Жрец на несколько мгновений замер, затем склонил голову, давая мне понять, что услышал мое послание. А потом он взял со стола портфель, и направился к выходу. Я же смотрел ему вслед, мысленно отметив, что после испытательного срока в три месяца нужно будет обязательно отправить в Синод проверку с аудитом. Чтобы проверить, понял ли Феоктист то, что я говорил. И если в результате проверки окажется хоть крохотная недостача — старший жрец незамедлительно последует на каторгу за Параскевой.
— Не люблю, когда люди бездарно тратят второй шанс, — пробормотал я и встал из-за стола.
Глава 16Должность секретаря
Я вышел из здания управы, остановился на крыльце. За спиной хлопнула тяжёлая дверь.
Осмотрелся и заметил старшего жреца, который как раз подходил к своей машине. Резкие порывы ветра играли полами его рясы, задирая ткань, хлопая ею по ногам, как молодой щенок, капризно прося внимания.
— Я сказал: не сейчас… — донес до меня ветер обрывки фраз. — Мы обсудим это вечером. Нет, не до совета. После…
Он завершил вызов и раздраженно убрал телефон в карман. Быстро исчез в салоне авто. Хлопнула дверь, и дорогая машина сорвалась с парковки, выезжая на дорогу. Водитель явно неплохо управлял авто, потому как ловко объезжал выбоины в асфальте.
Я усмехнулся: видимо, наш разговор явно пошел на пользу Феоктисту. Да, пока он немного расстроен, но это пройдет. Ему придется расстаться с некоторой частью денег, а может быть, даже, со всеми, но зато он останется на свободе. С этими мыслями я спустился по ступеням и направился к автомобилю.
Морозов находился за рулем, откинувшись на спинку сиденья и глядя в лобовое стекло. Но как только я сел в салон, воевода повернулся ко мне и уточнил:
— Ну? Как прошла встреча, князь? Судя по тому, с каким видом мастер Феоктист вышел из здания управы, беседа не удалась.
Я улыбнулся:
— Для него — определенно. Для меня же встреча прошла продуктивно. Думаю, деньги для нашего предприятия в Синоде найдутся. Пришлось оказать немного давления, и лед тронулся! — я потер ладони и добавил, — И дела наши пойдут на лад. Будет решать проблемы по одной. Того и гляди скоро Северск преобразиться.
Владимир покачал головой:
— Мне нравится ваш настрой.
— Просто мы очень удачно заехали сегодня в работный дом, — пояснил я. — И новость о том, что князь начал сажать проворовавшихся, быстро разлетелась по нашему маленькому городу.
— Нашему, — отметил сказанное мной Морозов и довольно усмехнулся. — Звучит хорошо.
Он взглянул на меня и уточнил:
— А почему бы и этого Феоктиста не отправить в острог вслед за Параскевой? Неужто вы пожалели толстосума?
Я качнул головой и спокойно ответил:
— С ним надо действовать иначе. Сейчас у меня есть, чем запугать старшего жреца и его окружение. Вместо того чтобы тратить государевы деньги по назначению, он ведет роскошный образ жизни. Полагаю, что окружение не отстает от главного. Значит, им всем есть что терять. Например, свободу. А при конфискации еще и нажитое непосильным… трудом. А вот у нового руководителя Синода может не быть такой слабости. По крайней мере, в первое время он вполне может вести себя прилично, пока деньги и безнаказанность его не развратят. К тому же, скорее всего, у нового назначенца будет прямая поддержка из столицы. Такого будет тяжело согнуть и практически невозможно сломать. Нет, пусть Феоктист остается на должности старшего жреца. Пока
Воевода хмыкнул с одобрением. В его усмешке мелькнула суровая гордость:
— Мудро. Надо будет занести в летопись: «Умел князь драться словами не хуже меча». Куда едем дальше?
— Для начала найдём Веру, — ответил я. — Принесем извинения, возвратим ей сумку, а потом можно и в поместье.
Морозов кивнул и уточнил:
— Хорошо. А где мы будем ее искать?
Я открыл было рот, чтобы ответить, и замер. Потому что из разговора с Тимофеем, новым управляющим работного дома, мы узнали только, что Вера устроилась на работу в ресторан. Повернулся к Морозову и уточнил:
— А в каком ресторане носят передники с бордовым кантом?
Воевода усмехнулся:
— Почитай в каждом втором, князь. У нас униформа для официантов почти у всех такая.
— Тогда нам придётся вернуться в работный дом, — решил я вслух, глядя на дорожную развилку, будто от неё всё и зависело.
— А может… — протянул Морозов с лёгкой, почти мальчишеской надеждой.
— Не может, — оборвал я его, негромко. — Мы поступаем по совести. Разве не так?
— Ну, воспитывать меня не надо, Николай Арсентьевич, — буркнул он без злости. — Я понимаю как положено поступить. Просто… не хочется. Страсть как не хочется опять с этой ведьмой видеться. Мне проще, честно говоря, гнездо упырей разворошить в одиночку, чем сумку эту клятую нести обратно. Там, по крайней мере, всё честно. Без этих ядовитых взглядов, от которых спину потом колет.
— Надо, Владимир. Надо, — вздохнул я театрально, как будто мне тоже хотелось обойтись без этого визита. — И заодно заехать в лавку. Мурзику пора купить орехов. Надо выманить его из тени. Не дело, когда домовой на взводе. Не ровён час, и до беды недалеко.
Морозов посмотрел в сторону, и на его лице мелькнула улыбка.
— Вы, князь, говорите, как будто у вас диплом душеправа, — заметил он. — Так рассуждает не регент, а самый что ни есть настоящий хозяин.
Я промолчал, не зная, что сказать в ответ.
— Едем в работный дом, — продолжил Морозов, щёлкнув ремнём безопасности. — Это всяко проще, чем объезжать все рестораны Северска. Да и слухи нам ни к чему. Начнут люди говорить, что после задержания Параськи мы Соколову ищем… С такими пересудами девке житья здесь не будет.
Он повернул ключ, и двигатель заурчал, как недовольный пёс, которого подняли среди ночи. Машина тронулась с места, мягко скатившись с парковки.
— И что вы скажете на то, чтобы купить что-то для Никифора? Что-то не обидное. Быть может, из одежды? — спросил я, будто невзначай.
— Такого не надо, — тут же мотнул головой Морозов, будто я предложил удалить домовому бороду. — Может осерчать, решив, что вы недовольны его внешним видом. Такого Никифор вам долго не простит. Будет потом ходить по коридорам, демонстративно тяжело вздыхать,дверьми хлопать. Не приведи Всевышний.
Он осенил себя священным знаком, выдохнул и добавил уже спокойнее, почти доверительно:
— А вот прикупить новый веник — это хорошее решение. Наш дворовой, кстати, делает отменные — крепкие, легкие, но Никифор всё равно больше уважает жёлтые покупные, что в хозяйственном продаются. Чтобы просяные зёрна на веточках оставались. Это для него принцип. Мурзик потом эти зернышки подбирает и меняет на семечки. Такой вот круговорот семян в княжеском доме.
— Вот и славно, — усмехнулся я. — Белке — орехи, домовому — веник. А мне — надежда, что в доме будет мир.
К общежитию мы прибыли, когда солнце уже зависло над крышей — время перевалило за полдень. Машина плавно остановилась у знакомого здания, и я, выходя, невольно задержал взгляд на крыльце.
— Перемены налицо, — довольно констатировал я, заметив, как аккуратно выметены дорожки, словно их кто-то работал метлой с личной обидой на каждую пылинку. Табличка над входом, ещё утром перекошенная, как пьяный домик, теперь висела строго и с достоинством. А дежурный… дежурный обновил свой гардероб: на голове у него была новая, плотная кепка, а стоптанные тапки сменились на такие же стоптанные, но уже ботинки. Прогресс определенно был налицо.
— А времени и нескольких часов пройти не успело, — согласился Морозов, поправляя воротник и кидая на здание оценивающий взгляд. — Умеет, Тимофей, заставить работать.
— Здравия желаю! — выкрикнул дежурный, прямо-таки вытянувшись в струнку. Ладонь к козырьку поднёс с таким усердием, что, казалось, чуть ухо себе не зацепил. — Вы к новому коменданту?
— К нему самому, — кивнул воевода, отвечая на приветствие. И, не удержавшись, лукаво уточнил: — Тимофей не на завтраке?
— Он в работе, — ответил старик с выражением глубокой гордости. — Вы заходите, наверняка в коридоре его и встренете. Он с утра бегает, как заведённый.
— Разве это не замечательно? — пробормотал я, перехватывая сумку, и поднялся по ступенькам.
Внутри пахло свежим хлебом, крепким чаем и… чем-то похожим на мыло. Видимо, случилось чудо. Или кто-то выдал ведро с тряпкой как боевое оружие.
Здание и впрямь начало преображаться. Воздух внутри уже не пах ни унынием, ни кислыми щами. Кто-то пробежал мимо с охапкой пыльных занавесок. Пара ребят в потных футболках тащили наружу покосившиеся лавки.
Рябова мы заметили издали. Он стоял у окна, нацепив поверх майки рубашку в мелкую клетку. По складкам было видно, что вещь провела в шкафу не меньше десятка лет. Но сидела она на нём на редкость хорошо.
Мужчина выпрямился в свой полный рост, не сутулясь, как прежде, и уверенно раздавал указания. Голос у него звучал так, будто за ним действительно стояла сила, пусть и немного потрёпанная жизнью.
— Посуду собрать в столовой и рассортировать по степени истёртости, — распорядился он, даже не заглядывая в блокнот. — Все гнутые ложки и вилки — в мастерскую. Всё, что можно выправить — пусть выпрямят. А остальное…
Он вдруг осёкся, взгляд скользнул в нашу сторону, и на миг в нём мелькнула растерянность. Как будто мы поймали его за чем-то подозрительно правильным.
— Николай Арсентьевич… — пробормотал он, чуть приглаживая рукав, будто хотел сделать вид, что мы его застали не при деле, а так, на прогулке. — Вы уж… заходите. А мы тут как раз прибираемся вот.
— Вижу, — кивнул я. — Не хотелось отвлекать от обязанностей. Но быть может, кто-то знает точно, где сейчас работает Соколова? Нам очень надо ей кое-что передать. Она утеряла вещь.
— Так вернулась Вера Романовна, — сразу отозвался Тимофей, словно ждал повода рассказать. — Вроде как в её ресторане случилась какая-то оказия. Говорят, пришлось заведение прикрыть на время. Говорят, там… крысу там нашли, — последнее он произнёс тише, с заговорщической интонацией, чуть склонившись ко мне. Словно делился тайной, которую вроде бы и так уже знают, но всё равно шепчутся.