– Тая. – Мне показалось, что он искренне обрадовался моему приходу. – А я думаю, кого это моя банда так радостно встречает?
Леся, не выдержав, вскочила на крыльцо. Степан, присев на корточки, ласково потрепал собаку. Затем свою порцию нежности получили Волк и Дикий. Степан наконец поднялся и посмотрел на меня.
– Степан, извини меня за вчерашнее, – сказала я и, покраснев, вручила ему кастрюльку, укутанную пуховым платком, который я нашла в запасах Любаши. – Вот, это тебе.
– Что это? – Он опустил удивленные глаза на кастрюлю.
– Пирожки… С капустой и еще с вареньем.
– Не стоило, Тая.
Я почувствовала, как меня заполняет отчаяние. Дура! Испортила отношения с единственным человеком, которого здесь знаешь и который мог тебе помочь. Сама виновата.
– Жаль. Я от чистого сердца. – Я потянулась за кастрюлей, стараясь скрыть, как мне больно.
Конечно, он обиделся. Кто бы не обиделся? Помогал тебе помогал, а ты его к черту послала. Неблагодарная!
Степан кастрюлю не отпустил и, улыбнувшись, сказал:
– Тая, я имел в виду: не стоило извиняться. А вовсе не то, что не стоило печь пироги. Кто ж от пирогов отказывается? – засмеялся Степан и потянул кастрюлю к себе.
Так как я все еще держала ее с другой стороны и вовремя не отпустила, руку прострелила боль, и я поморщилась. Это не скрылось от Степана.
– Проходи. Холодно на улице стоять.
На этот раз я вошла в его дом без опасений.
Скинув куртку, я прошла вслед за Степаном на кухню.
– Чаю? – предложил он.
– Лучше кофе, – попросила я. – Извини, что выгнала тебя вчера… и что сорвалась.
– Не нужно извиняться, – не поворачиваясь, сказал он. – Что бы ты обо мне ни думала, я желаю тебе только добра.
Эта фраза заставила меня вздрогнуть от страха. Паника снова захлестнула меня.
– Что бы ты обо мне ни думала, Таисия, я все делаю только ради твоего блага.
Это была первая фраза, которую произнес Денис, когда позволил мне выйти из подвала. Произошло это спустя четыре дня, в течение которых, как предполагалось, я обдумаю свое «отвратительное» поведение и приду к выводу, что сама заслужила те пощечины, что он так щедро отвесил мне после злосчастного приема.
Все эти четыре дня Денис не приходил ко мне, и лишь охранник принес ведро-туалет, матрас и покрывало, а также регулярно снабжал меня едой.
В последний день моего заточения Сергей – так звали охранника – забрал все, кроме ведра, и сказал:
– Тая, Денис Игоревич не должен знать, что я вам что-то приносил, кроме ведра. Боюсь, если он узнает, что я… что я помогал вам, то он меня вышвырнет.
Так я узнала, что муж собирался все это время «воспитывать» меня голодом и холодом и лишь благодаря Сергею, человеку совершенно постороннему, но испытавшему ко мне сочувствие, теперь, через четыре дня, я не валилась с ног от бессилия.
– Приведи себя в порядок, – поморщился Денис, – и приготовь что-нибудь к ужину.
За ужином он вел себя так, будто ничего не случилось. Я молчала, и Денис это оценил по-своему.
– Я рад, Таисия, что ты усвоила урок. Надеюсь, ты понимаешь, что в следующий раз, если ты надумаешь убежать к матери или еще куда-то, я приму более жесткие меры.
Той же ночью он пришел ко мне в спальню. Когда я сказала, что слишком устала, что у меня нет сил, ведь он четыре дня морил меня голодом, Денис лишь скривил красивые губы, теперь превратившиеся в отталкивающий оскал, и сказал:
– Ты моя жена и должна исполнять супружеский долг, когда бы этого ни хотел твой муж.
Он навалился на меня, а мне оставалось лишь отвернуться, считая секунды в ожидании, когда исполнение «долга» закончится.
С того дня любое прикосновение ко мне Дениса я расценивала как насилие. Иллюзий на его счет у меня не осталось никаких, да и он больше не делал ничего, чтобы поддерживать роль обаятельного харизматичного мужчины, за которого я выходила замуж.
Денис ревностно относился к тому, чтобы у нас была полноценная половая жизнь. Если полноценным можно считать то, что от силы занимало минуту-две. Измены он не считал приемлемыми. Он был слишком чистоплотен для этого. Я довольно быстро поняла, что его гиперчувствительное отношение к чистоте и чистоплотности – это еще одна сторона его безумия. А в том, что Денис безумен, я быстро перестала сомневаться. Он не просто избивал меня, как некоторые мужья, по пьяни, он не делал этого исключительно в порыве ярости, хотя и такое бывало, – Денис учил меня, перевоспитывал, «делал из меня человека». За каждый проступок следовало наказание. Иногда это была легкая пощечина, иногда в ход шли кулаки или плеть.
Ложиться с ним в одну постель было противно, но гораздо противнее было делать вид, что мы семья и что между нами не происходит ничего такого, от чего другие семьи распадаются. Особенно отвратительно было улыбаться на людях и прикидываться влюбленной в своего красавца-мужа супругой. Все мои слова и улыбки мне казались вымученными и лживыми. Правда, никто, кроме меня, этого не замечал. Никто, кроме меня и Дениса.
– Ты отвратительно ведешь себя перед моими друзьями! – в бешенстве орал он, когда мы вернулись домой после очередного банкета. – Мне надоело видеть твою вечно недовольную рожу! Ты всегда недовольна!
– Тогда отпусти меня! – рыдала я. – Зачем я тебе нужна, если надоела! – умоляла я его.
– Снова плачешь? – Его глаза прорезали красные прожилки капилляров. – Я знаю, зачем ты рыдаешь. Неблагодарная ты тварь.
Он схватил меня за волосы и наотмашь ударил сначала по одной щеке, потом по второй. Я знала, что он имел в виду. Когда он злился на меня, он возбуждался. Боль, которую он причинял мне, доводила его почти до пика сексуального наслаждения. Однако стоило мне начать плакать, и его член тут же вяло обвисал, будто сдувшийся воздушный шарик. От этого Денис просто зверел, поэтому уже через полгода брака я поняла: лучше дать ему возбудиться, совершить быстрый половой акт и успокоиться, чем отлынивать от «супружеского долга» благодаря слезам. Слезы – прямая дорога к боли. Бесконечной, вязкой, серо-алой боли.
В тот раз, однако, остановить уже хлынувшие слезы я не смогла.
– Хочешь, чтобы я отпустил тебя? – смеялся он, снова хватая меня за волосы. – Думаешь, за этим я так долго подбирался к тебе?
Я уставилась на него, не понимая. Мое выражение лица развеселило его, и Денис расхохотался, оттолкнув меня с такой силой, что я, повалившись на пол, больно приложилась плечом к деревянной стойке кровати.
– Открою тебе тайну, Таисия, наша первая встреча не была первой.
– Что? – выдохнула я в недоумении.
Денис уселся на кровать и посмотрел на меня сверху вниз.
– Я заметил тебя на остановке месяца за полтора до того происшествия с аварией, – объяснил он. – Тебя трудно было бы не заметить. Красивая девушка с та-кими необыкновенными зелеными глазами, в которых столько безысходности. Знаешь, ты мне напоминала дворняжку. Побитую и никому не нужную собачонку, жаждущую, буквально кричащую о том, как она хочет быть любимой. Как она, черт возьми, хочет служить хозяину. Ты мне понравилась. С того дня я чуть ли не каждый день видел тебя на той остановке. И чем больше смотрел, тем больше мне нравилось, что я видел. – Денис погладил меня по волосам, теперь белым, потому что он считал, что мне исключительно шел блонд. – Навести о тебе справки оказалось нетрудно. Я быстро узнал, как тебя зовут, из какой ты семьи, где учишься. Все мои мысли о тебе, Таисия, оправдались. Ты и правда была брошенным щенком мамаши-шлюхи. Только вот я упустил тот факт, что от шлюхи может родиться только шлюха. – С этими словами он намотал мои волосы на кулак и дернул так, что я оказалась перед ним на коленях. Денис приблизил свое лицо к моему. – Я был уверен, что беру за себя чистую девочку, которая нуждалась в любви и заботе, а ты оказалась такой же потаскухой, как твоя мать. Шлюха! – выплюнул он мне в лицо.
В тот момент мне казалось, что уже нечего терять. Хуже того, что происходило здесь и сейчас, быть не может.
– Ты обманываешь сам себя, Денис. Была бы я девственницей, ты все равно не стал бы полноценным мужчиной. У тебя проблемы, а ты делаешь вид, что в них виновата я.
Его глаза сузились, и он в бешенстве схватил меня за горло. Опрокинув меня на спину, Денис сел сверху и начал душить.
– Неблагодарная маленькая дрянь! Я думал, что вытащу тебя из клоаки, отмою, сделаю настоящей женщиной, а ты… Да ты просто не знаешь, что такое слушаться хозяина, тварь.
– Я не собака, – еле выдавила я из себя, теряя сознание.
Сквозь пелену до меня донесся смех Дениса и его слова:
– Ты не собака, но я научу тебя подчиняться мужу. Раз уж мне нести этот крест, я донесу его до конца.
Он не убил меня ни в тот раз, ни в следующий, ни во все последующие ссоры. Денису казалось, что на его плечи возложена миссия по моему исправлению, будто я была исчадием ада, а ему нужно было во что бы то ни стало меня сломать, перевоспитать, убить во мне любую волю. Я долго не понимала, откуда в нем столько агрессии и фанатичной веры в свою правоту.
Через восемь с половиной месяцев после свадьбы я перестала задаваться вопросами, потому что поняла, что беременна: долгая задержка месячного цикла и все усиливающаяся тошнота по утрам не оставляли никаких сомнений. Теперь у меня было две задачи: сбежать от Дениса и успеть избавиться от ребенка до того, как он найдет меня. Мне было все равно, если, найдя, он меня убьет. Рожать от этого чудовища я не собиралась. Не имела права.
– Отличные пироги. – Степан потянулся то ли за пятым, то ли за шестым пирожком, а я все пыталась отогнать воспоминания, заставляя себя не думать о прошлом и уж тем более не сравнивать, цепляясь за каждую фразу.
– Подгорели. – Я попыталась улыбнуться, но получилось у меня с трудом.
– Ничуть, – возразил Степан.
– Совсем горелые я дома оставила, – призналась я. – Трудно готовить в печи.