— Я предупреждал, — спокойно, без пафоса произнёс воевода.
Я встал рядом. Ладонь дрожала. Только сейчас понял, как близко это было. Как остро всё сработало. И если бы не воевода, то меня наверняка бы уже не было в живых.
Существо затихло. Подняться пыталось, но что-то в его движениях появилась неловкость. А Морозов выпрямился, по-прежнему сжимая палицу в ладони. Затем повернулся ко мне и спокойно уточнил:
— Как вы, княже?
Я сглотнул, глянул на перевёртыша. И с трудом пробормотал:
— Лучше, чем секунду назад.
А секунду спустя лес снова ожил. Сперва за деревьями послышался протяжный вой нескольких глоток. А затем из чащи появились ещё трое.
В отличие от своего более молодого собрата, они не прыгали. И не пытались подкрадываться к нам. Просто вышли в полный рост, с лёгким, нелюдским изгибом в спинах. Босые ступни не издавали ни звука, когда они шли по мокрой от росы траве. Но сами тела двигались так, как не должен двигаться ни один человек.
Эти были старше, опытнее и куда страшнее. Все в этих чудных силуэтах казалось чужим: скулы проросли под кожей, зубы не прятались, даже в расслабленном лице читалась постоянная жажда. Они молча наступали на нас, с такой уверенностью, будто знали: сейчас всё очень быстро закончится. Они уже давно не были людьми. Может, и никогда не хотели ими быть.
Дружинники сработали без паники, как их учил воевода. Спокойно, без ошибок атаковали перевертышей. Напитавшиеся силой клинки загудели, тесня противников обманными финтами и ложными атаками.
Воевода же стоял рядом со мной, не спуская глаз с того молодого перевертыша, что вышел первым.
Тот всё ещё лежал, тяжело, хрипло дыша и пытаясь встать на ноги. Смотрел на нас полным бешенства взглядом и зло скалился, обнажая длинные клыки. Но я словно чувствовал, что в глубине его темной, заблудшей души, что-то осталось. Что-то, что не успели вытравить звериные инстинкты.
Морозов не спускал с него взгляда, ожидая атаки. Но молодой зверь пока не прыгал.
— Он может попробовать снова, — тихо сказал воевода. — Не потому, что смелый. Просто он еще не знает, как бывает страшно.
— Его нужно постараться взять живым,— сказал я. — Если это получится.
Морозов медленно повернул ко мне голову. В его взгляде не было несогласия. И воевода сделает так, как приказал князь. Даже несмотря на то, что осуществить это будет труднее.
Троица остальных перевертышей тем временем пошла во вторую атаку. Но в этот раз, дружинники были наготове. В ход пошли сотканные из силы сети, которые опутали двоих напавших, сбив их в густую траву. Они завыли и забились, пытаясь вырваться из пут, но дружинники, что создали магические ловушки, держали крепко. Третий же увернулся от сети и прыгнул. Но тут Лада сделала шаг в его сторону и коротко взмахнула мечом, отсекая противнику голову, которая с глухим стуком упала в густую, высокую траву. Остальные дружинники принялись быстро окружать молодого перевертыша.
От воя сородичей, молодой сгорбился, припал к земле, прижав уши к голове. Глаза его метались, словно определяя, кого из людей нужно атаковать первым, дыхание сбилось. Он дрожал, будто сам не понимал, что происходит.
Я не знал, что делать. Пока не заметил её снова. Красную шапку, что все это время лежала в гнезде.
Я потянулся, взял её в руку. Поднял над головой, показывая перевертышу. И он увидел. Замер. Глаза сузились, и будто бы промелькнуло что-то, отдаленно похожее на узнавание. А затем он издал тихий, сиплый скулёж. Жалобный и протяжный, как у щенка, потерявшего след. Перевертыш смотрел на зажатую в кулаке шапку пристально, не мигая, будто завороженный. А потом он поднял голову к небу и завыл.
Полный боли звук ударил по ушам, заставив меня попятиться и прикрыть их руками. Перевертыш начал царапать себе грудь, бока, загривок. Морда кривилась от боли и злобы к самому себе.
— Назад, — бросил Морозов коротко. — Сейчас он сорвётся.
Но я не двинулся. Перевертыш кинул на меня взгляд, и в нём уже не было хищника. Только потерянное существо. Слёзы текли по морде, капая в мох. Он завыл снова. Передо мной уже был не хищник, а сломанный человек, который никак не хотел окончательно уходить в зверя. Который отчаянно хотел вернуться. И в этот момент я точно понял, что не могу убивать кого-то, у кого есть душа.
Вой оборвался, как лопнувшая струна. Перевёртыш тяжело опустил голову, коротко и судорожно задышал. Словно всё, что было человеком, в нём выгорело. А затем перевертыш поднял голову и снова оскалился.
И в этот момент из леса показалось несколько силуэтов. Высокие, коротко стриженные, в камуфляже. В руках гости сжимали короткие топорики, и судя по серьезному виду, гости были готовы пустить оружие в ход в любой момент. И только один из пришлых был с пустыми руками. Иволгин.
Он вышел вперед, широко развёл руки в стороны. А затем резко хлопнул в ладоши. И этот звук словно волнами разошелся по округе. По воздуху пошли круги, как от брошенного в воду камня, заставив птицах в кронах деревьев разом замолкнуть. И в ту же секунду земля под перевёртышем провалилась. Просто ушла вниз, будто перевертыш наступил на скрытую ловушку.
Двое оборотней, который бились в сетях, зарычали и попытались вырваться с утроенной силой. Но Иволгин повел ладонями, и каждого из перевертышей окружили молодые деревья, образовав подобие клеток.
Леший шагнул ближе, позволяя себя рассмотреть. В его руках не было оружия. Но оно и не было нужно. Леший без труда мог справиться с противником и голыми руками. Потому что был в своей стихии.
Он направился в мою сторону, подхватив что-то с земли. Подошёл ближе и поднял руку, в которой оказалась изогнутая коряга, напоминающая лопату. Странный предмет, который создала сама природа. Иволгин кинул ее мне под ноги.
— Закопайте, — сказал он негромко. — Если уж начали убивать.
Это прозвучало резко, почти как приказ. Дружинники напряглись, не зная, как реагировать на происходящее.
— Не надо мучать это существо, — добавил Иволгин. — Он никогда не перестанет быть зверем. Ни завтра. Ни через год. Ни после молитв и отваров. Вы можете попытаться вытравить зверя из него, но у вас ничего не выйдет. Он уже стал другим.
Я стоял не двигаясь. Иволгин тоже не торопился. Смотрел прямо на меня не моргая. Но мы уже играли с ним в эту игру. И на этот раз он тоже не сумел выдержать мой взгляд. На мгновенье прикрыл веки, а потом заговорил:
— Я его нашёл после того, как вы наведались в гости. Его ранил старый дикий перевертыш, который от голода пришел на лесопилку. Мои не уследили и не увели дикого до того, как случилась беда. Этот парень, — он кивнул на яму, — оказался слишком крепким и не умер. Сумел пережить ранение и даже дать отпор своему обидчику. Странно, что он, будучи еще человеком, смог убить зверя, который решил его сожрать.
Я кивнул, давая понять, что слышу и принимаю его пояснения. Леший продолжил:
— Когда мы его нашли, парень уже бился в лихорадке, горел и бредил. И едва не умер. Мы привели его к болоту, где он смог бы пережить линьку вдали от людей.
Я посмотрел на яму, где перевертыш хрипел и рычал.
— Я закрыл эту часть леса от случайных людей. Чтобы никто не мешал и не стал жертвой молодого перевертыша. Он должен был оставаться тут, пока сам не поймёт, кем стал.
— Понятно, — ответил я.
— Эти, — он махнул подбородком на более взрослых перевертышей, — приняли его. Как щенка. Кинули ему мяса, чтобы не сдох. Повели на охоту, чтобы обучить загонять оленя. В этом нет доброты. Они дикие и понимают, что стаей выживать легче. Вот и приняли щенка в свои ряды.
Воевода покачал головой, но ничего не сказал. Иволгин вздохнул и добавил:
— Никто не мог пройти в лес. Но князь сумел преодолеть мой запрет. И провел свою дружину. Этого я никак не мог ожидать. Не думал я, что приезжий регент из столицы сам пойдет в лес.
— Я пришел, — ответил я негромко, но меня услышали все. — Потому что это мой край. И я тут не просто для красоты.
— Так ты пришел, чтобы убить того, кто воет? Или спасти?— спросил Иволгин, скрестив руки на груди. — Так не делай вид, что не видишь, кто он теперь. Или спаси, или закопай. Но не тяни. Решать надо сейчас.
Я не знал, что сказать. Лопата лежала у ног. Земля возле ямы медленно оседала, края осыпались.
Морозов не шевелился. Он слышал каждое слово, но не вмешивался. Это был мой выбор. Иволгин говорил со мной. И только со мной.
— Так что, княже? — леший усмехнулся. — Или лопату никогда в руках не держал? Так попроси дружину помочь. Они не откажутся.
Я не поднял лопату. Вместо этого бросил на землю клинок, а в другой ладони крепче сжал в руке красную шапку. Она была чуть влажной от моей ладони. Я просто обошёл лопату и встал напротив Иволгина.
— Я пришёл не ломать, — сказал я. — И не убивать. Мы пришли потому, что слышали вой. Он ведь не просто так выл. Перевертыш звал. И я пришел. Я видел его глаза. Знаю, что у него есть шанс возвращаться в человека.
— Может и так, — пожал плечами леший. — Не все перевертыши могут оборачиваться. Многие остаются дикими.
— Его еще можно спасти.
В уголках губ Иволгина дрогнула усмешка.
— Спасти? — произнёс он, будто пробуя это слово на вкус. — От чего? Ты считаешь, что перевертыш не достоин жизни? Что его надо спасать от его новой сути? А если он станет диким, то надо убить?
— А ты сохранил ему жизнь, потому что он уже не человек? — парировал я.
Леший молча смерил меня тяжелым взглядом. Кожа натянулась на костях его черепа, глаза сделались больше и глубже.
— Ты считаешь меня чудовищем. Думаешь, что я убил бы раненного, будь он простым человечишкой… Что я сделал бы это без причин…
Все мои инстинкты кричали о том, что надо прямо сейчас развернуться и уйти. Не продолжать этот опасный разговор. Но я сделал ещё шаг навстречу Иволгину, почти вплотную встав к лешему. Между нами подрагивал воздух, словно от жара. Было ясно, что леший здесь сильнее меня. Старше, чем кажется. За него стоял весь лес. Корни под землёй слушали его. Ветви замирали, когда он говорил. Но в яме был человек. Пусть и частично. Пусть даже вторая его часть была дикой. Он был Северским. А в этом крае главный был я.