Сколько же лет их не было, Васи с Мирелой? Десять? Да, что-то около того, может, немного меньше. Воды, во всяком случае, утекло как следует. Много всего происходило. Женились, разводились, рожали детей. Работали. Ходили на митинги, защищали Белый дом. Да что говорить — за это время власть в стране поменялась, Софья Власьевна отбросила-таки копыта! Вася в Америке успел стать профессором, выпустил три книжки, стал одним из главных экспертов по некоторым больным вопросам советской истории. Иногда его голос прорывался сквозь глушилки, а в последнее время стал слышен ясно и четко, не хуже, чем радиостанция «Маяк».
Звонка вообще-то следовало ожидать, и почему он стал для всех неожиданностью — неясно. В конце концов Вася с Мирелой были далеко не первыми, кто вернулся в это время из-за границы, временно или насовсем. Тем не менее факт остается фактом — все они немного растерялись: и Катя, и Илья, и все прочие. Но это еще ладно, это даже можно понять — десять лет назад прощались навсегда. Кусок льдины откололся и уплыл в неведомые дали, а теперь вот взял и приплыл обратно — вообще-то так не бывает. Проблема в том, что и вся льдина примерно тогда же раскололась на мелкие кусочки. Их приезд неизбежно будил кое-какие воспоминания… о некоторых вещах, вспоминать которые совсем не хотелось. Тут они, впрочем, оказывались в неравном положении: у кого-то таких воспоминаний было больше, у кого-то — меньше. То же — и с комплексом вины… Но Васька с его невероятной цельностью, с его максимализмом, с его поразительной, почти детской наивностью — Васька ничего этого, кажется, знать не знал и ничего такого не подозревал! Он лелеял совсем другую картину: десять лет назад его насильственным образом оторвали от верных друзей, все это время он был далеко, но они-то, они-то были все вместе, и вот теперь он мог наконец с ними воссоединиться. Всерьез в это верил? Совсем ничего не понимал? Кто его знает… трудно сказать. Всю жизнь было у него это замечательное свойство — смотреть с высоты птичьего полета, игнорируя детали.
В общем, приехали. Васька горел желанием встретиться, и непременно на даче. Они, к Мирелкиному ужасу, вселились туда чуть ли не на второй день после приезда. Накануне назначенной встречи Вася выступал по телевизору. Они с Мирелой тогда вообще были нарасхват: Васина биография производила впечатление, да и больные вопросы советской истории вдруг резко всех заинтересовали.
Погода все дни была ничего, но как раз в ту субботу с утра резко похолодало и зарядил дождь, сперва мелкий, но к вечеру разошедшийся как следует. Илья тогда уже приобрел вымечтанную «пятерочку». На ней и поехали, Илья — за рулем.
Всю дорогу ругались без остановки. Теперь уж не вспомнить из-за чего. Скорее всего, вообще без причины. Просто ехать было трудно, дождь заливал ветровое стекло, дороги толком не видно, пару раз они проскакивали нужные повороты. Илья нервничал, злился, ругал Ваську за глупую идею, Катю — за то, что не сказала вовремя, где свернуть. Катя, вообще-то умевшая гасить эти вспышки, почему-то начала огрызаться в ответ. Что-то тревожило ее с самого утра, а что — не поймешь, она сама толком не знала. Как-то плохо она себе представляла предстоящую встречу — может, в этом было дело? С другой стороны, с Ильей к этому моменту вообще шло вразнос. Трещали и лопались непрочные связи. Потому что замуж выходят не для того… ну и так далее.
Наконец добрались. Какие-то машины уже стояли под забором. Кажется, они приехали последними. Вылезли наружу и побежали к дому, поминутно поскальзываясь на узкой дорожке между останками флоксов. Васька с Мирелой услышали машину и выскочили на крыльцо. За ними — все остальные, успевшие принять по рюмочке и оттого слегка размякшие. Как там было в начале — неизвестно, но к этому моменту никакой неловкости вроде бы не ощущалось, сплошная суматоха и восторг узнавания. Васька, если присмотреться, в общем, совершенно такой же. «Князь Гвидон», как называли его университетские гардеробщицы. По нему, кстати, тоже много народа с ума сходило, в своем роде не хуже Мирелки, только ему, в отличие от нее, было на это плевать. Ему вообще было плевать на многое, на что вообще-то должно быть не наплевать. Что-то такое в нем всегда было… Не то чтобы Рахметов, но и не без того. Катя почти не сомневалась, что именно эта незаинтересованность Мирелу и сразила, — мысль очевидная. Васька был чуть ли не единственным, кто не пал ее жертвой с первого взгляда. Мирела влюбленная, Мирела страдающая — это было невероятно, в это нельзя было поверить, кто бы мог подумать, что им доведется увидеть такое. В итоге-то она и здесь своего добилась, но расстановка сил осталась прежней. В этой паре догоняющей была она. Причем что-то подсказывало Кате, что как была, так и осталась. Взгляды, жесты — трудно объяснить…
Но это все, в конце концов, не так важно, и не об этом сейчас речь. А речь о том, что происходило в тот вечер. Нужно попробовать вспомнить… и понять, не было ли там чего-нибудь необычного. Совершенно нелепая постановка вопроса, в сущности. Сама эта встреча, десять лет спустя, никак не относилась к разряду обычных вещей. Но речь опять же не об этом. Не вел ли себя кто-нибудь странно — вот что надо вспомнить. Да пожалуй, что нет… Итак, что там было потом?
Катя с Ильей приехали последними, но все-таки засветло — если понятие света вообще применимо к такому дню. Еще успели до настоящей темноты сфотографироваться все вместе на крыльце и, когда дождь временно поутих, прогуляться по участку. Васька сиял и делился строительными планами. Показал, в частности, маленький домик-сарайчик с печкой-буржуйкой, в котором собирался оборудовать… что?.. кажется, кабинет. Тот самый сарайчик…
Потом вернулись в дом и сели за стол. Выпивать, закусывать, трепаться. Поразительное ощущение — как будто не было этих десяти лет. Впрочем, опять не так. Это сначала вдруг показалось, что все, как было. И Гарик точно так же берет гитарку… Гарик, кстати, если уж говорить о странностях, был в тот день какой-то совершенно бешеный, в неслыханном возбуждении. Хотя, с другой стороны, что же тут странного? Мирела приехала… Она безотказно действовала на него сильнее любого кокаина. К тому же он, бедный, должно быть, просто разрывался между великой страстью к Миреле и лояльностью к Ваське. Все прочие вели себя вроде нормально, во всяком случае старались.
Значит, кто там был? Хозяева, они с Ильей, Гарик. Женька с Сашей приехали вместе, хотя вообще-то к тому времени уже расстались. Расстались вроде бы вполне мирно, по обоюдному согласию, и всячески подчеркивали, что остаются друзьями. («Это все ради детей и общих знакомых, — объясняла Женя Кате, когда они вместе уносили грязные тарелки, — чтобы никого не травмировать. А вообще-то, Кать, на самом деле, между нами сейчас — ну совсем ничего общего, чужие люди…») Значит, Женька, Саша. Лера была одна. Почему, кстати? Совсем на нее непохоже. Что-то происходило тогда в ее личной жизни, а что — не вспомнить. Остается надеяться, что это не имеет отношения… Ника тогда еще была с Андреем, с ним и приехала. Роман их нелепый длился, наверное, уже лет десять. То они сходились, то расходились, и так — без конца, довольно мучительно. Ну да, он ведь появился незадолго до Володиного исчезновения, значит, как раз десять, даже чуть больше. Андрей этот… тот еще тип. Ужасно противно он выступил тем вечером. Но это было позже, ближе к ночи. А вообще-то Кате теперь казалось, что она всегда его недолюбливала. Так, кто еще? Кажется, заходили какие-то соседи по даче…
Сначала все было нормально… Женька что-то кому-то горячо доказывала, Сашка басил умиротворяюще, Лерка хохотала, Ника поглядывала исподлобья и улыбалась тихонько. Гарик время от времени брался за гитару. Вася смотрел на всех с удовольствием. Да, сначала все было ничего…
А потом винт все-таки свинтился. Случилось короткое безобразие, скандал, правда довольно быстро потухший. Из-за чего? Скорее всего, ерунда какая-нибудь, но все-таки надо вспомнить. Легко сказать… Что-то, кажется, насчет славянофильства, патриотизма, спор какой-то. Ну да, это ведь был как раз тот период, о котором Катя рассказывала Варьке, — когда они с изумлением обнаружили, что взгляды у них совершенно разные и все никак не могли к этой мысли привыкнуть. Если насчет славянофильства, значит, видимо, Сашка что-то высказал и кто-то на него набросился. Нет, позвольте, что-то не то.
Катя вдруг вспомнила: вот что было странно — отчего-то раскричалась Мирела. И кричала, кажется, что-то вполне в Сашкином духе. Кто бы мог подумать, что эти проблемы ее так занимают! Да, а потом еще книжку какую-то искали, что-то проверить. Толстого, что ли? Бред какой-то. При чем там был Толстой? Его еще потом, кажется, вином залили. Не из-за этого ли Мирелка разозлилась? Никак не вспоминалось толком, какие-то обрывки.
Незначительный вроде бы эпизод, и улеглось все довольно быстро, но что-то никак не давало Кате от него отвлечься и вспоминать дальше. Как будто кто-то именно в этом месте говорил: «Теплее… теплее… горячо». Горячо-горячо… а что горячо-то? Ну поорали… Вряд ли после этого Сашка или Мирела отправились убивать Гарика за недостаток патриотизма. Непонятно.
Ну хорошо, оставим это. Значит, ветер, дождь, какая-то совершенно чернильная темнота за окнами, а внутри — свет и краски. И тепло. Вообще дом, при всей обшарпанности, был какой-то на удивление обжитой, не заброшенный. Кажется, Васькины мать и тетка жили там время от времени, пока Васьки не было. В этом доме все было точно так же, как десять лет назад, — так Кате казалось во всяком случае. Кресло-качалка, венские стулья, резной буфет, пейзажики на стенах — все то же. И деревянная лошадка в углу.
После короткой и странной Мирелкиной вспышки о политике какое-то время старались не говорить. Рассказывали байки, травили анекдоты, произносили тосты, вспоминали забавное. Потом все-таки не выдержали и начали опять съезжать на политику — потому что иначе, кажется, не бывает, но тут случился еще один странный эпизод: явление Гариковой жены Леночки.