо понимал, что ему не обломится. Никогда. Он это точно знал, еще до ее отъезда. Не строил никаких иллюзий на этот счет. Он как-то с этим смирился, правда. Я чувствовала, что смирился. Когда стало известно, что они возвращаются, разволновался, это — да, подействовало, конечно, — ничего не скажу… но я-то не об этом… Понимаешь, это было еще не то. Он мне рассказал — вот, мол, возвращаются, странно, столько воды утекло, как-то встретимся после стольких лет? Честно признавался, что волнуется, что не хочет больше, как мальчишка… Не скажу, что это было приятно, нет, не особенно, но это было как-то еще… понятно, что ли. А потом вдруг это случилось.
— Что — это? — Кате стало не по себе.
— В один прекрасный день пришел домой — и все, как будто меня нет. Смотрит сквозь меня — и все.
— Может, с ним в тот день на работе что-то случилось? — растерянно предположила Катя.
— Да что с ним могло случиться? Обычный день, сидел в архиве, как всегда. Звонил днем, спрашивал, что купить.
— Он мог кого-то встретить — по дороге, я не знаю… в магазине в том же…
— Мог… Только кого? Ты все про Мирелу? Он ее к тому моменту уже видел. Ты знаешь, что они встречались, то есть я хочу сказать, Гарик встречался с ними обоими еще до дачи?
— Не помню, — призналась Катя. — Кажется, знала.
— Ну вот. Вернулся взволнованный, почти, говорит, не изменилась…
— Вот видишь…
— Да нет же! Тут что-то еще, что-то другое. Ну как тебе объяснить? Взволнованный, возбужденный, ему как раз все время о ней говорить хотелось. В том смысле, конечно, что все страсти — в прошлом, а просто так, рассказать, потому что занятно. Противно довольно, надо сказать… то есть мне это было довольно противно, но что ж поделаешь — я знала, что он такой… ему всегда надо было выговориться. А вот когда он замолчал и как будто меня нет — и все, вот тут я растерялась…
— Может, он… ну я не знаю… просто разозлился за что-то? — Отчего-то Кате ужасно хотелось обнаружить за всем этим что-то обыденное и объяснимое.
Леночка с сомнением покачала головой.
— Все может быть, только знаешь, не было никакой злости. Ни злости, ни мрачности, ни раздражения. Наоборот, довольный был, расслабленный какой-то. Улыбался, насвистывал. В тот день, перед дачей, я сорвалась, что-то такое сказала… точно не помню… Сначала сказала, что хочу поехать с ним. А он так спокойно и вежливо: «Не стоит». И тут я сорвалась, не выдержала. Что-то такое, отчаянное, вроде: мы с тобой, что же, теперь совсем чужие люди?
— А он?
— А он сказал «может быть» — и уехал. А я посидела-посидела и поехала следом. Не уговаривать. Просто у меня, понимаешь, есть такое свойство, дурацкий такой характер — мне все кажется, слова — они для чего-то нужны. Что все можно объяснить при желании, ну или почти все. Словами. Ну разлюбил, допустим. Или там полюбил другую, или еще что-нибудь. Это бывает. Но зачем же «Газовый свет» устраивать? И я поехала…
Она раздавила в пепельнице окурок и на секунду замолкла.
— И ты поехала… — осторожно напомнила Катя.
— И я поехала… — эхом отозвалась Леночка. — Разозлилась я тогда ужасно, честно говоря. Что же это такое, думаю! Пусть скажет толком, в чем дело. — Она неожиданно фыркнула. — Ну и потом, посмотреть хотелось на эту вашу Мирелу, чего греха таить.
— Ну и как?
— Что как? Мирела? Очень ничего!
— Да нет! Сказал он тебе что-нибудь?
Леночка взглянула удивленно:
— Ты же была там, Катя! Почему ты спрашиваешь? Ты же видела, как он — со мной… Ты говоришь: зачем я вернулась? Я ведь почти до дому доехала. И вдруг — не могу, и все тут! Какое-то издевательство! Мало того что он дома со мной — так, он меня еще перед всеми вами унизил. Что-то меня такое прямо душило. Не знаю… Прямо ярость какая-то дикая, обида, растерянность — всё сразу, всё вместе как-то. К черту, думаю — поеду, если спит — разбужу, вцеплюсь и не отстану, пока не добьюсь толку. Прямо сейчас, потому что ждать у меня сил не было.
Кате пришло в голову, что такое вот унижение, такая обида — сами по себе вполне годятся в качестве мотива. Непонятно, правда, зачем в таком случае делиться всем этим с такой готовностью?
— И что же ты — просто в дверь постучала, что ли? Все, небось, спали уже? Ты же не знала, что он в сарайчике лег. И почему я не слышала никакого стука? Я вроде довольно чутко сплю.
— Нет, я не стучала. Мне повезло. Я во дворе встретила этого… бородатый, здоровенный такой… Андрей, по-моему.
— А он-то что там делал среди ночи?
— Ну не знаю… Мало ли… Может, по нужде вышел. В общем, он мне показал сарайчик этот.
— И что? Выяснила чего-нибудь?
— Нет. Я с ним так и не поговорила. У него кто-то был.
Ага! Катя чуть не поперхнулась чаем.
— Кто?
Леночка пожала плечами.
— Не знаю. Не разглядела. Женщина какая-то.
— Мирела?
Леночка удивилась:
— Почему Мирела? Нет, по-моему, другая какая-то.
— Я не понимаю, — сказала Катя. — Если ты не разглядела, то откуда ты знаешь, что это не она?
— Н-ну, не знаю… Из общих соображений… И потом, силуэт не тот… Полная такая… И сидела, сгорбившись.
— Сидела?
— Ну да, а что?
— А что они, прости, делали? Что-нибудь там происходило?
— Ничего не происходило. Она сидела у него на кровати. Как-то согнувшись… и голову опустила. А он на этой кровати лежал. Хотя его я толком не видела.
— Не видела?
— Лица не видела, но кто-то на ней лежал, а кому бы там еще лежать, если не ему?
Пожалуй, что так. Леночка задумалась, вспоминая, потерла пальцем переносицу и вдруг сказала неожиданное:
— У нее пальто распахнулось. По-моему, она была голая. То есть под пальто голая.
Еще того не легче! Кто такая? Описание наводило на мысль, но кто его знает…
— И ты не вошла?