аристократов и польских священников, цыган, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы и всех остальных, кого гитлеровское правительство считало нежелательными элементами.
Всего лишь насекомые, которых умерщвляли газом «Циклон-Б», производным от научных исследований, которые велись немецкой химической промышленностью в области пестицидов.
Райан не ожидал, что это будет приятной туристской прогулкой. Он полагал, что поездка обогатит его жизненный опыт, подобно посещению поля битвы в Антиетаме[78], например.
Но это не было полем боя, и ощущение здесь оказалось совсем иным.
«Что чувствовали солдаты, которые освободили этот лагерь в 1944 году?» — подумал Джек. Даже самые опытные вояки, не испытывавшие жалости при схватке с врагом, смотревшие в лицо смерти каждый день в течение нескольких лет, наверняка были потрясены тем, что увидели здесь. При всем ужасе, господствовавшем там, поле битвы оставалось местом чести, где люди испытывали стойкость других людей, там была чистота сражающихся людей, соревнующихся с другими вооружёнными людьми но… «Но это глупость, — подумал Джек. — В любой войне мало благородства… но в этом месте его не было совсем».
На поле боя, независимо от причины и применяемых средств, мужчины воевали с мужчинами, а не с женщинами и детьми. В битве была какая-то честь, но… не здесь.
Здесь было место преступления в колоссальном масштабе, и какой бы жестокой ни была война, человеческий уровень она оставляла позади в тот момент, когда происходящее переходило в преступление, намеренное нанесение боли и смерти невинным людям. Как могли немцы совершить такое? Сегодня Германия, как была она и раньше, являлась христианской страной, той самой нацией, которая дала миру Мартина Лютера, Бетховена и Томаса Манна. И после всего этого у них появился такой лидер? Адольф Гитлер, ничтожество, родившийся в семье чиновника, неудачник во всем, что он пробовал… за исключением демагогии. Вот в демагогии он был гребаный гений…
…Но почему Гитлер так ненавидел людей, что сконцентрировал всю промышленную мощь своей нации не на завоеваниях, а на гнусной цели хладнокровного уничтожения нежелательных элементов, которыми он считал в первую очередь евреев? Это была одна из самых трудных задач истории. Некоторые говорили, что Гитлер ненавидел евреев потому, что увидел одного на улице Вены, и это стало источником ненависти. Некий эксперт, который сам был евреем, выдвинул предположение, что проститутка-еврейка заразила неудачливого австрийского художника венерической болезнью, но никаких документальных доказательств этого не существует. Ещё одно, самое циничное, направление утверждает, что Гитлеру было совершенно всё равно, кого ненавидеть, и евреи были выбраны лишь потому, что ему нужно было найти объект ненависти для народа, чтобы это помогло ему стать вождём Германии, и он просто остановился на евреях как на самом удобном объекте, против которого он смог объединить нацию. Райан считал эту альтернативу маловероятной, но из всех — самой отвратительной. Как бы то ни было, бывший ефрейтор взял в руки огромную власть, данную ему страной, и использовал её для своих целей. Имя Гитлера стало навечно проклятым, но это не было утешением для миллионов людей, чьи останки превратились в удобрение для травы. Босс жены Райана в больнице Джонса Хопкинса был еврейским врачом по имени Берни Катц, с которым Райаны дружили уже много лет.
Сколько таких людей погибло здесь? Сколько потенциальных Джонасов Салков лежит в земле или превратилось в дым крематориев? И, может быть, один или два Эйнштейна?
Сколько поэтов, актёров или простых людей, которые вырастили бы простых детей…
…и когда Джек произносил клятву исполнять обязанности президента в соответствии с Конституцией Соединённых Штатов, в действительности он клялся защищать простых американцев и, может быть, таких людей, которые нашли свою смерть здесь. Как человек, как американец и как президент Соединённых Штатов, разве не должен был он делать все возможное, чтобы такие ужасы больше никогда не повторились? Он действительно верил, что применение Вооружённых сил может быть оправдано только тогда, когда необходимо защитить жизни американцев и интересы безопасности Америки. Но что представляла собой Америка? Как быть с принципами, на которых была основана его нация? Должна ли Америка применять их только к специфическим, ограниченным местам и целям? Как быть с остальным миром? Разве это не могилы реальных людей?
Джон Патрик Райан стоял и смотрел вокруг, и его лицо было таким же опустошённым, как его душа.
Он пытался понять, что произошло здесь и что он может — что он должен усвоить из этого.
На кончиках пальцев он держал огромную власть каждый день, пока жил в Белом доме. Как использовать её? Как применить и против кого? И, что более важно, за что бороться?
— Джек, — тихо сказала Кэти, касаясь его руки.
— Да, я тоже увидел достаточно. Давай улетим отсюда. — Он повернулся к польскому гиду и поблагодарил его за слова, которые он едва слышал. Потом повернулся и пошёл обратно к автомобилю. Снова они прошли под аркой лжи, делая то, что два или три миллиона человек так и не смогли сделать.
Если существует такая вещь, как призраки, они говорили с ним без слов, но говорили одним голосом: Никогда больше. Райан молча согласился с ними. Пока он жив. Пока существует Америка.
Глава 46Возвращение домой
Они ожидали очередного донесения от «ЗОРГЕ», и редко кто ожидал с большим нетерпением даже рождения своего первого ребёнка. В этом ожидании заключалась драма, потому что «ЗОРГЕ» не присылал донесения каждый день и они не всегда могли понять систему, когда донесения появлялись и когда нет. Эд и Мэри-Пэт Фоули просыпались ранним утром и лежали в постели с час, потому что им было нечего делать. Наконец они вставали, пили утренний кофе и читали газеты в своём доме в пригородной Виргинии. Дети уходили в школу, затем родители одевались и шли к своему служебному автомобилю, в котором уже сидел шофёр, а рядом стояли наготове машины эскорта с вооружёнными охранниками. Странным обстоятельством было то, что автомобиль четы Фоули сопровождался охраной, но их дом никто не охранял. Таким образом, сообразительный террорист мог додуматься до того, чтобы напасть на дом, что было совсем не так трудно. «Ранняя птичка» уже ждала их в автомобиле, но этим утром в ней было мало интересного. Страница комиксов в «Вашингтон Пост» была интереснее, особенно раздел «Из этого вовсе не следует», их любимый утренний источник для смеха, а ещё — спортивная страница.
— Как ты считаешь, что будет? — спросила Эда Мэри-Пэт. Это удивило его, поскольку жена редко интересовалась его мнением по вопросам полевых операций.
Он пожал плечами. В этот момент они проезжали киоск, торгующий пончиками «Данкин Донатс».
— Легче подкинуть монету и загадать — орёл или решка, Мэри.
— Пожалуй. Я всё-таки надеюсь, что на этот раз выпадет орёл.
— Джек поинтересуется нашим мнением… через полтора часа, наверно.
— Пожалуй, — негромко ответила заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам.
— Проблема с НАТО должна сработать, должна заставить их задуматься, — произнёс директор ЦРУ, словно думая вслух.
— Не делай особую ставку на это, милый, — предупредила его Мэри-Пэт.
— Я знаю. — Молчание. — Когда самолёт Джека вылетит обратно в Вашингтон?
Она посмотрела на часы.
— Часа через два.
— К этому времени мы уже будем знать.
— Да, — согласилась она.
Через десять минут, получив последние сведения о состоянии мира с помощью передачи «Утренний выпуск» Национального общественного радио, они въехали в Лэнгли, снова поставили машину в подземном гараже и снова поднялись в лифте на седьмой этаж, где снова их пути разошлись — они пошли в разные кабинеты. Здесь Эд удивил жену. Она ожидала, что он зайдёт в её кабинет, постоит за спиной, пока она включит компьютер, надеясь получить новый рецепт изготовления пирога, как называла она донесения из Пекина. Это произошло в семь часов пятьдесят четыре минуты.
— Прибыла почта, — объявил электронный голос, когда она вышла на свой специальный сайт в Интернете. Её рука не то чтобы дрожала, когда Мэри-Пэт передвинула мышку, чтобы кликнуть соответствующую иконку, но она едва сдерживала её. На экране появилось письмо, прошло через процесс дешифровки, и она увидела чистый текст, который не могла прочесть. Как всегда, Мэри-Пэт перенесла текст донесения на жёсткий диск, проверила, что он действительно сохранён в памяти компьютера, затем сделала печатную копию и, наконец, стёрла текст со своего электронного раздела поступления, полностью уничтожив его в Интернете. Затем она подняла трубку внутреннего телефона.
— Попросите доктора Сиэрса немедленно подняться ко мне, — сказала она секретарше.
Джошуа Сиэрс тоже приехал на работу ранним утром и сейчас сидел за столом, читая финансовую страницу «Нью-Йорк Таймс», когда раздался звонок. Меньше чем через минуту он был в лифте и вскоре оказался в кабинете заместителя директора ЦРУ по оперативной деятельности.
— Вот, — сказала Мэри-Пэт, передавая ему шесть страниц, покрытых иероглифами. — Садитесь.
Сиэрс опустился в комфортабельное кресло и взялся за перевод. Он видел, что заместитель директора немного волнуется по поводу этого донесения, и его первоначальный диагноз появился, когда он открыл вторую страницу.
— Это плохие новости, — сказал он, не поднимая головы. — Похоже, что Чанг внушает премьер-министру Ху, что следует двигаться в направлении, которое ему нравится. Фанг чувствует себя неуверенно по этому поводу, но вынужден согласиться. Маршал Луо полностью на стороне Чанга. Думаю, этого следовало ожидать. Он всегда был сторонником решительных действий, — комментировал Сиэрс. — Здесь ведётся разговор относительно режима оперативной секретности, проявляется беспокойство, что мы можем знать их планы — но они считают, что это очень маловероятно, — завер