– Я не настаиваю, чтобы ты завтра же шла и разводилась, – сказал я, кладя ей руки на плечи. – Просто подумай об этом, Тая. А адвоката мы найдем. Связей у меня предостаточно.
Я мягко сжал ее плечи и тут же заметил тень, проскользнувшую в ее глазах. Страх? Неверие? Или все же надежда, которую мне удалось посеять?
– Ты теперь под моей защитой, Тая. И поверь мне, гиена – ничто для человека, который выходил на медведя с голыми руками.
– С голыми руками? – подняла на меня глаза изумленная Тая.
Я улыбнулся.
– Разве Любаша не рассказывала тебе историю нашего знакомства?
Охота не задалась с первого же дня. Рамиль – человек, который приезжал ко мне на охоту каждый год, – попросил отвести в тайгу одного своего хорошего знакомого. Тот мечтал завалить кабана и украсить его головой свой загородный дом. Крайне редко я соглашался брать на охоту новых людей, но здесь предлагали весьма недурные деньги, и я уступил, о чем пожалел в первые же минуты, как увидел новоиспеченных охотников. Они приехали втроем, приехали к вечеру, поэтому пришлось ночевать у меня: в тайгу собирались на следующее утро. Одежка на бизнесменах была новая, дорогая, явно закупались в элитном московском магазине, где продавец впарил им все, что нужно и не нужно.
Приехав ко мне, бизнесмены оценили дом, обрадовались наличию настоящей русской бани и реки неподалеку. Баню я им растопил – мне не жалко, хоть и предупредил, что перед вылазкой в тайгу лучше не вонять на всю округу шампунями, одеколонами и, не дай бог, перегаром. Что им слова какого-то дикого охотника? Бизнесмены привезли с собой не только экипировку по последнему слову моды, но и элитный вискарь. Напились в зюзю так, что один из них уснул прямо на крыльце и его успел изрядно покусать таежный гнус. Рожу наутро раздуло так, что вместо охоты этот бедолага первым делом полетел к местному фельдшеру. Остальные двое все-таки проснулись и собрались пойти на кабана.
Сутки мы пролазали по кабаньим тропам, но так и не наткнулись ни на одну половозрелую особь. К ночи бизнесмены заныли, жалуясь на жару, жажду и бесконечную мошкару, от которой их ничего не спасало. «А я говорил – не бухать, придурки», – зло усмехался я, видя, как несчастные столичные охотники безрезультатно отгоняют комарье и другую въедливую мелочь. Заказчик решил, что легче заплатить мне за кабанью голову, когда я сам ее добуду, а не сидеть в кустах в ожидании, когда животное подставится под ружье охотника. На том и порешив, горе-охотники отбыли в Дивнореченск, а оттуда в Первопрестольную.
Прибрав дом после гостей, я решил спуститься к реке, проверить инвентарь, что хранился в домике у самой реки.
Вопль я услышал, когда зашел в лесок, что отделял дорогу от речки. Кричал ребенок. За ним тут же раздался душераздирающий женский вопль. Не разбирая толком, куда бегу, я понесся на шум голосов.
Сначала я увидел молодую женщину, которая оказалась ближе всего к лесополосе. У самой кромки воды стояла пятилетняя девочка. Именно ее вопль я и услышал сначала. Неподалеку, на каменистом берегу, сидели два медвежонка, а с другой стороны подбиралась медведица. Девочка была слишком близко к медвежатам. Наверное, она их заприметила давно и, может, даже решила с ними поиграть. Ее мать, видимо, полоскала белье поодаль и слишком поздно увидела надвигающуюся беду. Она бы не успела оттащить девчонку от надвигающейся на нее разъяренной медведицы, которая спешила защитить свое потомство. Я выскочил из леса прямо посередине и, не думая, бросился наперерез медведице.
– Уводи девочку! – только и успел крикнуть я, и двухсоткилограммовая туша врезалась в меня.
Я мог бы успеть увернуться, но тогда медведица, проскочив мимо, налетела бы на девочку, а потому я выбрал единственно верное в то мгновение решение – подставиться. Я чувствовал, как грудную клетку опалило болью от удара лапой. При мне не было оружия, лишь небольшой складной нож, который я отчаянно пытался вытащить из кармана. Сделать это было трудно, так как самка придавила меня, почти лишив возможности двигаться. Когда челюсть медведицы клацнула всего в сантиметре от моей шеи – изловчившись, я все же смог перевернуться на живот, – то понял, что мне конец. Самка была в ярости и собиралась до конца защищать своих детенышей. Я не питал иллюзий: в байки о том, что сильный мужик может завалить медведя голыми руками, верят только дурачки. Я знал, что такое разъяренная медведица. И знал, что у меня против нее никаких шансов, тем более вот в таком положении, когда я уже подмят под нее.
Меня спас выстрел. Я тут же почувствовал, как медведица стала оседать, и каким-то чудом сумел отползти в сторону, иначе она бы раздробила мне все кости, придавив тушей.
– Живой? – раздался грубый мужской голос, и я, кое-как перевернувшись на спину, наконец увидел своего спасителя.
Вернее, спасительницу. Передо мной стояла маленькая женщина с короткой стрижкой и грубыми чертами лица.
– Ни разу в жизни не стреляла, – призналась она и повалилась на землю.
Видимо, от страха и адреналина она потеряла сознание. Вскоре приехал Авдеич и фельдшер, которым успела позвонить молодая женщина, спрятавшаяся с девочкой в речном домике.
Так я познакомился с Любашей, зэчкой, которая какое-то время жила в наших краях, недалеко от моего дома, а мой дед общался с ней, когда еще был жив. Но сам я ни разу не пересекался с ней до того происшествия. С тех пор у нас с ней сложились дружеские отношения. Она знала, что на меня можно положиться в самых крайних случаях, а я знал, что обязан ей своей жизнью.
Случай этот произошел уже в то время, когда Любаша уехала из наших краев и приезжала изредка с повзрослевшей дочерью. В тот раз они прихватили с собой и племянницу, ту самую девчонку, которая чуть не попала в лапы разъяренной медведице.
Мог ли я после такого отказать Любаше в просьбе помочь Тае? Нет, не мог. Был уверен: Любаша за плохого человека не просила бы. Меня не просила бы.
– А я думала, ты мне расскажешь историю о том, как ты и правда завалил медведя голыми руками! – улыбнулась я.
– Ну я мог бы приврать, чтобы в твоих глазах выглядеть настоящим богатырем, – засмеялся Степан. – Но зачем?
И правда, это было совсем не нужно. Он и без приукрашивания выглядел в моих глазах героем. Теперь понятно, почему Любаша все время говорила мне, что я могу положиться на Степана во всем.
– Шрамы остались? – тихо спросила я.
– На плече и груди остался, – кивнул Степан. – Пришлось спрятать под татуировкой.
Да, кажется, когда я впервые увидела Степана, я заметила у него на груди татуировку, но так быстро отвела глаза от незнакомого полуобнаженного мужчины, что не разглядела рисунок.
– И что изображено на татуировке? – Вопрос сорвался с губ раньше, чем я сумела сдержать любопытство.
– Медведица, – усмехнулся Степан.
– Та самая?
– Ага, попросил ее попозировать мне, – засмеялся он.
И я, смутившись собственной глупости, тоже рассмеялась. У него был приятный смех, негромкий, мягкий, чуть с хрипотцой, будто клокотал где-то внутри, и лишь его отголоски эхом выплескивались на поверхность.
– Вино мне совсем в голову ударило с непривычки, – призналась я. – Пора спать.
Степан кивнул, встал и протянул мне руку, помогая подняться с пола. Голова слегка кружилась. Моя рука задержалась в его, и я ощутила легкое покалывание в пальцах от вдруг возникших электрических разрядов. Наверное, он ощущал то же самое, потому что смотрел мне прямо в глаза. Смотрел долго и внимательно, а потом поднял руку и заправил один из выбившихся локонов мне за ухо. Это невинное движение заставило мое сердце пуститься в галоп.
– Спокойно ночи, Тая, – кивнул он и выпустил мою руку.
– Спокойной ночи, – прошептала я.
Наверное, мне стоило бы испугаться. Собственных чувств и того, что я видела в глубине темных глаз Степана. Но я не боялась. Наоборот, это придало мне сил и заставило разгореться надежду на то, что, может быть, когда-нибудь я найду умиротворение.
Спала я крепко. То ли вино притупило все рецепторы, то ли я была спокойна, потому что в соседней комнате спал Степан. Тем не менее, проснувшись, я только больше утвердилась в своем решении: я вернусь в свой дом и буду жить одна. Степан не всегда будет рядом, а потому я должна научиться заботиться о себе сама, а главное – защищать себя.
После завтрака он отвез меня в дом Любаши и помог растопить печь.
– Поеду завтра в город, куплю кое-что, чтобы утеплить твой дом, – сказал Степан, – да и продуктов нужно купить. Тебе нужно что?
– Вообще-то мне нужна теплая одежда, – призналась я. – Пуховик или что-то такое…
– Тогда поедем вместе, – улыбнулся Степан.
С того дня наш со Степаном быт хоть и не был совместным в полном понимании этого слова, но был переплетен и неотделим. Степан вплотную занялся моим домом и утеплил окна и вторые сени, насколько это было возможно. Однако мы оба понимали, что в холода оттуда будет сильно задувать, но, несмотря на это, закупоривать второй выход из дома я не соглашалась.
Леся перебралась ко мне и, кажется, совсем не возражала (видимо, и без охоты чувствуя свою нужность). Каждое утро мы с ней совершали прогулку до дома Степана. Нам обеим нужно было больше двигаться: ей – чтобы не растерять навыки и не наесть бока, а мне – чтобы привести себя в форму.
Обед и ужин я готовила Степану сразу на два дня вперед, он сам попросил об этом, но так складывалось, что почти всегда сама я тоже оставалась у него и обедать, и ужинать, практически перестав готовить дома.
Страх не покидал меня, но притупился. Хуже всего было в те дни, когда Степан уходил на охоту. Октябрь и ноябрь – время, когда открывается охотничий сезон на многие виды животных. В периоды, когда Степан отсутствовал иногда по три-четыре дня, а иногда и неделю, меня пробирала жуть и снова мерещились шорохи и темные тени по углам. Однако я не перебиралась в дом Степана, как в тот, первый раз, а стойко переживала этот период у себя. Благо была Леся, которая – я знала – могла если не защитить меня, то предупредить.