Слева от арки стоял открытый гаражный бокс, внутри которого угадывались контуры старой «Волги», раскрашенной в цвета жандармерии. Рядом лежали штабеля списанных шин, несколько канистр и ржавая урна с прогоревшим дном. На привязанном проволокой гвозде криво висела табличка «Стоянка служебного транспорта».
Во дворе было тихо. Только где-то на крыше скреблись воробьи.
Я покачал головой и шагнул ко входу в участок. Коснулся ручки двери, потянул ее на себя. Кованая створка с барельефом в виде щита с перевязью заскрипела так, будто в последний раз ее петли смазывали еще в прошлом веке. Так резко и противно, что я поморщился.
Внутри здание встречало прохладой и тишиной. Пол был забран старым паркетом, кое-где с вдавленными следами каблуков. Высокие сводчатые потолки с грубой штукатуркой, от которой местами отходили полосы краски. Напротив двери было стеклянное окошко с металлической решёткой, за которым сидел дежурный. На столе перед ним лежал открытый журнал учёта, в стоявшей рядом подставке торчала охапка карандашей, а около нее примостилась рация с поцарапанным пластмассовым корпусом. Услышав скрип двери, дежурный поднял голову, но узнав воеводу просто махнул рукой: проходите, мол.
— А если бы вместо нас пришли какие-нибудь мимики? — уточнил я у Морозова, когда мы шли к лестнице на второй этаж.
Воевода повернул голову, с интересом взглянул на меня.
— Я про них в дневнике старого князя читал, — пожал плечами я.
— Хвала всем богам, мимики настолько редкий вид, что в княжестве почти не встречаются, — ответил Владимир.
Мы поднялись по широкой лестнице со старомодными резными перилами. Свернули в правое крыло, и Морозов повел меня к нужному помещению.
Кабинет начальника отделения располагался в торце второго этажа.
Воевода остановился у двери, поднял было руку, но в тот же момент из кабинета послышалось приглушенное «Войдите». Морозо посмотрел на меня, и я едва слышно произнес
— Я поговорю с ним наедине.
Воевода уверенно кивнул, открыл дверь, пропуская меня в кабинет. И я шагнул внутрь.
Помещение явно знавало лучшие годы. Потолок треснул от времени, угол одного окна был заклеен изнутри пластырем. Письменный стол с потертым сукном, на углу которого лежало несколько папок. Рядом стоял старый телефонный аппарат, с трубкой, замотанной синей изолентой. В центре стола разместился старый монитор компьютера.
На подоконнике стоял пожелтевший от времени электрический чайник и несколько чашек. Посуда была с отбитыми ручками или щербинками. На полу лежал ковер, выцветший до неопределённого оттенка, на котором когда-то были… наверное, лилии.
У стены справа от входа высился шкаф с покрытыми пылью стеклянными дверцами, за которыми разместились папки. Одна полка была отведена под кодексы и своды законов Империи.
Зубов сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. На стене позади него висел выцветший штандарт округа, упираясь вниз потемневшим гербом. А чуть выше висели портрет старого министра охраны порядка, который был повешен неровно, и портрет Императора, что в отличии от соседнего изображения располагался строго ровно, будто был выверен по линейке.
Едва я вошел в кабинет, начальник жандармерии встал. Его человеческая личина снова словно бы растворилась, явив треугольные уши и вытянутый нос. Только теперь я знал, кто стоит передо мной. Зубов был оборотнем.
— Мое почтение, князь, — настороженно произнес начальник жандармерии.
— Добрый день, — ответил я.
Лицо Зубова едва заметно скривилось:
— Да какое же он добрый, когда высокое начальство прибыло, — пробормотал он тихо. Но так, чтобы я услышал.
— Не переживайте, я не с рабочим визитом, — произнес я. — И не с проверкой.
Начальник жандармерии тяжело опустился на стул и произнес:
— А в чем разница? Думаете, проверки меня особо пугали? Вот еще. Шиш. У нас по княжеству жандармов шестьдесят процентов от штата не хватает. Кто остался — те работают за двоих. А в некоторых глухих уездах вообще один жандарм на пять деревень….
Я кивнул:
— Княжество выражает им особую благодарность за службу.
Зубов усмехнулся, продемонстрировав чуточку длинноватые клыки:
— Лучшая благодарность, князь, это премия за переработки. И за то, что люди пашут на износ. А бюджета у отделения — шиш. Едва на зарплаты действующим сотрудникам наскребаем.
Я застыл, не зная, что ответить. А жандарм махнул рукой и произнес:
— А, ладно. Пустое это все. И не меняется уже десятилетиями. Присаживайтесь, князь. Чаю?
— Не откажусь, — ответил я, и с опаской присел на край стула.
Зубов щелкнул кнопкой чайника, дождался, пока тот закипит, принялся перебирать кружки, в поисках хоть немного приличной. Нашел кружку с целой ручкой и плеснул в нее гущу из заварника. Напиток оказался крепким, чуть вяжущим, как будто с дубовой корой и щепоткой зверобоя. И передал кружку мне. Тонкий пар потянулся к потолку, и в этом аромате сквозили и усталость, и привычка работать с утра до темноты.
— Извиняйте, князь, но пряники кончились еще вчера, — пробормотал жандарм.
— Спасибо, — поблагодарил я, принимая кружку. — Я вот по какому вопросу прибыл…
— Если по поводу лесопилки, то сразу забудьте, — предупредил меня Зубов. — Протокол мои люди составили, а дальше все. Я своих людей леса прочесывать не направлю. У меня сотрудником по пальцам перечесть. И искать старший народ они не приучены. Шиш что найдут.
Я едва заметно улыбнулся. Видимо, начальник жандармерии любил это словечко и вставлял его по делу и без.
Зубов склонил голову, вздохнул, потёр переносицу:
— Митьку Власова, конечно, жаль. Работящий, без вредных привычек. Семья опять же. Детишек двое. Сразу спишем, что погиб от зверья, и детвора пенсию от княжества получать будет по потере кормильца. Плюс лесопилка отступные выплатит за халатность охраны. А пока месяцами искать будем, семья будет мыкаться и по сусекам скрести. Всем лучше от того, что признаем пострадавшим на производстве.
— Но тогда убийца Власова останется на свободе, — возразил я и сделал глоток чая.
— Это вы с лешим договаривайтесь, — отрезал Зубов. — У меня в подчинении обычные человечки. Их там перебьют за здорово живешь, да и все. Гиблые там места, князь. Вечно какая-то погань лезет.
Я молча кивнул. Забарабанил пальцами по чашке. Зубов выглядел как человек, который давно уже понимает, что ждать помощи бессмысленно, но всё равно держится. Как и все его люди.
— Я вас услышал, — медленно протянул я и сделал еще один глоток. — И поэтому хочу обсудить с вами интересную тему. Что если организовать ведомство для работы с нечистью. Могу пообещать вам должность начальника одного из отделов.
На лице Зубова на секунду мелькнуло облегчение. Но уже в следующее мгновение, начальник жандармов скептически поднял бровь и уточнил:
— А за чей счет банкет, князь? Тут на жандармерию-то денег шиш выбьешь. А забесплатно люди работать не станут.
— Придумаем, — ответил я.
— Звучит как план, — протянул начальник жандармерии с едва заметной усмешкой. — Хотя, если бы Синод профинансировал этот комитет. У них деньги завсегда есть. А регистрировать старший народ — это их работа. С которой они явно не справляются. Их вина — пусть и оплачивают банкет.
Я задумался. У Синода и правда был свой бюджет, в который поступали деньги на строительство лекарен, содержание приютов и многое другое. Только вот Синод напрямую князю не подчинялся. Он вполне мог отказать и был бы в своем праве.
— Ну, часть бюджета нового комитета они пополнят, — протянул я.
— Было бы финансирование и комитет заработает, — добавил Зубов. — Часть работы жандармерии бы на себя взял. Большая часть преступлений то от старого народа, который чудит. Нечисти всяческой в городе полным полно. Коли их обязать регистрироваться, то они и шалить перестанут. А несогласных с новыми правилами и извести недолго. Если, конечно, людей обучить как с такими бороться.
— Это может сделать моя дружина, — ответил я. — В смысле набрать и обучить людей в силовое крыло нового ведомства.
Зубов довольно кивнул и потер плечо:
— Добрые люди — эти ваши дружинники. Свое дело знают. Если вы финансирование найдете, то я записку о необходимости нового ведомства напишу. Даже законные основания придумаю.
Я сделал глоток и встал с кресла:
— Спасибо, мастер Зубов, — произнес я и поставил на стол опустевшую кружку.
— Было б за что, — отмахнулся начальник жандармерии. — Хорошее дело вы, князь, задумали. Теперь главное, чтобы все получилось.
— Всего доброго.
— И вам не хворать.
Он взял с уголка стола одну из папок и принялся листать дело, словно бы потеряв интерес ко мне и разговору. Я же развернулся и вышел из кабинета.
Глава 9Высокий Перевес
— Ну? Как поговорили?
Это было первым вопросом, который задал мне Морозов, когда я покинул кабинет жандарма.
Я пожал плечами:
— Вроде бы мы друг друга поняли. Зубов готов возглавить одно из отделений нового ведомства. При условии, что мы найдем на него деньги.
— Осталось самое простое, — иронично заключил воевода, пока мы шли по коридору.
Я понизил голос и спросил:
— А точно не существует нечисти, которая, ну… показывает, где клады хранятся?
Морозов хмыкнул:
— Есть, конечно, почему нет? Кладовики. Они ведают, как клады под землей перемещаются, и знают, что где запрятано.
В душе зашевелилась робкая надежда:
— А что если… — начал было я, но воевода лишь рукой махнул:
— Прошлый князь уже пробовал. Да только сложно там все. Клад это не просто про деньги. Это часть силы прошлого владельца. Поэтому на таких вещах заклятий обычно вагон и малая тележка. Да и кладники, вредные, они просто так ничего не расскажут. Нагородят всяческих небылиц, чтобы нечистый клад сбагрить, а на месте окажется, что эти сокровища душа неупокоенная охраняет. Злая на все живое. Мы с прошлым князем с такой и столкнулись.