– Какая же ты тугодумка, Таисия, – донесся до меня смех из полумрака коридора.
Удар. Яркая искра боли. Темнота.
Ливень, начавшийся ночью, сопровождал нас и утром, и почти всю дорогу до Томска. Потоки воды обрушивались на лобовое стекло автомобиля, закрывая обозрение. Дворники едва справлялись, а потому вперед мы продвигались медленно. Немногословный охотник, питерский бизнесмен, нервничал, хоть я и уверил его, что в Томске мы окажемся вовремя и ему не придется переносить рейс.
Со вчерашнего вечера меня жгло необъяснимое чувство тревоги. Я пытался анализировать свои ощущения, пытался открутить события последних суток назад, чтобы понять, в какой момент беспокойство начало сжирать меня. Вроде бы все было как всегда: охота прошла удачно, и лишь разразившийся проливной дождь подпортил последние часы. У Таи тоже все было в порядке и накануне вечером, и сегодня утром. Собак я высадил, как только мы выехали из тайги на трассу, у деревеньки, что располагалась в паре десятков километров от Усть-Манской. Там знакомый охотник присмотрит за ними, а я вернусь и заберу их завтра. Что еще? Любаша приезжает… Скоро мне ее встречать. Не было ничего такого, из-за чего стоило переживать. Однако иррациональное неспокойное чувство лишь нарастало.
На самом подъезде к Томску дождь почти прекратился, обернувшись противной моросью. Я высадил бизнесмена у частного дома, помог его парням выгрузить тушу кабана – разделывать зверя он собирался при помощи своего человека.
Распрощавшись, я бросил взгляд на экран мобильника: до поезда оставалось еще пять с лишним часов. Успею заехать к родителям – они жили недалеко от железнодорожного вокзала, – принять душ, отдохнуть и поехать встречать Любашу. Я позвонил Тае, чтобы сказать, что я уже в Томске и чтобы она не волновалась. Ее мобильник снова оказался отключенным. Странно. Она никогда не выключала его и всегда держала рядом, когда я уходил на охоту. Волновалась моя хорошая. Может, из-за непогоды неполадки со связью? Такое в Усть-Манской бывало частенько.
Я уже завел двигатель и тронулся в сторону дома родителей, как раздался звонок. На экране высветилось имя – Маруся, Любашина дочка.
– Маруся, привет, – бросил я, переключая мобильник на громкую связь.
– Степаныч, беда, – зарыдала она.
– Что стряслось?
– Мама в больнице! Состояние критическое.
Я резко ударил по тормозам и остановил машину на обочине.
– Как в больнице? Как критическое? – ничего не понял я. – Она же на пути в Томск, я вот ее встречать приехал.
– Какой Томск, Степаныч, – кричала Маруся. – Умирает она.
По спине прополз холодок, горло сжало, словно в тисках.
– А ну-ка не реви, а объясни толком, – попросил я, пытаясь скрыть все нарастающую тревогу.
– Сначала я три дня не могла до нее дозвониться. Я же знала, что она к вам собирается со дня на день, планировала заехать к ней, помочь дела порешать, – всхлипывала Маруся. – Звоню – не берет. Думаю, ладно. В делах, небось, вся. Потом я уже забила тревогу, ведь никогда она не пропадала надолго. Обычно мы с ней почти каждый день если не созванивались, то сообщениями перекидывались. А тут тишина. Ну а вчера поздно вечером позвонили мне из их местной больницы, сказали, что карета «Скорой помощи», ездившая на вызов в соседнюю деревню, наткнулась на маму.
Маруся рассказала. Любаша лежала на обочине без сознания, и поначалу врачи «Скорой помощи» решили, что нашли труп. Но, слава богу, у женщины прощупали пульс. Судя по травмам, Любашу сильно избили, а потом переехали автомобилем. Документов при ней не было. Помимо множественных переломов, у женщины была зафиксирована черепно-мозговая травма, и в себя она не приходила. Старушка-нянечка, убиравшая больничные палаты на вторые сутки, распознала в ней Любашу, с которой она была хорошо знакома.
– Я вот приехала, – тихо закончила Маруся. – Мама пока в себя не приходит. Врачи говорят, следующие сутки будут критическими, но говорят, что нужно готовиться к худшему.
– Маруся, держи меня в курсе, – нервно выкрикнул я, снова заводя автомобиль. – Если надо деньги или, может, Любашу в другую больницу перевести, ты только скажи. Будем надеяться на лучшее, слышишь?
– Степаныч, приезжай, а? – всхлипнула Маруся.
– Приеду, Маша, приеду, только разберусь кое с чем…
Если Любаша вот уже которые сутки на грани жизни и смерти, то, значит, ни в каком поезде она сейчас не едет. А это значит… Кто звонил Тае? Вот оно! Вот откуда тревога была. Любаша-то не звонила, а лишь сообщения прислала. А это значит… Твою мать!
Я вырулил на автостраду и бешено втопил газу. Слава богу, машин сегодня было немного. Снова набрал номер Таи – и снова мне в ответ тишина. Я чувствовал, как ужас скользит своими мерзкими ледяными щупальцами по коже, как подбирается к сердцу, опутывая его кольцами бессилия. Я никогда и ничего не боялся. Может, лет до десяти я и испытывал страх, но я уже давно забыл это чувство. Охота приучает к терпению и пониманию, что страх, который ощущает человек, он только лишь в голове. Он не поможет изменить ситуацию. Он не спасет. Война приучает забывать о страхе и слушать интуицию. Моя интуиция с ночи кричала мне, что что-то не так, но я не мог понять что.
Сейчас, впервые за долгие годы, мне стало поистине страшно. Любашу хотел убить не случайный бандит. Кто-то отвечал на сообщения Таи от лица Любаши. Кто-то знал, что я буду в тайге. Кто-то заставил меня уехать в Томск, за сотни километров от дома. От Таи. От Таи, телефон которой молчит вот уже который час. Что бы там ни происходило, я знал, что не успею. Сколько уже не отвечает Тая? Первый раз я позвонил ей совсем рано, и мы перекинулись парой фраз, а потом – когда мы с охотником выбрались из тайги и двинулись в сторону Томска. И Тая на тот звонок не ответила. Это было в восьмом часу, а уже перевалило за два пополудни.
Снова начался дождь, но я не сбавлял скорости. Включив мобильник на громкую связь, позвонил Авдеичу. Он долго не отвечал, а когда ответил, то моя надежда истаяла, как последний снег под жаркими лучами апрельского солнца.
– В Дивнореченске я, на совещании в управлении, – выругался он.
– Твою мать! – не сдержался я.
– Не кипятись. Звякни Миронычу, пусть они с малым доедут до тебя, посмотрят, как там Тая, – посоветовал он. – Я сейчас тоже выеду.
Я так и сделал, вкратце объяснив ситуацию, попросил охотников заглянуть к Тае, прихватив оружие. Мироныч и его сын согласились без лишних слов. Легче мне от этого не стало. Я боялся, что уже слишком поздно.
Следующий звонок я сделал Рамилю в надежде, что все происходящее просто стечение странных обстоятельств, что ее бывший муж сидит в Москве и что с моей девочкой все в порядке. Рамиль лишь сказал, что Денис Королев должен быть дома, так как с него взяли подписку о невыезде до выяснения всех обстоятельств с делом об убийстве неизвестной женщины. Он обещал все узнать и отключился.
Охотники, которых я отправил проверить Таю, вскоре перезвонили и сказали, что дом стоит пустой и темный.
– Дом нараспашку, внутри никого, – проворчал Мироныч.
– Нараспашку?
– Да. В гостиной все притоптано, есть следы крови… Ведут в кухню и на улицу. Дальше ничего.
Твою мать!
– А на улице? Следы, профиль от автомобильных шин? Что есть? – нервно забрасывал я их вопросами.
– Дождь есть, Степаныч, – чертыхнулся Мироныч. – Утром было перестал, а потом зарядил с новой силой. Если и было что возле дома, то все смыло. – Он прокашлялся и добавил: – Две собачьих головы нашли, отрубленных.
– Вот сука! – прорычал я.
– Что прикажешь делать, Степаныч? Мы порыскаем по округе, но наши собаки твою Таю не знают, и дождь льет… Вряд ли след возьмут.
– Погляди, Мироныч, может, увидите что-то, – попросил я.
Надежды на это не было, а мне оставалось ехать еще несколько часов даже по пустой дороге и на предельной скорости. Я не успею. Уже не успел.
– Черт! Черт! Черт! – долбанул я по рулю, и машина тут же вильнула.
Совладав с автомобилем и заставив себя не поддаваться панике, я сделал еще один звонок.
– Саня, спусти собак, – попросил я охотника, у которого оставил Лесю, Волка и Дикого по дороге в Томск. – Прикажи искать Таю.
– Что стряслось, Степаныч?
– Тая пропала, – объяснил я.
Саня пообещал спустить собак и помочь поискать Таю. Только что толку, когда кругом тайга и дождь, который будто специально обрушился на нас, чтобы помочь этому ублюдку уйти как можно дальше?
Если они не в доме, то где? Может, он уже убил ее, раз там была кровь? Если не убил, то наверняка ранил. Может, увез куда-то на машине? Или ей удалось убежать? Впервые в жизни я не понимал, что делать.
Я уже въехал в Усть-Манскую, проскочил мост и вырулил к дому Любаши, когда снова зазвонивший мобильник выскользнул из моих рук и упал на пол у пассажирского сиденья. Я снова выругался. Я нагнулся и потянулся за телефоном, на секунду выпустив руль. Окрестности оглушил собачий лай, и я, выпрямившись, увидел выскочившего на дорогу Волка. Я лишь успел резко вдарить по тормозам – слава богу, скорость я сбросил заранее, еще на повороте, – и до упора вывернуть руль. В следующее мгновение машину занесло на мокрой дороге, и она, заскользив по откосу к реке, кувырнулась. Меня сильно приложило виском о приборную панель. Сознание отключилось.
В себя я пришла от того, что на лицо мне полилась ледяная вода. Я встрепенулась и поморщилась от неприятного ощущения. Скулу саднило от боли.
– Ты все такая же неженка, – раздался откуда-то сбоку ненавистный голос. – Одна легкая пощечина – и ты теряешь сознание.
Я открыла глаза и увидела грязные кожаные ботинки прямо напротив своего лица. Денис сидел на диване, а я лежала на полу у его ног. Переведя взгляд выше, я увидела, что в руке он сжимает пистолет.
– Садись, чего разлеглась, – хмыкнул он.
Я подчинилась. Сейчас было не время спорить: если он не убил меня сразу, значит, решил помучить. А если так, то, значит, у меня есть время подумать и, может быть, что-то предпринять.