Из нашего с Денисом дома сначала исчез повар, потом одна домработница, потом вторая. Только количество охранников, кажется, совсем не уменьшалось. Они все были для меня на одно лицо. Были роботами, которые охраняли территорию, словно сторожевые псы – снаружи дома и никогда не заходили внутрь. Им были безразличны ненормальное поведение мужа и моя беспомощность. Они то ли и правда не знали, в каких условиях я живу, то ли делали вид. Лишь позже я поняла, что им попросту не было до меня никакого дела – Денис хорошо платил им. Платил за многое, в том числе и за молчание.
Еще до свадьбы из моей жизни исчезли подруги, чуть позже я осталась без матери, которая отказалась мне помочь. Вскоре Денис «избавил» меня от мобильного телефона и выхода в интернет. Я могла смотреть телевизор или видео, записанные на подключенный к телевизору жесткий диск. Мир общался со мной односторонне, показывая картинки. Я же никак не могла связаться с ним и, не дай бог, поведать свою историю.
Жизнь с мужем превратилась в ад, и с каждым днем ад этот становился все отвратительнее, больнее, безысходнее.
Вторую свою попытку сбежать от Дениса я совершила, когда узнала, что беременна. Вопроса, рожать или нет, передо мной не стояло. Я знала, что будет с этим ребенком, если он появится на свет: сначала я буду делать вид, что все прекрасно, пытаясь от него скрыть истинное положение вещей; потом, когда он достаточно вырастет, Денис начнет воспитывать его так же, как он воспитывал меня; а потом, если это будет мальчик, он станет таким же, как его отец. Я даже боялась представить, что Денис мог сделать с девочкой.
О своей беременности я узнала на шестой неделе. Поняв, что всегда регулярный цикл сбился, я стала опасаться худшего. В одну из редких поездок в магазин я зашла в аптеку и, улучив момент, к прокладкам и кое-каким лекарствам сунула коробочку с экспресс-тестом на беременность. Оглянувшись на сопровождавшего меня охранника, я с облегчением увидела, что он стоит у входа и не обращает внимания на мои покупки. Когда тест подтвердил мои опасения, я решила, что уж кто-кто, а Денис точно не узнает об этом. Я сбегу, а если не получится, что-нибудь сделаю с собой, чтобы этот младенец не появился на свет. Первый год жизни с мужем был самым трудным, ведь тогда я еще не могла смириться с мыслью, что это навсегда, что из ада нет выхода, что никто не спасет меня и что я сама не спасу себя. Я была на грани безумия, а потому смерть плода, который рос внутри меня, и даже моя собственная смерть казались мне лучшим выходом для нас обоих.
После очередного «урока» Денис уехал по делам своей компании в Тюмень, и я решила, что если не сбегу сейчас, то уже никогда не смогу этого сделать.
Среди цепных псов мужа был один, который, как мне казалось, испытывал ко мне сочувствие: тот самый охранник, Сергей, который приносил мне воду и еду, когда муж посадил меня на четыре дня в подвал после первой неудачной попытки бегства. С тех пор мы не перекинулись и словом, но я видела его встревоженный взгляд, полный сочувствия, который он адресовал мне. Он был еще совсем молодым парнишкой, в отличие от остальных амбалов. Наверное, он был из неблагополучной семьи или из деревни, и ему работа у такого маститого бизнесмена, как Денис, наверняка казалась престижной. Я знала, что своим охранникам Денис платил немало и отбирал их самостоятельно. Только этот Сергей будто бы был не из их числа. Может, он чей-то сын или родственник и получил эту работу по рекомендации?
Через два дня после отъезда мужа Сергей заступил на пост у черного выхода с нашего участка. Я знала это, потому что мне разрешали гулять по территории у дома, а потому за столько времени жизни здесь я имела возможность понять график дежурств охраны: двое охранников на главных воротах, один у двери в противоположном конце участка, еще трое время от времени обходят всю территорию. Сам дом никто не охранял – не было смысла, ведь войти в него или выйти, минуя охрану, было невозможно. Двухметровый забор не перепрыгнуть, найти еще какую-то лазейку – невозможно.
Я дождалась темноты, проскользнула между охранниками, обходящими территорию, и поспешила к черному выходу, где дежурил Сергей. Довериться ему было рискованно, но это был мой единственный шанс. Я не собиралась говорить ему, что сбегаю: я заготовила целую речь, в которую он обязан был поверить. Потому что сочувствовал мне. Потому что еще не прогнил, как те, другие. Потому что все еще оставался человеком.
– Тая! – удивленно воскликнул он, когда я приблизилась к нему.
– Сергей, мне нужно в больницу, – тут же сказала я.
– Вам плохо? Давайте позвоним доктору Александру Дмитриевичу!
– Боюсь, Александр Дмитриевич мне не поможет. Мне нужен женский доктор, ну вы понимаете…
– Да-да, – смутился парень. – Давайте вызовем машину с главных ворот. Кто-нибудь из ребят отвезет вас, или я сам…
– Сергей, мы не будем вызывать машину. Я сама съезжу в больницу, – твердо сказала я.
Он понимающе кивнул и начал отпирать дверь. Сердце мое так бешено стучало, что этот стук, казалось, набатом разносился по округе. Вдруг, не закончив начатое, Сергей обернулся ко мне и сказал:
– Он не поверит, что я поверил в вашу историю с больницей, и решит, что я вам помог.
Я замерла. От разочарования мои губы задрожали, и я прикусила нижнюю, чтобы не расплакаться.
– Ударьте меня посильнее. По голове. Вот, – он поднял осколок кирпича, не пойми откуда взявшийся здесь. – Бейте посильнее, чтобы кровь потекла.
– Я… я не смогу.
– Сможете. Я потом скажу, что вы напали на меня и сбежали, так у вас будет фора.
– Но…
– Поверьте, в это Денис Игоревич поверит охотнее, чем в то, что я испугался за ваше здоровье и дал одной уехать в больницу.
Он был прав. Абсолютно прав. Но мне было сложно разыграть эту сцену. Я никогда никого не била, а здесь мне нужно было ударить сильно, но не пробить ему голову. Тем не менее речь шла о моей жизни и моей свободе, поэтому мне пришлось ударить этого мальчика, связать ему руки и сунуть в рот кляп – все это он придумал сам, – чтобы сбежать и убраться отсюда как можно дальше, пока другие охранники не найдут его.
Удар, кровь, веревка на руках, носовой платок во рту. Свобода.
Выйдя с черного хода, я бегом бросилась к задней части коттеджного поселка, где был дом Дениса. Там в заборе, отгораживающем территорию от леса, сетка-рабица кое-где прогнулась, и через нее можно было легко пробраться. Идти на главный выезд из поселка не было смысла: там тоже была охрана. Не охрана мужа, но они наверняка были куплены Денисом и предупреждены, что в случае моего появления меня не стоило выпускать.
Я плохо знала территорию поселка, но однажды Денис соизволил прогуляться со мной до красивого пруда, который находился в самом его конце. Тогда я приметила, что пруд почти вплотную прилегал к забору, который здесь сделали кое-как и который я могла бы без труда преодолеть, появись у меня такая возможность. Когда живешь на раскаленных углях, то учишься замечать любые мелочи, которые могли бы эти угли потушить.
Вскоре я оказалась за пределами поселка, обошла по его краю негустой лесок и вышла на проезжую часть, где почти сразу же поймала попутку. Водитель за умеренную плату подвез меня до Москвы. Мне повезло – он был неразговорчив и не интересовался, что я делала здесь одна в столь поздний час.
Оказавшись в Москве, в районе трех вокзалов, куда меня и доставил водитель, я задумалась, не понимая, куда ехать дальше. В больницу на аборт? Куда я посреди ночи! К маме? После ее предательства видеть ее я не хотела. К кому-то из бывших подруг? Вряд ли кто-то из них согласится помочь мне, ведь прошло слишком много времени после нашей последней встречи. К родственникам? В Москве жил мамин брат дядя Саша. Мы с ним почти не общались и раньше – он крепко пил. А сейчас? Разве ему есть до меня дело?
Тем не менее дядя Саша казался мне самым приемлемым вариантом, и я, сев в еще работающее метро, отправилась по адресу, который, слава богу, помнила наизусть.
Когда я появилась на пороге дяди Саши, он, кажется, даже не понял, что не видел меня уже года полтора-два. Он был сильно пьян и едва ворочал языком.
– О, Ташка! – сказал он. – Ты чего это приперлась? Муж, что ли, выгнал?
– Ага, выгнал, – кивнула я. – Можно я у тебя переночую, дядь Саш? – попросила я.
– Можно, чего ж нельзя-то, а у тебя на бутылку есть? – уточнил он.
– Есть, но лучше бы не надо тебе…
– Цыц! – рявкнул он прокуренным до сиплости голосом. – Будут еще меня учить всякие!
Денег дяде Саше пришлось дать. Утром, однако, он встал рано и, кажется, был почти трезв. Он попросил рассказать, почему это я сбежала от богатенького мужа, на свадьбу с которым я даже его, родного дядьку, не удосужилась позвать. Я рассказала все.
– Нельзя тебе у меня оставаться, – подытожил дядя Саша. – Муженек твой быстро вычислит, куда ты подалась. Надо тебе езжать подальше от Москвы.
– Куда? – горько вздохнула я.
– Да хоть в деревню, дом-то там цел еще.
На том и порешили. Дядя Саша клятвенно обещал, что если Денис приедет к нему с расспросами, то про меня он ему не расскажет.
– Ничего не знаю, сто лет не видал, – развел руками дядя Саша и подмигнул мне.
На душе потеплело. Я верила, что у меня есть хотя бы дядя Саша, хотя бы один человек, который пожалел меня и согласился помочь.
Моя вера разбилась на мелкие осколки, когда через шесть часов тряски в двух электричках я вошла в старый бабушкин дом и обнаружила там… Дениса.
– Так-так-так, – покачал он головой. – Бабушку навестить приехала?
Я попятилась, но уперлась в каменную грудь одного из амбалов мужа. Он тут же скрутил меня и запихнул на заднее сиденье автомобиля. По дороге назад Денис рассказал мне, что ему пришлось бросить все дела, чтобы вернуться в Москву – ведь его «ненаглядная женушка» сбежала.
– Как ты узнал, что я поеду сюда?