Ответом мне снова был смех:
— И зачем мне это? Я сижу себе, гляжу. Рыбу слушаю. Иногда русалки заплывают, шепчутся.
Он покосился на девушек, которые переглянулись и растянули губы в хищных улыбках.
— Один раз даже ведьма приходила, — продолжил водяной. — Вредная, правда. Все пыталась у меня чешую выдернуть из… хвоста. Насилу вытолкал на сушу.
— Все ведьмы такие, — проворчал Морозов, словно только и ждал упоминания своих недругов.
— Истинно так, — согласился Илья. — Но речь о другом, ты, князь, мне предлагаешь дела. Бумаги, ответственность. Зачем мне это?
Он вопросительно взглянул на меня, ожидая ответа. Я вздохнул. Шанс, на который я хотел заманить водяного, таял. Впрочем, в голове тут же родилась новая идея:
— А если я предложу тебе другую работу? Ты будешь охранять реку.
Водяной с интересом склонил голову:
— Это как?
— Рыбохрана. Ловить браконьеров, контрабандистов и прочих, кто хочет нарушать закон. Выдача разрешений для ловли рыбы в отведенных местах, следить чтобы вода в реках чистая была, и прочее, что связано с твоей вотчиной. Но предупреждаю сразу: топить и самосуд устраивать будет нельзя. И придется зарегистрироваться в Синоде.
Он фыркнул, но я заметил, как в его глазах на долю секунды блеснули искорки интереса:
— Как будто сейчас мне что-то мешает делать все то же самое, — усмехнулся водяной.
— Река большая. А прудов да озер еще больше. Вряд ли за всем можно уследить даже такому представителю древнего народа. А я предоставлю тебе штат из людей, которыми ты будешь управлять. Командовать человеками.
Водяной не ответил. Просто медленно обвёл круг рукой. И вода в купели замкнулась на пальцах, качнулась волной, и ударила в стену дальнюю от меня. Русалки переглянулись. Одна усмехнулась.
— И как ты себе это представляешь? — произнёс водяной. — Я что, буду писать отчёты? В сапогах ходить по берегу и указывать пальцем, и спрашивать, кто тут плещется несанкционированно?
Я пожал плечами.
— У тебя будут полномочия. А если надо и сапоги дадим. Главное, чтобы река снова жила. А с ней и княжество воспрянет.
— Как будто сила не в лесе, — проворчал водяной, явно вспомнив какую-то обиду, и покосился на Морозова.
— Если река будет чистой, порт будет работать, то у этих земель появится шанс, — вкрадчиво заговорил я. — Одним лесом мы мир не построим. Нам без воды — и не туды и не сюды.
Стало заметно, что мои слова пришлись Илье по душе. Он приосанился, расправил широкие плечи, отбросил в воду возникшую словно из ниоткуда лягушку, которая прилипла к его шее, как родная.
Он долго молчал. Потом выдохнул и усмехнулся:
— Старый князь считал иначе.
— Не хочу повторять его ошибок, — нахмурился я. — И не желаю вражды. Мы должны держаться вместе, чтобы все получилось.
— И чем это поможет моему народу? Моей воде? — скривился Илья. — Пока я лишь слышу о том, как человечки станут лучше жить.
— Северск — место особенное. Мы с тобой это понимаем, — я со значением кивнул. — Здесь нашли себе дом и старший народ и человеки. И еще те, о которых не принято говорить в светских беседах.
Водяной насторожился, русалки замерли и выпучили и без того крупные глаза. Одна из них едва слышно просипела:
— Он ведь не о…
— Тшшшшш, — прошипел Илья и приложил к губам палец, от которого к соседним пальцам тянулись перенопки. — Не надо упоминать всуе тех, чьи имена давно позабыты. Незачем. Я все понял.
Воевода напрягся, но, не стал уточнять, о чем шла речь.
— Тут совсем недавно духи ручья говорили, что ты ходил в темноте по лесу. Что обычно умные люди не делают. Но сдается мне, что ты сумел понравится Митричу. Наверно, и Ягине приглянулся, раз ведаешь о том, что должно быть сокрыто. Вдруг ты и впрямь умнее, чем кажешься.
Он отвел взгляд, и глаза его затуманились.
— Я правлю водами и теми, кто в них обитает долгие годы. Это для человеков стайка карасей в заводи — пустяк или добыча. А для кого-то из моего племени — сытое будущее. Мы выпасаем рыб, чтобы они не исчезли, выращиваем жаб, стрекоз и комаров, чтобы сохранить равновесие. Люди пришли и принялись брать, не спрашивая. Тащить столько, сколько им было не нужно. Они топтали редкие травы на наших заливных лугах, которые росли тут столетия. А твой дядюшка, чтобы ему никогда на этот свет не вернуться, предложил мне осушить запруду, что у дубовой рощи! Ту, в которой зимуют мальки русалок.
Девушки зло насупились и прильнули к водяному, как к защитнику.
— Это неправильно, — заявил я.
— Неправильно, — повторил Илья с нажимом. — Все, что нас окружает важно. И лес, и река, и даже камни, которые кажутся мертвыми. У всего есть своя ценность. Это для человеков порт умер, и жизнь стала тяжелее. А для нас… — водяной вновь улыбнулся, но уже почти тепло, — все становится только лучше.
— Нам нужно равновесие, — тихо возразил я, но постарался не делать голос жестким. — Всем нам. Я очень хочу, чтобы мы научились соседствовать в мире. Чтобы каждым ведомством управлял тот, кто в нем как рыба в воде.
Сравнение пришлось водяному по душе. Он покачал головой:
— Жаль, что твой предшественник так не считал. А, может, мы с ним просто не смогли найти общий язык. Хорошо, что ты не глуп. И готов слушать.
— Я стараюсь, — смущенно ответил и, кажется, даже покраснел.
— Ежели стану управлять этим твоим рыбхозяйством, то сети-то хоть рвать можно? — примиряюще уточнил Илья.
— Если только потом спишешь их как лопнувшие, — ответил я. — И обязательно сдашь обрывки как вещественные доказательства.
— А людей которые безобразничали дашь?
— А они тебе зачем? — не понял я.
— Чтобы мусор с берегов и из воды убирали, — невозмутимо ответил Илья.
— А. Дело благое, — согласился я. — Дам.
— Ладно, — протянул водяной, плеснув себе в лицо воду. — Давай. Только чтоб моим подругам тоже нашлось дело. А то они заскучают.
— Устроим, — кивнул я.
Он засмеялся. Громко, с плеском, так, что одна из русалок прыснула в воду и исчезла с весёлым бульком.
— А не забудешь? — лукаво уточнил водяной. — А то я людей к порту пущу, а ты скажешь потом, что всё это глупости, и власти моей нет? И никакой я не начальник воды?
— Если бы я считал твою силу глупостью, — ответил я, — я бы сейчас не стоял в твоих владениях разговаривая с тобой как с другом.
Он усмехнулся. Грубо, но почти тепло.
— Ладно. Уговорил, князь. Но с одним условием. Я начальник рыбнадзора. И делаю так, как считаю нужным. А ты — не вмешиваешься в мои воды. Договор?
— Договор, — быстро ответил я.
Он смотрел долго. Молча. А потом вдруг протянул мокрую, жилистую руку. Я пожал её. Ладонь была холодной. Но рукопожатие вышло крепким.
— Договорились, князь, — сказал он. — Но учти: вода помнит. Если кинешь — не прощу. Ни я, ни река. Честно предупреждаю.
— Принято.
— Точно не хочешь к нам? — лукаво уточнил Илья. — Вода теплая…
Русалки с интересом смотрели на меня, ожидая ответа. Но я покачал головой:
— Вечереет уже. Да и дел еще много.
Мне показалось, что на лицах русалок на долю секунды промелькнуло разочарование.
— Ну на нет и суда нет, — усмехнулся водяной. — Тогда до встречи, князь Медведев. Он словно мигом потерял к нам интерес и прикрыл глаза.
— До встречи, — ответил я и мы быстро вышли из купели.
— Ну что, князь, — хмыкнул воевода, когда дверь за нами захлопнулась. — Вы, кажись, водяного в чиновники назначили.
— Кто-то же должен быть на своём месте, — отозвался я. — А вода всегда возвращается в свое русло. Если ей дать шанс.
Морозов не спорил. Только посмотрел в сторону реки. Там, вдали, у порта, вдруг раздался глухой плеск. Как будто кто-то сильно и уверенно стукнул ладонью по воде.
И мы пошли обратно, быстро и не оборачиваясь. Река глядела нам вслед. Молча. Но уже чуть иначе.
Глава 11Истории на ночь
Машина стояла там же, где её оставили: тёмная, с пыльными боковинами, и с чуть размытым отражением опушки в боковых зеркалах. Я на миг задержался у капота, провёл ладонью по крыше, словно проверяя, всё ли на месте, а потом, не мешкая, обогнул машину и быстро сменил обувь. Шнурки на ботинках завязал машинально, сапоги с влажной подкладкой сунул в багажник и захлопнул его с глухим, коротким звуком.
Потом открыл переднюю пассажирскую дверь, устроился на сиденье, притянул ремень, но не пристегнулся сразу. Несколько секунд просто не двигался, прислушиваясь к себе.
Казалось, что я насквозь промок, хотя одежда оставалась сухой. По крайней мере, внешне. Но кожа под воротом рубашки была холодной, волосы влажные, словно я недавно попал под морось.
Морозов подошёл позже. Заметив, что я сижу в салоне, напряжённо усмехнулся, обошёл авто и устроился за рулём. Захлопнул за собой дверь. Молча повернул ключ в замке зажигания. Двигатель завёлся не сразу, с короткой паузой. Потом заурчал ровно, и в кабине стало чуть теплее. Морозов убрал руку с ключа, не отрывая взгляда от лобового стекла, и негромко уточнил:
— Не сегодня всё? Едем домой, Николай Арсентьевич?
Я не сразу ответил. Смотрел в окно, где уже серели тени, а опушка начинала растворяться в наступающем вечере. Мир вокруг будто замер. Всё что было днём теперь отошло на второй план. Осталась только дорога домой.
Я кивнул, и машина выехала на лесную дорогу.
Мне показалось, что Морозов слишком уж внимательно следит за дорогой. То и дело он смотрел в зеркала заднего вида. Вглядывался в отражение чуть дольше, чем требовалось. Будто ждал, что за нами появится нечто… иное.
Это не сразу бросилось в глаза. Но стоило мне уловить этот едва заметный прищур, как тревога передалась и мне. Я поймал себя на том, что сам начинаю бросать короткие взгляды назад, будто там, в клубящемся тумане, за нами гонится кто-то опасный.
Морозов молчал. И лишь спустя пару километров, когда машина чуть замедлилась на повороте, он заговорил. Тихо, будто продолжая начатую ранее беседу: