– Конечно, откажусь, – тут же ответил Степан.
Наши взгляды снова встретились. В его глазах светились понимание и мягкость. Сердце сделало глухой удар, больно кольнув, и будто сжалось.
– Я понимаю: ты не хочешь быть должной. – И снова это спокойствие в голосе. Никакой злобы или недовольства. Я привыкла к другому. – Денег я с тебя брать не собираюсь. Давай так, Тая. Я помогу тебе с домашней техникой, а ты накормишь меня вкусным обедом. Щи ты умеешь варить или борщ?
– Умею, – кивнула я.
– Вот и отлично. Я сто лет не ел нормального борща. Договорились?
– Ладно.
Степан вышел за оставшимися пакетами.
Готовить я научилась лет в шесть. Мать обычно оставляла продукты в холодильнике и говорила:
– Сосиски ты сама в состоянии отварить. Яйцо тоже пожаришь. А хочешь, и макароны сделай. В общем, жрать захочешь – приготовишь.
И уходила на несколько дней к какому-нибудь любовнику. А мне приходилось учиться готовить, потому что «жрать» я, как и любой ребенок, хотела. Сначала это были полуфабрикаты, которые не требовали особых усилий, потом – настоящие блюда. В двенадцать я уже могла приготовить абсолютно все из обычных блюд: щи и другие супы, картошку, рис, макароны, мясо, курицу и салаты. К тому времени мать вообще перестала заботиться о том, чтобы делать хоть что-то. Наоборот, возвращаясь с работы, орала:
– Тайка, жрать приготовила?
Первые месяцы после замужества я не готовила, потому что Денис держал повара и другую прислугу. Потом, когда он перестал себя сдерживать и начал «перевоспитывать» меня, и повар, и домработницы из дома исчезли. Он не хотел, чтобы они видели следы его уроков на моем лице. Осталась лишь охрана, но те были словно роботы, беспрекословно подчиняясь своему хозяину. Мне приходилось много готовить для мужа, приходилось учиться таким блюдам, с которыми не каждый шеф-повар справится, потому что Денису было сложно угодить. Точнее – невозможно. Практически всегда он был недоволен, критиковал. Критиковал и «перевоспитывал».
Вернувшись, Степан сказал:
– Ну-ка, Тая. Разбери продукты, и то, что нужно обязательно положить в холодильник, отсортируй.
Я посмотрела на него вопросительно.
– Отвезу к себе пока. Я видел, ты там мясо купила, сосиски, рыбу. Не бойся, завтра верну в целости и сохранности. – Губы его дрогнули в улыбке.
Красивый мужчина, хоть и бородатый. Денис всегда брился начисто. Никогда не позволял себе даже двухдневную щетину. Его кожа обычно скрипела от гладкости. В дни до свадьбы я считала это ухоженностью, даже аристократичностью. Позже меня от этого тошнило. Я вдруг поняла, глядя на Степана, что мне очень нравятся его борода и взлохмаченные волосы.
Господи, Тая, о чем это ты думаешь? Идиотка! Мужчины – это зло. Это ад, из которого нет выхода.
– До завтра, – прервал мои мысли голос Степана, раздавшийся уже с порога. – Позвони мне, если вещи привезут раньше, чем я приду.
– Степан, – окликнула я его, выходя на улицу. – У меня же до сих пор нет твоего номера.
– Точно. Записывай.
Я выудила из кармана мобильник и продиктовала свой номер – я еще не помнила его наизусть. Степан набрал, и мой телефон пропел веселую дребезжащую мелодию.
– Отлично. – Он бросил сотовый на пассажирское сиденье и завел двигатель.
Теперь мой номер знали Любаша и Степан. В этом не было ничего страшного, ведь номер не был оформлен на мое имя, а значит, найти меня по нему Денис не сможет. Однако я всегда чего-то боялась. Лишнего слова. Лишнего шага. Лишнего вдоха.
Я повертела в руках мобильный. До сих пор не верила, что он мой. Я поменяла тариф для местного региона, но интернетом еще толком не пользовалась: не было времени и желания. А еще я отвыкла. Денис не позволял мне иметь телефон. Тем более не позволял выходить в сеть. Какое-то время я еще пользовалась мобильником, а потом, когда он вернул меня после моего первого побега, мне было запрещено пользоваться любыми средствами связи. Клетка окончательно захлопнулась, и я оказалась полностью отрезанной от внешнего мира.
К тому времени как из города привезли обещанные предметы быта, Степан не только успел прийти ко мне в дом, но и повесить бойлер. Оставалось только подключить шланги. Я чувствовала, как в душе робко поднимает голову радость: неужели у меня сегодня будет горячая вода и я смогу полноценно помыться?!
Еще рано утром я, решив навести настоящий порядок, обошла участок возле дома и заметила небольшое крыльцо со стороны сада, а поднявшись на него, обнаружила заколоченную дверь. Второй вход в дом? С одной стороны, он мог представлять опасность, ведь мне придется следить за обеими дверьми, если вдруг кто-то надумает сунуться в дом. С другой – у меня будет дополнительный путь к отступлению. Я не буду зажата в ловушку, если явится он.
Представив внутреннюю планировку дома, я поняла, что дверь со второго крыльца вела в спальню, которой я пока не пользовалась. Осмотрев внимательно стену со слегка отходящими кое-где обоями, я не стала колебаться и, поддев ногтем краешек, потянула. Потом еще и еще. Ничего не обнаружив, я почувствовала разочарование, но потом меня осенило. Шкаф! Конечно, дверь за ним! Ее наверняка обоями не спрячешь. Я попыталась отодвинуть его от стены, но собран он был добротно, казался чуть ли не монолитным. От напряжения внутри меня все кололо и дрожало. Дыхание сбилось.
Распахнув дверки, я увидела, что внутри почти ничего нет. Значит, убери я вещи, все равно не смогу его подвинуть. Попросить Степана? Мне не очень хотелось обращаться к нему за помощью. Но ведь он все равно сегодня придет…
Когда Степан разобрался с бойлером и мы сели пить кофе в ожидании доставки, я спросила:
– Ты не знаешь, что за крыльцо и дверь позади дома?
– Второй вход раньше был, чтобы удобнее зимой до бани бегать, – тут же объяснил Степан.
– А почему заколотили?
– Не пользовались, – пожал он плечами. – Бывшая хозяйка жаловалась, что зимой оттуда холодом несет. Любаша тоже оставила заколоченным.
Я помолчала, избегая смотреть Степану в глаза. «Все равно тебе без него не справиться, – убеждала я себя. – В деревне ты никого не знаешь, за помощью обратиться не к кому».
– Поможешь открыть ту дверь? – выдохнула я.
И подняла глаза, тут же наткнувшись на пронзительный взгляд Степана.
– Помогу, если она тебе так нужна. – Он допил кофе и поднялся. – Пойдем посмотрим, что там к чему.
Он двинулся в сторону входной двери, но я окликнула его.
– Там шкаф! – Голос мой сорвался, в нем слышались истерические нотки.
Степан обернулся и озадаченно посмотрел на меня.
– В том смысле, что в комнате дверь за шкафом спрятана. Надо бы его отодвинуть сначала.
Он кивнул и пошел за мной в дальнюю комнату. Если Степан и удивился ободранным обоям, то виду не подал. «И почему я не додумалась сначала просто ощупать стену», – досадовала я на себя.
Шкаф Степану поддался легко, будто был игрушечным. А мне он казался словно вросшим в пол. Не спрашивая меня ни о чем, Степан дернул за лист обоев, который легко отслоился.
– Вот и дверь! – хмыкнул он.
Она открылась легко, а вела в небольшой предбанник. Пошарив по стене рукой, Степан нащупал выключатель. Здесь, в дальнем углу, стоял старый топчан, а на вешалке висели какие-то вещи. Пылищи было немерено. Ну и черт с ней. Я не собиралась тут рассиживаться или чаи гонять. Мне нужен был лишь запасной выход.
Дверь оказалась закрытой на массивный засов, на котором красовался навесной замок. Недолго думая, Степан сбил замок принесенной из своего автомобиля стамеской. Засов поддался с трудом, но все-таки поддался, со скрипом выйдя из паза.
– Смазать надо, – заметил Степан. – Сейчас масло принесу.
Я осталась на крыльце. Действительно, если от него пройти прямо и до упора, то там, словно облокачиваясь о подступающий к дому лес, притулилась маленькая баня. Наверное, и телогрейки, что пылились в предбаннике, предназначались для того, чтобы их накинуть зимой – и бегом отправиться в жарко истопленную баню, а потом так же быстро скинуть и уже войти в дом, где теплом согревала печка.
Пока Степан возился с засовом, мне пришла в голову идиотская мысль: вот бы придвинуть шкаф обратно, а в его задней стенке проделать отверстие. Он ведь вряд ли будет знать, что в доме два выхода, а если вдруг окажется внутри, пока меня не будет, то не заметит этой двери. А меня она может спасти.
Я мотнула головой. Что за глупости! Не буду же я просить Степана мне в шкафу дверь прорубить! Он примет меня за ненормальную. Я просто поставлю шкаф напротив двери, но не вплотную к стене. Если смотреть от входа – будет казаться, что за шкафом ничего нет, но я-то знаю, что есть! Оставлю небольшую щелку, достаточную, чтобы в нее быстро протиснуться. Шкаф сама как-нибудь пододвину. Просить об этом Степана не стану. И еще одно! Нужно будет с той стороны черного хода повесить какую-нибудь растяжку с колокольчиками или алюминиевыми банками. Если кто-то сунется, они загремят, и я услышу! И на калитку тоже. У меня должна быть фора, если он явится. Я не боялась, что не услышу, как он придет. За столько лет я привыкла вслушиваться в каждый шорох даже во сне. Я всегда все слышала. Всегда.
В голове завертелся такой рой мыслей, что я взвизгнула, когда на плечо мне легла чья-то рука.
Я резко обернулась. Степан.
– Извини, я не хотел тебя напугать. Я кричал тебе, но ты, кажется, задумалась.
«Да не смотри ты на меня так изучающе, Степан, не буду я тебе рассказывать всего, не надо оно тебе!»
– Звонили вон, сейчас привезут технику, – сказал он.
Я кивнула и пошла на кухню. Пора было приготовить заправку для обещанного Степану борща. Говядину я поставила вариться уже давно, чтобы бульон получился понаваристей, а мясо – мягким.
Господи, я доведу себя до безумия этой паранойей. Представляю, что Степан думает обо мне: дерганая, испуганная, забитая; дрожит от каждого шороха. Да, я такая. Нет. Такой меня сделали.