— Сложно победить-то было? — уточнил я.
Владимир скривился, словно вспомнил о чем-то особенно неприятном, и кивнул:
— Сложно. Упокоить тело мертявяка легче, чем его душонку заблудшую. Но это не самое скверное. Мы не учли, что кладник только князю место подсветил огоньком. А мне не показал. Стало быть, схитрил.
— И в чем подвох? — не понял я.
— В том, что копать должен тот, кому про клад поведали. И когда мы схоронку вдвоем вытащили, то внутри одни черепки оказались. Золотишко и серебро ушло глубже под землю, потому как мои руки помогали копать.
— Вон оно как, — протянул я, качнув головой.
— Так что кладовикам доверять… сложные они больно для человеческого понимания. И чувство юмора у них недоброе. Мне потом эта душа снилась почитай недели две. Все руки ко мне тянула и выла: «отдай мое сердце».
Я спрятал улыбку, чтобы не обидеть воеводу. Потому как эти воспоминания и впрямь не казались ему забавными.
И я лишь коротко кивнул:
— Ясно.
Мы вышли из здания управы. Морозов молча скользнул взглядом по низкому, сизому, словно сжавшемуся от прохлады небу. Ветер тянул от реки сыростью, и в воздухе чувствовался медный привкус надвигающегося дождя.
Улица выглядела спокойно: у киоска пожилая женщина покупала газету, двое мужчин в сюртуках стояли у лестницы жилого дома, о чем-то тихо переговариваясь. На лавке сидел подросток в мешковатом свитере и читал потрепанную книжку в мягкой обложке.
Но стоило мне вглядеться, как сквозь человеческие силуэты проступили истинные личины всех этих персонажей.
Тот, кто продавал газеты, вдруг вытянулся, точно двухметровая жердь. Движения его рук были слишком мягкими, суставы сгибались под странными углами.
Мужчины, которые стояли у крыльца здания, походили на Никифора. На секунду, вместо простых горожан передо мной предстали необычные старики: низкие, сутулые, с носами, как у филинов, и узловатыми пальцами.
— Видите? — тихо сказал я.
Морозов не сразу ответил. Только чуть покосился в сторону.
— Вижу, — коротко подтвердил он. — Присмотрелся к продавцу газет и направился к нему.
Заметив воеводу, тот растерянно замер. Дождался, пока покупательница уйдет, затем полез в карман и достал гербовую бумагу с печатью Синода:
— Я, мастер-воевода, покон чту.
Морозов кивнул:
— Вот и молодец.
— Свежую газету? — любезно предложил продавец, указывая на прилавок.
Владимир только покачал головой:
— Знаю я эту твою прессу. Начитаешься, а потом всю кошмары снится будут.
— Так это от любых новостей, — философски заметил продавец. — А если вы на меня намекаете, то я таким не промышляю. Иначе бы меня Синод давно на болота сослал.
Морозов хмыкнул, всем видом давая понять, что не шибко -то поверил собеседнику. Развернулся и направился к машине.
Среди прохожих мелькнула высокая сутулая фигура, с длинной шеей, и с мешком в руках. Слишком узкие плечи. Чересчур узкие. Он шёл мимо, не оборачиваясь, но я уловил болотный запах.
Я медленно выдохнул и отвернулся. Быстро направился за воеводой.
Владимир подошел к авто, открыл для меня дверь, и я уселся на переднее сиденье. Морозов же обогнул машину, сел на место водителя, повернулся ко мне и уточнил:
— Куда теперь, князь? — спросил он. — В порт?
Я не сразу ответил. Смотрел в окно, где двигающиеся фигуры снова слились в обычный поток людей, спешащих по своим делам. Только я теперь знал: это не люди.
— Давайте сперва заедем в Синод. Хочется мне теперь посмотреть, как живут местные жрецы. Ну и попытаться понять, что у нас с регистрацией нечисти. И почему весь этот механизм еле дышит.
Воевода кивнул, завел двигатель, и машина выехала на дорогу.
Здание Синода стояло в самой верхней точке города, на холме, который назывался Высокий Перевес.
— Приехали, мастер, — произнес Морозов.
Я кивнул, глядя из окна на фасад из белого тесаного камня с точёной резьбой, барельефами слуг Всевышнего, и старинными надписями на староимперском, чуть выцветшими, но всё ещё читаемыми. Огромная арочная галерея с колоннами из тёмного гранита вела к парадному входу. Ступени блестели, как стекло под начинающим накрапывать дождем. На фасаде вмонтированы начищенные бронзовые таблички с именами всех Старших Жрецов, служивших здесь с момента основания княжества. Под куполом, в нише, возвышалась статуя небесного покровителя Северска, в строгом плаще, с мечом в одной руке и раскрытым свитком в другой.
— Неплохо, — оценил я. — Смотрится куда лучше, чем здание жандармерии.
Морозов усмехнулся, но промолчал. Я вышел из авто, быстрым шагом направился по дорожке к крыльцу. Воевода последовал за мной.
Двери были из старого дуба, покрытые коваными узорами, с двумя массивными кольцами в форме голов медведей. Я быстро взбежал по ступеням к дверям, у которых стояли двое в бело-золотых плащах с гербом Синода: перекрещёнными свечами на фоне восхода. Заметив меня, мужчины склонили головы и распахнули передо мной двери.
Просторный холл, по которому то и дело сновали по своим делам люди в белых рясах, встречал высоким сводчатым потолком, украшенным мозаикой из позолоченного стекла. Пол был из полированного мрамора с вплетённым в центр гербом Синода. По стенам тянулись канделябры, в которых медленно горели созданные мастером огня силовые свечи, отбрасывая длинные искажённые тени.
Вдоль холла в два ряда стояли шесть статуй-колонн, на которых были изображены первые ученики и ученицы Всевышнего. Каждая выше человеческого роста, высеченные из тёмного, почти чёрного камня с прожилками — будто внутри всё ещё дышит угольный жар.
Каждый из них был святым покровителем определенного ремесла, и я задрал голову, чтобы рассмотреть их.
Первым шел Матвей Первопечатник, покровитель архивистов и государевых слуг. Высокий седобородый старик, который держал перед собой свиток и печать на длинной цепи.
За ним шла Лилия Утешница, покровительница лекарей. Женская фигура в белой рясе, лицо которой было скрыто капюшоном. У ног расположились фигурки людей, которых она осеняла святым знаком Всевышнего.
Третьей и последней в этом ряду был Лада, Судящая. Суровая женщина с завязанными лентой глазами в белой мантии, которая держала в правой руке весы со свисавшими на цепях чашами. На левой же ладони женщины примостилась сова, символ мудрости и справедливости.
Первым в параллельном ряду был Иван Проводник, покровитель путешественников, моряков и исследователей. Он стоял в мантии, на которой было изображено множество закрытых глаз. Но словно даже так он четко понимал, по какому пути следует идти и как не сбиться с курса.
За ним шел Федор Немой, или как его еще звали в народе, Каменный Проводник, проводник между миром живых и обиталищем мертвых и покровитель ритуальщиков, могильщиков и кладбищ. Его лик был почти стёрт ни рта, ни носа, ни глаз. Вместо них едва заметные очертания.
И заканчивал композицию Петр Восточник. Он не был похож на остальных. Вытянутые, тонкие черты лица, черные, волосы собраны в тугой узел.
Я невольно залюбовался фигурами. Мастер, который создавал эти шедевры, явно был талантлив, прочертив каждую линию и морщинку лиц. Уж не знаю, работа какого это скульптора, но по мастерству они ничем не уступали фигурам Шестерых, что стояли в главном Храме Петербурга.
— Мастер Медведев?
Незнакомый голос заставил меня обернуться. В нескольких шагах от меня стоял молодой служитель в белой рясе. Заметив, что я обратил на него внимание, он склонился в приветствии. Уточнил:
— Вы прибыли на встречу со Старшим Жрецом?
Я на мгновение задумался, а затем кивнул.
— Идемте, я вас провожу.
Синодник развернулся и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Мы с воеводой последовали за ним. Поднялись по устланной красным ковром лестнице, свернул в южное крыло. Мы шли за ним по ковру цвета весенней зелени, с густым ворсом. Жрец остановился у нужного кабинета, трижды стукнул в створку и дождавшись приглушенного «Войдите» открыл дверь и произнес:
— Мастер Феоктист, к вам князь Медведев. С визитом.
— Пропусти, — коротко распорядились из кабинета, и синодник посторонился, пропуская меня в помещения. Я шагнул через порог, остановился, осмотрелся.
Сам кабинет был большим. Обрамленные тяжелыми шторами окна уходили до потолка. На стенах висели фрески, изображающие сцены из древних сказаний. Вручную расписанный потолок с изображением ночного неба с серебряными звёздами, каждая из которых имела своё имя и назначение.
Рабочий стол жреца стоял у окна. Широкий, из чёрного дерева с резьбой по краям, обтянутый сукном тёмно-алого цвета. На столешнице покоились аккуратные кипы бумаг, письменные приборы из бронзы и хрусталя, и маленький золотой кубок с крышкой. Вероятно, личная печать. В углу кабинета расположился напольный глобус.
Старший жрец сидел в обтянутом черной кожей кресле. Это был полный лысеющий мужчина лет шестидесяти, в очках, с холеными руками и аккуратно подстриженными ногтями. Явно парадная ряса синодника была тяжелой, с золотым галуном и ручной вышивкой по краю.
Едва я вошел, на пухлом лице жреца растянулась неестественная, широкая улыбка:
— Мастер-регент Медведев, — сказал он, поднимаясь. — Приятно видеть вас в этих стенах. Вы прибыли с инспекцией?
Я шагнул вперёд, чувствуя, как под каблуками слегка пружинит толстый ковёр.
— Можно и так сказать, — ответил я.
— Вы прошли ритуал принятия крови. Я решил, что было бы неплохо принести в Совет свитки к вашему визиту…
Жрец открыто дал понять, что Синод мне помог вступить в должность. И я решил пресечь этот разговор на корню.
— Справедливости ради, проверку я прошел без помощи смертных.
— Это как? — нахмурился хозяин кабинета.
— Всевышний помог, — просто ответил я, заставив жреца осенить себя каким-то особенно мудреным священным знаком, включающим в себя больше движений, чем было принято в миру.