— Какая ты, Кать! — Ника резко вскочила с дивана. — Ничего он меня не убедил! Наоборот… наоборот, я его убедила. Он сказал, что больше не будет писать, если для меня это так важно.
— Боже мой, — пробормотала Катя, — какой-то детский сад. Ты что, не понимаешь, что человек или способен такое написать, или не способен? Одно из двух.
Ника отвернулась и какое-то время молча смотрела в окно. Потом, все так же не глядя на Катю, сказала:
— Очень мне с ним здорово. Понимаешь? Как никогда и ни с кем. Самое странное, что с ним тоже так раньше не было. Не знаю, в чем тут дело. Гормоны, должно быть. Но сейчас… что-то невероятное, передать тебе не могу. А Илья на меня уже сто лет внимания не обращал…
Ну что тут скажешь? Катя вздохнула и развела руками.
— Ладно, Ник… Что я тут, в самом деле… что я тебя воспитываю? Твое дело, в конце концов. — И вдруг добавила неожиданно для себя самой: — Я вот что… Мне бы нужно с ним встретиться.
— С кем? С Андреем?
— Да.
— Это еще зачем?
— Спросить хочу, что он делал той ночью возле сарайчика, где Гарик…
— Ты что, хочешь сказать… Погоди, ты что, думаешь, это мог быть он?
— Я пока ничего не хочу сказать. Я хочу спросить. Понимаешь? Спросить! Он мог что-нибудь видеть. Потому что — он там был, это факт.
— Кать, послушай… — с запинкой проговорила Ника, голос звучал почти жалобно. — А может, там и не было ничего? Может, правда несчастный случай?
— Может, и не было. Кто же лучше меня понимает, что все мое здание воздвигнуто на песке? И все-таки, все-таки… Все-таки поговорить с ним нужно.
Весь этот разговор привел Катю в какое-то странное состояние. Опять какие-то нервы и колышки. Ей хотелось немедленно что-нибудь сделать: то ли вскочить и побежать куда-то, то ли схватить Нику и хорошенько встряхнуть. Тормоза какие-то грозили отказать.
— Меня вчера машина сбила, — глядя на Нику в упор, тихо сообщила она.
— Что-о? То есть как?
— Вот так.
— Как это? Где?
— Тут, недалеко, в двух шагах, на бульварчике.
— А как же ты?..
— Да ничего… Мне повезло — я там в яму одну провалилась. — Катя подумала и откинула со лба волосы. — Вот.
Ника, разинув рот, смотрела на шишку.
— Коленки разбила, ногу разодрала — и все. Жутко повезло. Так что вот. Может, конечно, тоже несчастный случай…
— Господи-Господи-Господи… — забормотала Ника. — Что же это такое делается? Возьмешь у меня телефон или хочешь, чтобы я за тебя договорилась?
— Договорись сама, ладно? — попросила Катя. — Скажем, на послезавтра, если получится.
Тут у нее был свой расчет. Не было никаких гарантий, что Андрей согласится отвечать на ее вопросы. То есть встретиться-то он, скорее всего, согласился бы в любом случае. Так ей, по крайней мере, казалось. А вот дальше… И с ее-то стороны это ведь был очередной поиск того — не знаю чего. Никакого конкретного плана. Словом, Кате нужно было его добровольное сотрудничество, и что-то подсказывало ей, что проще всего этого добиться через Нику. Если Ника попросит его поговорить, ему будет сложно отказаться. Захочет проявить себя с лучшей стороны. Катя, во всяком случае, на это надеялась.
Ни Грише, ни Варьке о наезде рассказывать не стала.
Он не нравился ей с самого начала. Чистая правда — еще до дачи, до всех этих разговоров. Еще тогда, когда прибился к их компании сто лет назад. А почему — неизвестно. Ничего в нем особенно плохого вроде бы не было. Ну например, не понравился энтузиазм, с которым он призывал их вести себя благородно. Самому-то ему, в общем, ничего не грозило. Глядя отсюда, она бы сказала, что это смахивает на провокацию, но тогда ничего подобного ей в голову не приходило — просто не понравилось, что лезет, и все.
Не нравился тогда, не понравился и на этот раз. Впрочем, теперь, конечно, уже не скажешь, откуда что идет. Какая уж тут непосредственная реакция — после этой его статейки. Катя старалась не подавать виду.
Встретились в кафе на Никитском бульваре, днем. Катя пока была не готова выходить из дома вечером. По дороге ей пришло в голову, что с момента получения анонимки она была в кафе и ресторанах больше, чем в иные полгода. Андрей помахал ей рукой из-за столика — высоченный, бородатый, даже сидя за столиком, выглядел огромным.
Очередной кофе, очередной обмен репликами насчет быстротечности времени: «давно все это было… когда мы с тобой последний раз виделись?.. неужели тогда, у Васи на даче?.. неужели с тех пор — ни разу?..». Тут Катя решила, что пора приступать.
— Андрей, а кстати о даче, о том вечере? Я хотела тебя спросить… Пожалуйста, не удивляйся. Я понимаю, это может показаться странным… Все равно… — Господи, как же я мямлю! — Скажи, пожалуйста, что ты делал той ночью в саду?
— Хм… До ветру ходил, извини за прямоту. А что такое?
Разумеется. Даже это «до ветру» почему-то мерещилось Кате заранее.
— Ничего особенного. Сейчас… А скажи, пожалуйста, ты там кого-нибудь видел?
Андрей вытащил из кармана пиджака трубку. Точно, он всегда курил трубку, Катя и забыла. Вытащил пакетик с табаком, стал набивать.
— Давай уточним. Там — это где?
— В саду, ночью, — она секунду подумала и добавила: — У сарайчика, где Гарик спал.
Трубка раскурилась. Андрей вынул ее изо рта и посмотрел на Катю с любопытством.
— У сарайчика, в сарайчике… Видел. Хотел бы я знать, твой-то какой тут интерес?
— В сарайчике? Ты к нему заходил?
— С чего бы? К мужикам, знаешь ли, равнодушен.
— Ты же сам сказал: «в сарайчике».
— Через окно. И опять же — если ты чего подумала, подглядыванием тоже не увлекаюсь, просто очень уж она выглядела странно.
— Кто?
— Маша ее, по-моему, звать. Такая… чудноватая. Полная такая… В общем, так. Вышел, ночью. Стою у дерева… сама понимаешь. Потом решил пройтись туда-сюда, два шага буквально, башку чуть-чуть проветрить, хмель разогнать, выпили-то как следует. Вдруг вижу — кто-то стоит. Почему она меня не заметила — не спрашивай. Видимо, совсем не до того было. Ну и я, с другой стороны, особо не шумел. Сначала я ее со спины видел, а потом она повернулась слегка… вполоборота примерно. Тут я понял, кто это. Смотрю — а она в пальто на голое тело, пальто распахнулось… И стоит неподвижно, на одном месте, а холодно… Лица толком не разглядишь, но мне показалось — вид какой-то безумный, что-то такое… малонормальное. Бормочет что-то. И тут она раз — и прямо в сарай. Ага, думаю. А что ж это я между ними ничего не заметил? Ну то есть совсем ничего! А меня этот Гарик сильно интересовал вообще-то, — неожиданно добавил он.
— Да? А что так?
Андрей отмахнулся:
— Неважно. И тут вдруг еще одна появляется, маленькая такая блондиночка — та, что к нему вечером приезжала. Лена, да? Налетела на меня с разбегу: «Вы не знаете, где Игорь?» Я показал. Она заглянула в окно, и я за ней следом тоже, а там как-то странно. Сидит на кровати, голову опустила, руки свесила между коленями — и сидит. Пальто распахнулось, грудь голая. А с его стороны — никакого движения. И Лена эта стоит и смотрит. Я подумал: надо бы ее увести. И увел.
Все сходилось с Леночкиным рассказом. Отсюда, видимо, следовало, что Леночку, по крайней мере, можно исключить из числа, так сказать, подозреваемых. «Так сказать», потому что без «так сказать» — это когда точно знаешь, что преступление имело место. Да, можно исключить… если, конечно, она не выбралась со своей терраски и не сходила к сарайчику еще раз… Но это вряд ли. Слишком мало времени оставалось до утра. К тому же несколько человек она разбудила своим приездом — где гарантия, что они заснули опять? Нет, слишком рискованно.
Андрей курил трубку и молча смотрел на нее, ждал продолжения. Он-то как раз запросто мог заскочить в сарайчик до появления Маши. Постучался, сказал: извини, можно к тебе, на два слова?.. И что? Подошел к печке, на глазах у Гарика закрыл заслонку? А Гарик сидел себе и смотрел, как он это делает? Тут не хватало какого-то компонента. Сейчас бы поймать его на чем-нибудь, на какой-нибудь неточности, несовпадении… Вот была бы красота! Но — ни малейшей надежды. Как же это делается-то, черт побери?
— Так почему все-таки Гарик тебя интересовал? — спросила Катя.
Показалось, что он не хочет отвечать, или правда?
— Как тебе сказать… — пробормотал он в конце концов. — Характер такой странный… Вроде такой смелый, принципиальный. Василий ваш ему больше других доверял. А с другой стороны, что-то такое шаткое, непрочное совсем, немужское… эмоций, что ли, слишком много… романтик такой… романтический герой. Не Остап — Андрий. Но вообще-то аут бене, аут нихиль[5], конечно.
— Когда ж ты успел его так хорошо узнать? Весной пятого курса? Мы же общались-то всего ничего!
— Успел…
Он задумался и замурлыкал что-то себе под нос. Катя прислушалась. Песнь Сольвейг. «И ты ко мне верне-ошься, мне сердце говорит…» Про Нику, что ли?
— Успел, да… — повторил он. — Я вас всех хорошо помню. То есть не вас, а нас. Смешные такие, молоденькие… Перепуганные до смерти.
— А ты, конечно, ничего не боялся, — огрызнулась Катя и тут же сообразила, что он сказал: «нас».
— Ну почему же? Боялся, конечно. Просто я к той истории прямого отношения не имел. Странная, между прочим, история… Вот скажи, Кать, ты никогда не задумывалась, почему все так обернулось?
— Что именно?
— Ну высылка эта… и что всё замяли. Собрание это несостоявшееся.
— Как же, конечно, задумывалась.
— Ну и?
Катя пожала плечами.
— А что — ну? У дьявола своя логика, я не специалист.
— То есть прямо-таки никаких предположений? Ни одного?
— А у тебя есть, что ли?
Он широко улыбнулся, глядя на Катю в упор, и покачал головой.
— У меня-то? Да нет, откуда?
Катя вдруг подумала: что за бред! Что они такое обсуждают? Другой век на дворе, другая жизнь, другая планета. Какое все это имеет значение, спустя столько лет? Но ведь он пытается мне что-то сказать? Или просто заговаривает зубы?