Врач стоял, покачиваясь, на одной ноге, держа шприц в поднятой руке. Кардинал выхватил шприц и швырнул его об стену. Шприц не разбился, потому что был сделан из пластика, зато игла погнулась.
Если бы полицейские поняли, что здесь происходит, или просто получили бы более основательную подготовку, на этом все и закончилось бы. Но они не понимали, и у них не было достаточной подготовки. Теперь и у старшего полицейского появился в руке пистолет типа 77. Он попытался ударить итальянца по затылку рукояткой пистолета, но промахнулся, и ему всего лишь удалось рассечь кожу на голове кардинала и заставить его пошатнуться.
Теперь пришла очередь монсеньора Шепке. Произошло нападение на его кардинала, на человека, которому он обязан служить и которого должен защищать. Он был священником, поэтому не мог применить физическую силу. Он не имел права нападать.
Однако Шепке мог защищаться. Так он и поступил, схватив руку старшего полицейского, в которой тот держал пистолет, и вывернул её, направив пистолет в безопасном направлении, в сторону от людей, находящихся в комнате. Но полицейский успел нажать на спусковой крючок, и, хотя пуля просто расплющилась о цементный потолок, грохот выстрела внутри маленькой комнаты был оглушительным.
Младший полицейский внезапно решил, что напали на его товарища. Он повернулся и выстрелил, но пуля калибра 7,65 мм попала не в Шепке, а в спину кардинала ДиМило. Пуля прошла навылет, разорвав селезёнку старого священника. Внезапная боль удивила кардинала, но глаза ДиМило были направлены на рождающегося ребёнка.
Грохот выстрела напугал Лиен Хуа, и сокращение мускулов было чистым рефлексом.
Ребёнок появился на свет и упал бы на пол головой вперёд, если бы не вытянутые руки преподобного Ю, который подхватил ребёнка и, наверно, спас ему жизнь. Китайский священник лежал на боку, и тут он увидел, что второй выстрел тяжело ранил его католического друга. Прижимая к груди младенца, он встал на ноги и посмотрел на молодого полицейского разъярённым взглядом.
— Хуай дан! — закричал Ю. — Негодяй! — Даже не заметив, что он держит в руках младенца, священник шагнул к растерявшемуся и испуганному полицейскому.
Механически, подобно роботу, полицейский поднял руку с пистолетом и выстрелил прямо в лоб баптистскому священнику. Ю повернулся и упал назад, споткнувшись о тело лежащего кардинала ДиМило. Тела двух священников спасли жизнь только что рождённому младенцу.
— Убери пистолет! — закричал старший коп своему молодому партнёру. Но было уже поздно. Преподобный Ю был мёртв, из его затылка на грязный кафельный пол вытекало мозговое вещество и брызгала кровь.
Врач был первым, сделавшим что-то разумное. Младенец был рождён, и он не мог теперь убить его. Врач взял младенца из мёртвых рук Ю и поднял его за ноги, собираясь шлёпнуть его по попке, но этого не понадобилось. Младенец запищал. «Итак, — подумал врач столь же механически, как выстрелил молодой полицейский, — есть хоть какой-то хороший результат во всем этом безумстве». То, что он собирался убить этого ребёнка всего минуту назад, не мешало врачу теперь оказать помощь тому же самому ребёнку. Долг превыше всего! Тогда младенец был ненужной государству человеческой плотью. Теперь он стал дышащим гражданином Китайской Народной Республики, и его долг, долг врача, состоял в том, чтобы защитить младенца. Подобная двойственность ничуть не беспокоила врача, потому что просто не пришла ему в голову.
Затем последовало несколько секунд, в течение которых люди пытались понять, что произошло. Монсеньор Шепке увидел, что Ю мёртв. Он не мог выжить с такой раной в голове. Его обязанностью была забота о кардинале.
— Ваше преосвященство, — сказал он, опускаясь на колени и пытаясь поднять тело ДиМило с окровавленного пола.
Кардинал Ренато ДиМило подумал, как странно, что боль спряталась где-то далеко.
Он знал, что его смерть неминуема. Его селезёнка была разорвана на куски, и внутреннее кровотечение продолжалось с убийственной скоростью. У него не осталось времени, чтобы подумать о своей жизни или о том, что ожидает его в ближайшем будущем, но, несмотря на все это, его жизнь, посвящённая службе людям и вере в бога, в последний раз подтвердила, что она, эта Вера, все ещё существует.
— Ребёнок, Франц, ребёнок? — произнёс он слабым голосом.
— Младенец жив, — успокоил монсеньор Шепке умирающего кардинала.
Умиротворённая улыбка.
— Вепе, — прошептал Ренато, закрывая глаза в последний раз.
На последних кадрах, заснятых оператором CNN, был виден младенец, лежащий на груди матери. Они не знали её имени, и лицо женщины словно оцепенело от происходящего вокруг, но затем она почувствовала тёплое тельце дочери, и её лицо начало меняться, по мере того как женские инстинкты победили все остальные чувства.
— Пора уносить ноги отсюда, Барри, — прошептал оператор.
— Ты прав, Пит. — Вайс сделал шаг назад и повернулся налево, направляясь по коридору к лестнице. Он знал, что у него в руках потенциальная премия «Эмми». Барри редко видел человеческие драмы вроде этой, и заснятый материал нужно отправить в Атланту, причём как можно быстрее.
Внутри родильной палаты старший коп продолжал трясти головой, в ушах раздавался звон от грохота выстрелов, он пытался понять, что за чертовщина произошла здесь. Тут он внезапно понял, что в комнате стало темнее — исчезла телевизионная камера! Нужно что-то предпринять. Выпрямившись, он выбежал из палаты и увидел спину последнего американца, спускающегося по лестнице. Полицейский оставил своего младшего коллегу в палате и побежал вниз по пожарной лестнице с такой быстротой, насколько сила тяготения позволяла ему переставлять ноги по металлическим ступеням.
Вайс вывел своих людей в вестибюль и направился к главному выходу, около которого стоял его микроавтобус с оборудованием космической связи. Они были уже у самой двери, когда крик заставил их обернуться. Это кричал старший коп. Ему лет сорок, подумали они, и в руке он снова держал пистолет, к удивлению и ужасу всех людей в вестибюле.
— Не останавливайтесь, — сказал своей бригаде Вайс, и они протолкнулись через дверь на открытый воздух. Микроавтобус был недалеко, спутниковая антенна лежала на крыше, и это был ключ для передачи заснятого материала.
— Стоять! — скомандовал полицейский. Оказывается, он немного говорит по-английски.
— О'кей, парни, спокойно, — сказал Вайс трём остальным.
— Все под контролем, — ответил оператор Пит. Он уже снял камеру с плеча, и его руки скрылись из вида.
Полицейский сунул пистолет в кобуру и подошёл вплотную, вытянув правую руку раскрытой ладонью вверх.
— Дайте мне кассету, — сказал он. У него был ужасный акцент, но английские слова вполне разборчивы.
— Эта кассета принадлежит мне! — запротестовал Вайс. — Она принадлежит мне и моей компании.
Полицейский недостаточно хорошо владел английским языком, чтобы понять, о чём говорит репортёр. Он повторил своё требование:
— Дайте мне кассету!
— О'кей, Барри, — сказал Пит. — Я понял.
Оператор Пит Николс поднял камеру, нажал на кнопку «Eject» и достал из камеры «Сони» кассету Бетакам-формата. Затем он передал её полицейскому с расстроенным и сердитым выражением лица. Коп взял её с удовлетворённой улыбкой, повернулся и пошёл обратно в больницу.
Полицейский не мог знать, что Пит Николс, как все телевизионные операторы, способен подменить кассету с таким же искусством, как шулеры в Лас-Вегасе умеют подменять туза валетом. Пит подмигнул Барри, и все четверо направились к микроавтобусу.
— Пошлём передачу прямо сейчас? — спросил продюсер.
— Давай не будем вести себя так очевидно, — ответил Вайс. — Отъедем на несколько кварталов.
Они так и поступили, направившись к площади Тянь-аньмэнь, где телевизионные микроавтобусы, ведущие передачи на спутник связи, не были таким редким зрелищем. Вайс уже связался по спутниковому телефону с Атлантой.
— Это Вайс на передвижной станции в Пекине, готовый к загрузке, — сказал в трубку корреспондент.
— Привет, Барри, — ответил знакомый голос. — Это Бен Голден. Что ты нам приготовил?
— Сенсационный материал, — сказал Вайс своему контролёру с другой стороны мира. — Двойное убийство и рождение ребёнка. Один убитый — католический кардинал, посол Ватикана в Пекине. Другой — китайский баптистский пастор. Сцена убийства обоих заснята на плёнку. Пожалуй, тебе лучше связаться с юридическим отделом.
— Проклятье! — донеслось из Атланты.
— Сейчас мы загружаем черновой материал, чтобы он оказался у вас. Я буду наготове для озвучивания. Но сначала нужно загрузить видео.
— Понял. Мы готовы к приёму на канале Ноль Шесть.
— Ноль Шесть, Пит, — сказал Вайс своему оператору, который занимался также спутниковой связью.
Николс стоял на коленях перед контрольной панелью.
— Готовлюсь… кассета вложена… набираю канал Шесть… начинаю передачу… пошла! — Тут же сигнал на частоте 14 гигагерц, или «Кью», помчался вверх через атмосферу к геоцентрическому спутнику, висящему на высоте 22 тысячи 800 миль прямо над островами Адмиралтейства в море Бисмарка, в юго-западной части Тихого океана.
Компания CNN не считала нужным кодировать свои видеосигналы. Это достаточно сложно технически, да и мало кто захочет снимать эти сигналы пиратским способом, когда они могут бесплатно увидеть эти передачи по своим кабельным системам через несколько минут или даже через четыре секунды из прямого эфира.
Но этот видеосигнал поступил в неудобное время, что было, однако, хорошо для Атланты, потому что руководители компании захотят изучить его ещё до передачи.
Убийство не было той темой, которую пожелает увидеть средний американец за своим завтраком ранним утром.
Видеосигнал из Пекина был также снят американским разведывательным сообществом, которое очень уважает компанию CNN, да и в любом случае не распространяет полученную телевизионную информацию очень широко. Однако эта передача всё-таки была направлена в управление связи Белого дома, которое является в основном военной организацией и располагается в подвале Западного крыла. Там всегда находится дежурный офицер, принимающий решение о важности полученной передачи. Если ей присваивается уровень «критическая», президенту необходимо сообщить о ней в течени