— Думаете, что не заметил? — уточнил я, и воевода усмехнулся:
— Мы бы об этом узнали первыми. Уж поверьте. Но если к нам начнут ходить жалобщики, то домовой начнёт нервничать. И тогда мы от него не увидим легендарной утки в мёду ещё лет сто. В лучшем случае нам достанутся только язвительные комментарии.
Я нахмурился. Картина вырисовывалась на редкость живая: пожилая вдова из Верхней Слободки, решившая пожаловаться на соседа, лезет напрямик через чащу, с пирогом под мышкой и курицей в авоське. Домовой в панике. Мурзик в обмороке.
— Надо официально открыть приёмную в управе, — сказал я, уже мысленно чертя список задач. — Решить, какие дни будут приёмные. И определить туда секретаря.
— Только человек на такую должность нужен надежный, — добавил Морозов, — а человек с глазами, ушами, способностью не терять документы и отбирать на входе всякие подозрительные подарки для князя.
— Это обязательное условие, — согласился я. — А с личным приемом подданных… Думаю, хватит двух дней в неделю.
Мы переглянулись. В воздухе повисло молчаливое согласие: надо делать. Лучше раньше, чем после первой ночной делегации с умоляющим «всего лишь на минуточку, просто спросить».
— Соколова будет к месту, — заявил воевода, который, наконец, сложил последнюю часть в мозаике. — Мы можем даже квартиру её деда отдать, чтобы она в наследство вступила…
— Это как? — усмехнулся я, приподняв бровь. — Есть же закон: до законного вступления в наследство должно пройти полгода. Не мы с вами его придумали, между прочим.
— Можно сделать исключение, — вздохнул воевода, уже не столь уверенно, и добавил с надеждой, — вы же князь.
Я разыграл лёгкое возмущение, поджав губы и чуть откинувшись в кресле.
— Этак мы при каждом удобном случае будем менять законы под себя? А потом удивляться, откуда в делах путаница? Всё беды и проблемы начинаются с малого, Владимир Васильевич.
Он понимающе кивнул. Словно считал, что в некоторых случаях закон — не священное писание, а больше как совет старого знакомого. Хорошо бы придерживаться, но если очень надо, можно и обойти.
На самом деле, идея его была не так уж плоха. Но тогда надо искать нового помощника в поместье а Веру Романовну придется выселять в город.
А она уже вроде стала обживаться. По крайней мере, она нашла общий язык с Никифором. Наш домовой, как известно, не с каждым и поздоровается, не то что согласится жить под одной крышей. Это чего-то да значит. Да и мои поручения выполнила быстро, организовав нужные встречи.
Ко всему прочему, признаться, немного беспокоили предрассудки самого Морозова. Ну нельзя же всерьёз бояться ведьм. Неужели они хуже диких перевёртышей, что по ночам воют у болота? Или упырей, которым вообще всё равно, кто перед ними?
Но вслух я этого говорить не стал. Не потому что боялся спора, а от того что знал: у каждого свои страхи, и с чужими надо обращаться бережно.
Вместо этого я уточнил, стараясь сохранить на лице выражение спокойной уверенности человека, у которого всё под контролем:
— Неужто мы не найдём секретаря для работы в городе? Полагаю, что с этим сложностей не будет. работа в городе, ездить далеко не нужно. Дадим объявление в газету…
— Не вздумайте! — воскликнул Морозов, и в голосе воеводы прозвучала неподдельная тревога. Он тут же осенил себя священным знаком, скорее всего, от осознания глубины беды. Наверняка он уже успел в красках представить себе жуткие последствия моей наивности.
— Вы хоть представляете, сколько желающих откликнется на подобное объявление? — продолжил Морозов, повернувшись ко мне. — Да каждая вторая женщина города считает своим священным долгом прийти на собеседование и повидать самого князя. Это будет аттракцион, Николай Арсентьевич. Шоу, которое будет длится пару месяцев, не меньше.
Воевода выдохнул, как человек, который только что спас мир от катастрофы.
Я посмотрел на него, стараясь сохранить серьёзность, но уголок губ всё-таки дёрнулся. В глубине души я понимал, что он прав. В Северске и правда была такая особенность: новости передавались быстро, а важные должности автоматически превращались в повод для своеобразного театрального представления. И визит кандидатов от кадрового агентства в поместье это только доказало.
— Значит, без газет, — кивнул я. — Можно снова попросить кадровое агентство подобрать кандидатов…
— В прошлый раз они уже подобрали, — хмыкнул Морозов. — Так что ложки пропали.
Я замолчал.
— А лучше сразу взять на городскую должность Соколову и не усложнять себе жизнь. Хоть одна ведьма в штате будет с пользой.
Я покачал головой:
— Проще объявить конкурс. Должность княжеского секретаря это государева служба. И занимать ее должен человек с определенными навыками и умениями. Например, выпускник какого-нибудь лицея Императорского государственного управления.
— Выпускник? — переспросил Морозов.
— Ну да, — подтвердил я.
— Мужчина? — снова уточнил воевода, и мне послышалась в его голосе плохо скрытая ирония.
— Да какая разница какого пола будет секретарь! — возмутился я, не понимая, к чему клонит воевода.
Морозов покачал головой.
— Вы хотите, чтобы наша приёмная пустовала? — уточнил он, как бы даже без упрёка, просто ставя диагноз. — Когда в приёмной важного человека сидит женщина, все понимают: она твою просьбу выслушает, не отмахнётся от проблем простого человека. Даже если эти проблемы пустячные. А если посадим мужчину — что народ подумает? Что сидит там кто-то важный, строгий, бюрократ бумажный. От такого будут ждать либо осуждения, либо, чего доброго, презрения.
— Ну чего вы наговариваете? — нахмурился я. — Прямо будто мужчины поголовно неспособны к сочувствию.
Воевода прищурился и, не повышая голоса, выдал:
— Вот скажите мне, княже, ежели на улице кто-то крикнет: «Папа!» — много ли народу обернётся, чтоб узнать, чего человеку надо?
Я пожал плечами, не найдя что ответить.
— А вот если в беде кто-то крикнет: «Мама!» многие обернуться, а уж женщины и вовсе пойдут на помощь. Почитай каждая вторая. Даже если у неё детей сроду не было. Потому что душа у них устроена по-другому.
Он говорил это без насмешки, как человек, который долго смотрел на жизнь и успел сделать выводы, выстояв под всеми ветрами.
— Женщинам Всевышний дал тонкую душу, — продолжал он уже мягче. — И, ладно, ещё и длинный язык, не без этого, — тут Морозов покачал головой и даже позволил себе едва заметную улыбку. — Но главное, княже, не в этом. Главное то, что женщинам доверяют всякое, чего мужчине не откроют и под страхом смерти.
Он посмотрел на меня серьёзно, почти по-отцовски, но без назидания. Просто как человек, для которого эта жизнь и этот мир уже абсолютно понятны. И теперь он словно бы идет к реке на рыбалку и поясняет мне, молодому, как эта жизнь устроена.
— Это я вам верно говорю, — продолжил Морозов. — Хотите, можете объявить конкурс, но чтобы приёмная работала, то ставьте туда женщину. А хотите, чтобы она работала без скандалов, то ставьте умную женщину. Лучше сразу выбрать толковую. Потом будет поздно.
Я решил не спорить, потому как мужской мудростью сам ещё не успел обзавестись. А вот Морозов, похоже, уже всё понял. У него эта мудрость поселилась в сердце, и спорить с ним казалось делом неблагодарным.
Меж тем воевода продолжил, уже совсем в духе хозяина, подсчитывающего снасти перед тем как ехать с рыбалки домой:
— Потому на должность секретаря надо взять даму. Не слишком юную — чтоб на комплименты не отвлекалась. И в меру жалостливую. Чтобы никто не стал из неё верёвки вить. А то знаем мы, как это бывает.
— То есть, не как Вера Романовна, которая пригрела Мурзика? — не удержался я, хотя знал, что задену.
Владимир Андреевич досадливо поморщился. Так морщится человек, который искренне не понимает, как эта белка вообще ещё жива.
— Нужна такая, — сказал он, подбирая слова с видимой тщательностью, — при которой можно пнуть кота и оказаться за подобный поступок на том свете.
Он сделал паузу, глянул на меня и, видимо, решив, что сравнение удачное, добавил:
— То есть, она должна быть жалостливой, да. Но не той, кто вытирает сопли каждому плаксе, а той, которая, не повышая голоса, избивает обидчика стоящим в углу веником. И никто не сомневается, что сердце у нее доброе, но рука тяжелая.
Я кивнул. Картина, надо сказать, вышла ясная. Такая женщина не просто справится с приёмной, она в случае чего и управу с места сдвинет.
Я задумался, потирая подбородок. В этом городе я был совсем немного. Ещё не успел обзавестись ни привычками, ни тем особым взглядом, каким смотрят старожилы: с прищуром, вполоборота. Но всё же за короткое время я успел заприметить нескольких людей, которые идеально подходили бы на эту должность.
Мысль вспыхнула в голове внезапно. Как лампочка в подвале, которую включили после долгой темноты. Слепяще ярко, даже немного неприятно, но зато всё сразу стало видно
— Нам нужно ехать в Совет, — твёрдо сказал я, хотя, если быть до конца честным, сам ещё не был уверен, что поступаю правильно. Более того, все внутри было против этого решения. Все, кроме моего чутья и здравомыслия, что это будет наверное самым верным решением.
— Как скажете, — отозвался Владимир и, не задавая лишних вопросов, резко вывернул руль, разворачивая машину.
До Совета мы долетели за двадцать минут. Морозов притормозил у крыльца, повернулся ко мне и произнес:
— Прибыли, мастер князь.
Я кивнул. Вышел из салона и первым делом поправил воротник. Потом манжеты, затем галстук. Движения были спокойные, но внутри всё собиралось в тугой тревожный комок. Потому что предстоящая встреча меня вовсе не радовала.
Воевода вышел не сразу, будто давая мне фору. Словно он не хотел покидать авто и с радостью подождал бы меня в салоне. Когда всё же вышел, закрыл дверь аккуратно и стал, сложив руки за спиной. Смотрел на меня пристально, как будто пыталс