— Поэтому я хочу, чтобы на предстоящем голосовании вы выступили против предложения Осипова, — спокойно ответил я. — Чтобы промышленники не зашли в княжество. А деньги я найду в течение нескольких месяцев. Даю словно высокорожденного.
Купцы снова переглянулись:
— Вы хотите, чтобы мы пошли против промышленников? — первым заговорил второй купец, вертя на пальце гильдейский перстень. — Империя смотрит на них благосклонно.
— Они построят мануфактуры, — парировал я. — Наладят цепь поставок. Вложат часть прибыли в Северск. И вы станете лишними. Ваши лавки, склады, питейные заведения и ресторанчики окажутся под чужим контролем. Они даже разорят это заведение, которое наверняка принадлежит кому-то из вас. Конкуренция станет жестче, а отчисления пойдут в столичную купеческую гильдию. А мой план даёт вам и участие, и контроль.
Купцы зашевелились. Третий собеседник покачал головой:
— Где подвох, Николай Арсентьевич? Вы же прибыли из столицы. И все в княжестве уверены, что прибыли именно для того, чтобы помочь столичным промышленникам
Я выдохнул.
— Подвох в том, что я как раз не хочу продавать княжество по кускам. Или мы создаём вместе. Или через год будем просить подаяние и сидеть на дотациях. Тоже вместе. И мое предложение по восстановлению местной инфраструктуры как раз наглядно должно говорить о моих намерениях.
— Даже если вы честны, промышленники все равно найдут лазейку, — покачал головой один из купцов.
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — уверенно заявил я. — Но я не готов сдаваться на милость столичным дельцам.
Наступила тишина. Усатый медленно налил себе чай. Третий водил пальцем по скатерти, словно считал нити.
— И вы полагаете, что всё это можно провернуть за полгода? — спросил главный.
— Если начнём завтра, — ответил я. — Управляющего поставим от себя, того, кто будет заинтересован в процветании края без столичного вмешательства. У меня есть на примете нужный человек. Рабочие будут местные. Материалы возьмем из наших лесов. Это проект не ради Империи, а для пользы Северска.
Глава представительства покачал головой, затем усмехнулся.
— Вы рискуете, князь.
— Каждый день, с тех пор как принял пост, — спокойно ответил я.
Он посмотрел на товарищей. Те переглянулись. Один кивнул. Второй повел плечом. И глава протянул мне руку:
— По рукам, князь.
Я мысленно выдохнул и пожал протянутую ладонь, скрепляя этот взаимовыгодный союз.
Глава 23Визит в жандармерию
Я вышел из ресторана, довольно прищурился и вздохнул. Солнце стояло высоко, отражаясь в стеклах витрин и медных навершиях оград. На улице пахло пылью, прогретым камнем и пряной зеленью от лотков травниц, которые во множестве располагались неподалеку.
Спустился по ступеням к машине, где меня уже ждал Морозов. Он стоял, прислонившись к капоту, скрестив руки на груди, и изучал улицу неторопливым, но внимательным взглядом. Едва я подошел к авто, как воевода мигом бросил это занятие и уточнил:
— Как прошла встреча, мастер князь?
— Очень продуктивно, — ответил я и открыл дверь машины. — Для нас точно.
Я сел на переднее сиденье, ощущая, как нагретая солнцем кожа кресла мягко скрипит. В салоне стоял лёгкий запах свежей полировки и хвои.
Морозов обошёл капот, сел за руль, закрыл дверь и повернулся ко мне. Глянул внимательно, с любопытным прищуром.
— Купцы согласились на условия, — сказал я, откидываясь на спинку сиденья.
— Вот и замечательно, — заключил Морозов с едва заметным удовлетворением. Завёл двигатель. Повернулся ко мне, поправил плечом ремень и уточнил:
— Куда едем?
— К Зубову, — ответил я после короткой паузы.
Морозов кивнул, и машина выехала на центральную улицу. Я устроился поудобнее, глядя за окно. Город потянулся лентой фасадов с пёстрыми вывесками, на которых играли солнечные блики. Колёса тихо шуршали по брусчатке, а снаружи мелькали лавки, чайные с распахнутыми настежь окнами, мастерские, из которых выносили на солнце свежевыточенные детали, чтобы смахнуть стружку. Дети с палками в руках бегали по тротуару, играя в стражников, зазывалы кричали у входов в харчевни, звенели колокольчики дверей. Я улыбнулся. Сквозь стекло бокового окна прошла тёмная витрина антикварной лавки, где в глубине, под абажуром старой лампы стояла кукла с фарфоровым лицом и смотрела в пустоту.
В кармане завибрировал телефон, вырывая меня из раздумий.
Я вынул аппарат, глянул на экран. Удивленно нахмурился: номер был незнаком. Нажал на кнопку приема и настороженно произнес:
— У аппарата.
— Доброе утро, князь, — раздался в динамике сухой голос, который я тотчас узнал. — Говорит мастер Феоктист. Старший жрец Синода.
— Да, мастер Феоктист, — отозвался я, чуть приглушённо. — Слушаю вас.
Пауза на том конце была недолгой, но очень характерной. Словно человек, собирался сказать что-то неприятное для самого себя.
— Синод провёл совещание по поводу вашего предложения. Про новое ведомство, — начал старший жрец.
— И каков ваш ответ? — уточнил я с нажимом.
На том конце повисла пауза. Затем послышался звук, словно собеседник вздохнул через зубы.
— Мы профинансируем новое ведомство первые полгода, мастер-регент, — наконец произнёс он.
Я откинулся на спинку сиденья и на секунду прикрыл глаза. Не от усталости, а от удовлетворения. Было в этом что-то правильное. Почти тихая победа.
— Вот и славно, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Но жрец, как и следовало ожидать, не мог отпустить разговор просто так. Он попытался разбавить бочку мёда ложкой дёгтя:
— Хотя мне очень интересно, как вы проведёте его по бумагам. Сложно будет указать в приказе, что вы хотите создать контору по регистрации леших и домовых.
Я невольно усмехнулся. В голосе Феоктиста не было насмешки. Скорее, осторожная ирония. Или попытка напомнить, что бюрократию так просто не победить.
— Что-нибудь придумаю, — отозвался я спокойно. — Спасибо за то, что откликнулись на мою просьбу, мастер Феоктист. Я добро помню.
— Мы ждём смету, — отрезал собеседник, который считает бюджет важнее всего прочего.
— Хорошо. До встречи, мастер старший жрец.
— До свидания, Николай Арсентьевич, — ответил он. Голос стал чуть теплее, но не терял сухости.
Я нажал на завершение вызова и убрал телефон в карман.
— Синодники? — не отрывая взгляда от дороги, спросил Морозов.
— Они самые, — ответил я. — Феоктист готов профинансировать новое ведомство из бюджета Синода. На ближайшие полгода.
Морозов усмехнулся, с оттенком уважения.
— Ловко вы это провернули, княже.
Я кивнул, глядя в окно, где за стеклом мелькали деревья и покосившиеся столбы.
— Теперь нам есть, что предложить Зубову.
Воевода не ответил. Машина свернула на узкую улочку, и за окном проступило знакомое здание. А через несколько мгновений, авто плавно затормозило у арки двора жандармерии. И в этот раз, здание почему-то выглядело другим. Светлый камень сиял на солнце, а широкие ступени казались вытертыми до блеска. Возле входа, у таблички «Место для курения» сидели двое в форме, беседовали, поглядывая на прогуливающихся по тротуару прохожих.
Я вышел из машины, свернул в арку. И едва я оказался во дворе, как жандармы мигом вскочили, козырнули в приветствии и замерли.
— И вам доброго дня, — ответил я и поднялся по ступеням крыльца. Потянул на себя дверь и вошел в здание.
Сидевший в дежурной части жандарм лениво поднял голову, чтобы взглянуть, кто прибыл, а узнав меня, резво вскочил, отчего кресло коротко взвизгнуло ножками.
— Мастер-князь, — начал было он, но я только махнул рукой:
— И вам доброго дня. Начальник у себя?
Жандарм коротко кивнул, и я направился к лестнице, которая вела на второй этаж.
Кабинет Зубова был залит солнечным светом из распахнутого окна. Воздух тёплый, пахло бумагой, выветрившимся табаком и сухим деревом от подоконника. Сам начальник жандармерии сидел за столом, сосредоточенно раскладывая дела в аккуратные стопки. В правой руке задумчиво, не глядя вертел карандаш. Но как только я вошёл, он положил его в сторону и поднялся.
— Добрый день, мастер-князь, — сказал он без подобострастия, но с ясным уважением.
— Добрый, — отозвался я и подошёл ближе. Взгляд скользнул по столу.
Слева — папки с пометкой «срочно». Справа — «очень срочно». По центру — целая башня с ярлыком «уже поздно».
— Интересный способ разграничения работы, — протянул я, чуть приподняв бровь.
Зубов сел обратно, откинулся в кресле, развёл руками:
— Как есть. Помнится, я уже говорил: народа не хватает, мастер Медведев. А мне одному со всем не сладить.
Зубов выглядел так, будто ночь у него была не то чтобы короткой, а вовсе без сна. Мятый китель, с расстегнутой верхней пуговицей, ремень слегка сбился набок, будто надевался впопыхах. На плечах виднелись следы дорожной пыли, а на локтях засохшие пятна, подозрительно напоминающие размятую зелень. Волосы торчали, как трава после грозы: в разные стороны, безо всякой логики, и не спас бы их ни гребень, ни молитва.
Лицо главы жандармерии было осунувшимся, под глазами залегли тени. Щетина небрежно сбрита, остались короткие полоски у шеи, как от лезвия, торопливо проведённого по коже.
Он потер виски и, не дожидаясь вопроса, сказал, сипловато усмехнувшись:
— Вчера в лес ходил. Решил сам проверить это… про пропавшего.
Слово «сам» прозвучало не хвастливо, а скорее упрямо.
— Думал, гляну, где парня искать. Власова, — продолжил Зубов. — И, может, хоть что-то обнаружу. Пошел от лесопилки. Следы там уже затоптали. Запахов почти не осталось. Но я поймал аромат дикого перевертыша. Думаю, что он и задрал человека. Хотел пройти по его следам. Но, честно говоря… заплутал. Со мной такого раньше не бывало. Я ж здесь каждый поворот знаю, с юности. А тут — будто что-то замкнуло. Хожу, хожу, и всё вроде знакомо, но вывернуть к дороге не могу. Словно кругами гоняют.