— Спускаются! — закричал Сережа.
— Что это значит? Корим, как ты думаешь, нашли, что ли?
Керим не отвечал. Будто его здесь и не было.
А фонарики бежали с горы вниз, — то быстрее, то тише, то совсем останавливались.
С моря подуло ветром. Прибрежная галька загромыхала.
— Идите спать, ребята, — сказала докторша Наталья Андреевна, кутаясь в большой теплый платок. — Свежо становится.
— Ничего, Наталья Андреевна, — заговорили ребята наперебой. — Нам ничего, а вот наверху гораздо холоднее. Ведь, Эдгар и Пьетро ушли в одних трусиках. Тогда еще жарко было.
Докторша подозвала к себе двух самых маленьких и накрыла их концами своего большого платка, а старшие уселись потеснее, чтобы согреться.
Вдруг кто-то из пионеров крикнул:
— Идут! Идут!
Издали послышались голоса. Из густой черной чащи, которая окутывала все подножие горы, упали вниз два ярких снопа света.
Ребята вскочили с мест.
— Нашли? — крикнули они в темноту.
Ответа не было.
— Нашли? — снова закричали ребята.
— Нет, — отозвался Лева неожиданно близко. — Пока не нашли. Придется ждать до утра.
— До утра! — повторили испуганно ребята. — Как же это они будут ждать до утра!?
— Ничего не поделаешь. В темноте все равно никого не найдешь, — сказал Лева. — Как только рассветет, мы отправимся опять.
— А пока что же делать? — спросил Сережа.
— Пока? — переспросил Лева. — Прежде всего — не надо впадать в панику. Это первое. А второе: разведем на дороге костры и будем поддерживать огонь всю ночь, чтобы наши наверху знали, что мы о них помним. А, кроме того, ребята, давайте покричим отсюда хором. Может, они нас и услышат.
Ребята нестройно закричали:
— Эдгар! Пьетро!
— Нет, не так. Давайте дружно, все вместе, — сказал Лева. — Слушайте команду: раз, два, три.
Сотни голосов разрубили тишину:
— Эдгар! Пьетро!
Потом Лева высоко поднял руку с фонариком, и все сразу замолчали.
Было бы совсем тихо, если бы рядом не шевелилось море.
Но вот откуда-то с вышины донеслись слабые, еле слышные голоса.
— Это эхо? — спросил кто-то из ребят.
— Нет, это они, — сказал Керим. — Эхо не так кричит.
Фриц сложил ладони рупором и крикнул по-немецки:
— Wo seid ihr?
Все, затаив дыхание, прислушались.
— Зигфрид, — прошептал Сережа, — что это такое «во зайд ир»?
— Это значит «где вы», — сказал Зигфрид. — Только тише, пожалуйста.
Фриц опять откинул голову назад и закричал еще громче, вместе с ребятами:
— Во зайд и-ир?
И вдруг совсем ясно и отчетливо с горы донеслось:
— За-а-йль! За-а-айль!
Все бросились к Фрицу.
— Что такое? Что это значит «зайль»?
— Они просят Seil! — крикнул Фриц.
— Что просят? Скажи по-русски.
— Seil! Strieke! Ну, как это? — закричал, задыхаясь от волнения, Фриц. — Ну, как это по-русски?
— Веревку, — подсказал Зигфрид.
— Да, веревку, толстую веревку. Надо бежать за веревкой.
Лева схватил Фрица за руку.
— Фриц, куда ты! — сказал он. — До рассвета ты все равно им веревки не доставишь. Давай лучше крикнем им все вместе, что помощь будет утром. Как по-немецки «помощь утром»?
— Hilfe morgen, — сказал Фриц.
— Ну вот и крикнем, ребята, «хиль-фе морген». Раз, два, три!
Снова воздух вздрогнул от крика:
— Хильфе морген! Хильфе морген!
Из темноты опять донеслись какие-то слабые, как будто жалобные звуки.
Кто-то из ребят громко всхлипнул.
— Товарищи, слушайте, — сказал Лева. — Настоящие пионеры-ленинцы не падают духом никогда и нигде. Слезами тут делу не поможешь. Разводите-ка лучше костры, тащите хворост. Младшие ребята пойдут организованно спать. Дежурить у костров останутся те, кого я назначу.
— Мы все останемся! — закричали пионеры. — Нам все равно не уснуть.
— Тише, ребята. Давайте так: маленькие уходят, большие остаются.
— Мы все большие! — недовольными голосами закричали маленькие.
В толпе ребят пробежал негромкий, сдержанный смех. Пробежал и сразу оборвался.
— Ну, ладно, — сказал Лева. — Давайте притащим сюда одеяла и бушлаты. А то вы еще простудитесь.
Пионеры взялись за руки и цепочками пошли по направлению к палаткам, осторожно нащупывая в темноте дорогу.
— Лева! — крикнул Сережа. — А где мы разведем костры? У моря?
— Костры? — сказал Лева. — Осман советует развести не у самого моря, а на дороге, чтобы с горы было виднее. Осторожнее, ребята, не споткнитесь!
Глава VII
Никогда еще в лагере костры не горели так жарко. И никогда костров не было так много.
У каждого костра стояли одетые в теплые бушлаты караульные — Сережа, Керим, Зигфрид, Клиффорд и еще семеро пионеров. Они молча подбрасывали в огонь хворост, а остальные ребята расположились у костров на разостланных байковых одеялах и смотрели в огонь. Тут же на камне сидел Осман и курил трубку.
Понемногу все костры разгорелись. Огонь полз во все стороны, на секунду прятался в черном дыму, а потом опять с треском выбивался наружу и взлетал вверх высокими пылающими фонтанами. Искры летали над дорогой, точно красные мошки.
Ночь была безлунная, черная, тихая.
— Ой, как ночь долго тянется, — говорила Валя, грея у огня руки. — Как будто уже целая неделя прошла.
— А как же им там наверху? — спросил ее Сережа и подбросил в костер коротких, сухих веток. — Им, наверное, кажется, что год целый прошел.
— Уж наверное, — сказала Валя и замолчала.
— А как ты думаешь, Керим, — спросил вдруг Сережа. — Что если держи-дерево схватило их и держит? Или вдруг они попали в заросли иглицы?
— Худо, если попали, — сказал Керим, сидя на корточках перед костром. — На Аю-Даге и звери есть. Змеи ползают, летучие мыши летают…
Пионеры повернулись к Кериму, а Осман вынул трубку изо рта и сказал:
— Зачем пугаешь? Пускай летают, они ничего никому не делают.
Керим покачал головой.
— Я не пугаю. А все-таки там есть звери. Я ведь сам тоже ходил на гору — только никому про это не хотел рассказывать. Иду я, иду, и вдруг из ямы такая морда полосатая вылезла — сам не знаю кто.
— Барсук, — сказал Осман и засмеялся.
— А барсуки не нападут на Эдгара и Пьетро? — спросила Аля.
— Ничего, девочка, — сказал Осман. — Барсук человека кушать не любит, барсук сладкое любит. Как медвежонок. Один барсук к нам на виноградник приходил.
— А в скалах три орла живут, — продолжал Керим негромко. — Шеи у них голые, клюв кривой, острый. Один орел — желтый, белая голова, другой черный весь, а третий — сам не знаю какой. Он от меня в гнездо спрятался.
Опять стало тихо. Все замолчали. И вдруг где-то совсем рядом на ветках орешника робко заговорила маленькая сова-зорька. Жалобно, спросонья, она будто о чем-то спрашивала.
— Ты знаешь, что это она говорит? — сказал Сережа Зигфриду. — Она спрашивает: сплю? сплю? А ей никто не отвечает.
— Нет, — сказал Осман со своего камня, — она другое говорит.
— Что же она говорит?
— Она говорит: Исхак-Джавид. Слышишь?
Осман поднял палец, прислушался и, когда зорька опять подала свой голос, повторил за ней:
— Исхак-Джавид? Исхак-Джавид?
— Так это, значит, она по-татарски говорит, — удивилась Аля. — А я думала — по-русски.
— Нет, не по-русски, — сказал Керим. — Я тоже слышу: Исхак-Джавид.
Снова все умолкли. Но зато громче затрещали, разгораясь, ветки, выше взметнулось пламя костров. Теперь по всей дороге стало светло от огня.
Но чем светлее становилось внизу, тем гуще окутывал мрак Медведь-гору.
Маленькие ребята уже спали, свернувшись клубком под одеялами, а старшие все еще посматривали вверх, тараща усталые глаза. Страшно было думать, что где-то там в темноте стоят, дрожа от холода и страха, два мальчика — те самые Эдгар и Пьетро, которые играли со всеми на площадке в волейбол и плескались под душем.
— Лева, не знаешь, который теперь час? — тихо спросила Валя.
— Половина третьего. Через полчаса начнет светать.
— Скорей бы уже! — сказала Валя.
Глава VIII
Только под утро, когда засветлели небо и море, костры догорели. Караульные залили водой из леек тлеющие сучья.
— Собираться надо, — сказал Лева.
Осман кивнул головой.
Он сидел на камне и торопливо наматывал длинную крепкую веревку со ступни на колено, со ступни на колено. Море все еще гремело, не успокоившись с ночи.
Старая медведица как будто дремала. Она была вся покрыта легким сумраком, но уже можно было различить на вершине кудрявую зелень деревьев, а местами обнаженные глыбы утесов.
Вожатые и все ребята столпились на середине дороги и, закинув головы, жадно вглядывались в неясные очертания расщелин и выступов.
Сероватый дымок тумана понемногу таял, и все яснее проступали темные, будто вымытые за ночь скалы.
И вдруг Керим всплеснул руками и закричал не своим голосом:
— Вижу, вижу — они!
— Где? Где? — закричали ребята.
Керим протянул руку и показал на крутой склон горы.
— Они! Они! — подхватили ребята и замахали платками и панамками.
Прижавшись к горе, стояли рядом, точно наклеенные на скалистую стену, две белые фигурки. Снизу не было видно, на чем они стоят — на узеньком карнизе или на просторной площадке. Казалось, что вовсе не так уже высоко они забрались и что им ничего не стоит сойти вниз по нескольким каменным уступам, которые спускаются огромными ступенями к самому подножию горы.
— Товарищ Осман, — сказал Лева, — я думаю, добраться к ним будет не так уж трудно. Может, и веревка не понадобится?
Осман покачал головой:
— Нет, хозяин. Это мы только отсюда так видим. Без веревки ничего не поделаешь. Там — крутые места.
— Что же вы думаете делать, товарищ Осман? — спросил Сережа. — Подберетесь к ним поближе и бросите снизу веревку?
Осман усмехнулся.
— Кидать наверх никак нельзя. Туда кинуть — пятьдесят метров веревки надо. А пятьдесят метров — знаешь какой вес будет? Полпуда.