Степан вернулся и принес ветхий ящик, в котором оказались старые, еще советских времен, елочные украшения. За окном начался снегопад, который потом сменился настоящей вьюгой.
– Давай пустим собак в дом, – попросила я. – Посмотри, как метет.
– Они в сарае, – улыбнулся Степан, – и там им лучше, поверь мне. Иначе эта троица тут все вверх дном перевернет.
– Тогда потом обязательно отнесем им что-нибудь вкусненькое, – настояла я.
– Обязательно, – согласился Степан.
Следующий час, пока размораживалось мясо и птица, мы вместе с ним наряжали лесную красавицу. Елочка была в рост Степана, разлапистая и пушистая. Среди старых игрушек я нашла серебристый дождик и мишуру.
Иногда мы со Степаном одновременно хватали одну и ту же игрушку, и наши пальцы на мгновение соприкасались. От новых ощущений кружилась голова, я стеснялась и, перехватывая взгляд Степана, чувствовала, как загорались краской щеки, а вот его, кажется, трудно было смутить. Он смотрел на меня серьезно, но с таким пониманием, что я укутывалась в тепло, излучаемое его глазами, словно в невидимое покрывало. Мне было хорошо от такой ненавязчивой, едва обозначенной близости.
Я чувствовала себя дома.
К вечеру, когда дом наполнился ароматами жареного мяса и свежеиспеченного хлеба, за окном начался настоящий буран. Ветер неистово закручивал сыпавший снег в смерчи, стекла залепило.
Степан поддался моим уговорам и впустил в дом собак еще до наступления темноты. Мы боялись, что к утру, если снегопад не закончится, будет сложно пробиться к амбару, где сидели собаки. Вопреки его словам, эта троица вела себя тихо. Леся обнюхала елку и тут же улеглась под ней, время от времени приоткрывая один глаз и поглядывая на свесившуюся перед самым носом мишуру. Волк с Диким разместились у разожженного камина.
Мы решили устроить праздничный ужин в гостиной. Я расставила на низком дубовом столе блюда с салатами и мясом. Степан принес из кладовой бутылку шампанского, чем меня несказанно удивил, потому что я знала, что шампанского в его запасах не было.
– Откуда? – спросила я.
– Лида через Авдеича передала, когда тот сегодня утром приезжал с медведем разбираться.
Шампанское было совершенно обычным «Советским» полусладким. Денис такое никогда не пил, называя его рабоче-крестьянским пойлом, а я, вспомнив это, тряхнула головой и поняла: я вовсе не против сегодня угоститься этим непритязательным напитком.
– Поставлю его пока в холодильник, – сказала я, забирая шампанское у Степана.
– Включим телевизор? – предложил он.
– Конечно, – улыбнулась я. – Мы же должны услышать бой курантов и речь президента.
Я взглянула на часы, до полуночи оставалось еще два часа. Наверное, нужно привести себя в порядок? Я опустила глаза на свой домашний утепленный костюм – не самый лучший наряд для празднования Нового года.
– У меня даже платья нет, – пробормотала я.
– И не нужно, – улыбнулся Степан, расслышавший мои слова, которые, в общем-то, не предназначались для его ушей. – За окном буран, а дома хоть и не холодно, но все же лучше одеться потеплее.
– Ты последи за духовкой, – попросила я Степана. – Утка будет запекаться еще час, но на всякий случай. А я пока душ приму…
– Все будет хорошо с уткой, не беспокойся, Тая.
– Ну, если сверху начнет сильно подпекаться, ее нужно накрыть фольгой!
– Я и с черной корочкой съем, – засмеялся он.
Уловив хорошее настроение хозяина, Леся подскочила к нему и оскалилась в улыбке, высунув язык.
– Вот видишь, уже попрошайничать начала. Место, Леся, – суровым тоном сказал Степан.
Та послушно побежала к Волку и Дикому, но, судя по походке этой девочки, в строгость Степана она сегодня не верила и знала, что скоро ее накормят чем-нибудь непривычно вкусным. Зря, что ли, так ароматно пахнет на весь дом?
Быстренько приняв душ, я озадаченно уставилась на полки шкафа, где успела разложить свой скудный гардероб. За прошедшие три месяца я приобрела лишь самое необходимое, и то в небольших количествах. Как и любая женщина, красивую одежду я любила. Денис позволял покупать мне много, но только исходя из его вкуса и под его присмотром. В магазины он обычно сопровождал меня сам, а если не мог, то я ехала туда с охранником, который помогал мне носить пакеты с покупками и, конечно, следил, чтобы я, не дай бог, не выкинула какой-нибудь фортель. Позже Денис рассматривал купленную без него обновку и критиковал мой вульгарный вкус. После катастрофического окончания моего побега, когда был убит Сергей, а я потеряла ребенка, ходить по магазинам я перестала, даже в этом не находя отдушины.
Теперь, пока я пробегала пальцами по сложенным на полках вещам, я почувствовала внезапное желание очутиться в гипермаркете и купить себе что-нибудь симпатичное, какое-нибудь праздничное платье или красивую блузку. Смогу ли я когда-нибудь еще открыто и не боясь, что меня заметит кто-то знакомый, пройтись по бутикам и выбрать те вещи, которые понравятся мне самой, а не ему? Официально я теперь была мертва. Давало ли мне это шанс жить спокойно?
Я надела темно-коричневые плотные брюки и бежевый свитер толстой вязки. Он был единственной более или менее светлой вещью в моем гардеробе и с натяжкой тянул на праздничный наряд.
Высушив волосы, которые я покрасила несколько дней назад, я с удивлением смотрела на свое отражение. Темные круги под глазами исчезли. Кажется, даже щеки чуть-чуть округлились, а страх в глазах чуть притупился.
К своему сожалению, я поняла и еще кое-что: у меня совершенно не было косметики. Я не купила за эти месяцы ничего, кроме жирного крема для рук и более легкого для лица, чтобы не сохла кожа. На этом все: ни губной помады, ни пудры, ни туши для ресниц. Что ж, будем праздновать первый за многие годы Новый год в своей, так сказать, природной красоте. Или с ее отсутствием. На ум пришли слова матери и подруг, которые наперебой когда-то давным-давно, совсем в другой жизни, твердили мне о том, как я красива. В то время я не считала себя таковой. Сейчас – тем более.
Когда я спустилась в гостиную, то увидела, что Степан расселся в кресле у камина, а лохматая троица развалилась у его ног. Степан, заметив меня на лестнице, спешно затушил сигарету и посмотрел на меня виноватым взглядом.
– Значит, ты все-таки куришь, – улыбнулась я.
– Иногда, – признал он. – У меня нет привычки, но время от времени это доставляет удовольствие. – Степан поднялся. – Пойду я тоже душ приму, а то ты к празднику готова, а я как старик-лесовик, – засмеялся он, почесывая бороду. – Утка не улетела и не подгорела, – доложил он, и я рассмеялась.
Тая крепко спала, прижавшись к моему плечу. Я аккуратно, чтобы не разбудить ее, укутал нас пледом. Леся спала под елкой. Волк растянулся у камина, а Дикий разлегся у входной двери. Это был необычный и во многом удивительный Новый год.
Сначала мы просто сидели, проводив старый год и уставившись в телевизор, где шла какая-то музыкальная передача. Я видел, как разомлела Тая и как ей было хорошо, несмотря на усталость после ужасной прошедшей ночи, после переезда, после суеты с праздничным столом. Мы мало говорили, просто наслаждаясь спокойствием этой ночи.
За тридцать минут до наступления нового года вырубило пробки. Почти сразу же мне позвонил Авдеич и сообщил, что вся Усть-Манская обесточена. Видимо, из-за сильнейшей снежной бури на линии произошел обрыв.
– Это до утра, – сказал я Тае. – Как минимум до утра, а скорее – еще дольше, потому что прогноз нам обещает затяжной буран.
– К тому же – Новый год.
Да уж, в Новый год аварийные службы днем с огнем не сыщешь. Если бы обесточило Дивнореченск, а то какая-то Усть-Манская!
– В прошлом году зимой мы сидели без света три дня, – развел я руками.
– Тоже на Новый год?
– Нет, сразу после, – хмыкнул я. – Но ничего, совсем без света не останемся. У меня есть аварийный генератор, как раз на такие случаи.
Правда, чтобы его включить, пришлось выходить на улицу и сквозь метель и сбивающие с ног порывы ветра тащиться к амбару. Генератор работал на бензине, которого было не очень много, но при должном обращении несколько дней протянем.
Несмотря на то что появился свет, электричество стоило экономить. Кто знает, когда устранят аварию и снова запитают деревню и мой дом? Телевизор хоть и попытались включить, но он не работал, видимо, сигнала тоже не было. Пришлось нам с Таей встретить Новый год без боя курантов. Зато на столе появились свечи, и стало совсем уютно. Наступившая тишина сподвигла нас с Таей на разговор. Новогодний вечер превратился в вечер воспоминаний. Только на этот раз не Тая рассказывала мне о своем прошлом – она рассказала достаточно уже давно, – а я делился с ней историями из детства, рассказывал про то, как дед впервые взял меня на охоту, про то, как оказался в спецназе, про Алину и неполучившуюся жизнь. Говорить об этом с Таей было приятно, и я вдруг осознал, что все отболело и прошло.
Наевшись до отвала, Тая, а за ней следом и я перебрались на диван. Я опасался, что после вчерашнего нежданного поцелуя между нами разверзнется пропасть и будет камнем висеть неловкость. И, наверное, поначалу Тая действительно не понимала, как себя дальше со мной вести. Ее можно было понять: после такого замужества будешь шарахаться от любого мужика в радиусе ста километров. Я не хотел спешить и отпугивать ее, однако про себя, про свои чувства к ней понял давно. В какой-то момент эта девушка просто стала частью моей жизни, и я уже не помнил, как это было, когда по соседству никто не жил, когда мне не нужно было беспокоиться, как она там, что делает, справляется ли в стареньком домике Любаши, не задымила ли печь, не замерзла ли она; когда, возвращаясь домой, меня не встречали запахи вкусной еды и аромат шампуня, которым так дразняще пахли ее волосы.
Мы еще долго разговаривали, сидя на диване, но не касались будущего Таи или ее прошлого.