— И повезти поездом изумруды. И тащиться в поезде со скоростью восемьдесят миль в час. И не иметь возможности покинуть его, если что-то пойдет не так. Если ты хочешь поговорить, то сначала думай, что сказать.
Автомобиль добрался до берега реки со стороны Нью-Джерси, и Харбин уплатил штату Нью-Джерси двадцать центов за пользование мостом. В Камдене дождь немного утих. Но когда они въезжали на Блэк-Хорз-Пайк, дождь припустил снова. Он становился все сильнее, настоящий ливень, с хорошей порцией ветра с Атлантики.
Харбин вел машину по мокрой черной дороге. Дождь хлестал прямо в лобовое стекло, и Харбину пришлось немного пригнуться, приблизив к стеклу лицо, чтобы видеть, что творится снаружи.
— Глэдден хорошо выглядит, — сказал Бэйлок.
— Что ты имеешь в виду?
— Ее лицо. У нее хорошее лицо. Приобрело немного цвета.
— Соленый воздух, — отозвался Харбин. — Это для всякого хорошо. Соленый воздух и солнце.
— Я не говорю о загаре. — Голос Бэйлока звучал очень проникновенно. — И как может соленый воздух подействовать на глаза? Я только взглянул на нее и сразу заметил, какие у нее глаза.
— Что не так с ее глазами?
— Ничего особенного. Ее глаза просто потрясающие. Никогда не видел у нее таких глаз. Полагаю, что это произошло с ними в Атлантик-Сити. Она очень беспокоилась насчет возвращения. Словно там осталось что-то, без чего она чувствует себя одинокой. Что-то вроде соленого воздуха. И солнца.
— Ну да, — неопределенно сказал Харбин.
— И потому, — продолжал Бэйлок, — я хочу спросить себя об одной вещи: какого черта мы это делаем — тащимся в Атлантик-Сити, чтобы увезти Глэдден с того места, где ей хочется быть?
Харбин не нашелся с ответом. Он целиком и полностью сосредоточился на дороге и на борьбе с атаками северо-восточного ветра и дождя.
— И ведь это риск, — неожиданно всхлипнул Бэйлок.
— Какой еще риск! — возразил Харбин. — Здесь нет никакого риска. Почему бы тебе не устроиться поудобнее и не вздремнуть?
— Кто может спать в такую погоду? Ты только посмотри на это чертову погоду.
— Она наладится.
Но погода становилась хуже и хуже, дождь припустил что есть мочи, ветер стал еще сильнее, и ему пришлось снизить скорость автомобиля до сорока, но даже на такой скорости управлять им было трудно.
— Даю руку на отсечение, — ныл Бэйлок, — что мы — единственная машина, которая заехала в эту ночь на Блэк-Хорз-Пайк.
— Для нас так безопаснее.
— Даже коты, — продолжал хныкать Бэйлок, — сидят дома в такую ночь.
Харбин уже собрался что-то ответить, но тут автомобиль наткнулся на препятствие на дороге и издал неприятный звук. Его стало бросать во все стороны, он прыгал, напрягаясь изо всех сил, чтобы остаться в живых. Харбину казалось, что машина вот-вот развалится на части. Но обошлось.
Харбин продолжал пробиваться сквозь стену дождя и северо-восточного ветра. Свет фар нащупал дорожный знак, который гласил, что Атлантик-Сити находится в сорока пяти милях. Затем дорожный знак остался позади, и перед ними опять чернота и гудящий шторм.
У Харбина появилось странное чувство, что они находятся в тысяче миль от Атлантик-Сити и в тысяче миль откуда бы то ни было. Он уговаривал себя, что Блэк-Хорз-Пайк — просто бетонная дорога, только и всего. Но ничего не помогало — дорога казалась ему какой-то нереальной, словно путь, проложенный в некий фантастический и гибельный мир.
До него долетел голос Бэйлока — всхлипывание, прорвавшееся сквозь лязгающий шум дождя.
— Теперь я точно знаю, что мы сделали большую ошибку. Нужно было быть сумасшедшими, чтобы отправиться в такой путь. Я не могу тебе описать, как я жалею, что мы все это затеяли. И пока у нас еще остаются шансы, нам лучше убраться с этой дороги.
— Мы поедем здесь.
Это звучало так, словно Харбин пытался переубедить не Бэйлока, а себя.
А Бэйлок продолжал:
— Ты всегда был нашим мозгом, а мы всегда были козлами. Но теперь я начинаю сомневаться, что у тебя на самом деле есть мозги. Тот парень, который следил за тобой, — может быть, у него мозгов побольше. У него достало ума обнаружить Берлогу. Может, он также следил и за Доомером. Может быть, он следил за Доомером вплоть до гаража и видел, как тот красит машину.
— Ты говоришь как из преисподней. Заткнись.
— Я не могу заткнуться. Есть одна вещь. Если он потеряет нас, он потеряет изумруды. Так что мы должны думать так же, как думает он. Даже если он сам не на стороне закона, он может дать закону достаточно информации, чтобы мы не смотались.
— Ну так скажи, что он сможет сделать.
— Почему я должен говорить тебе это? Ты должен все знать сам. Ты же у нас эксперт по всему на свете. Допустим, он позвонит на станцию и анонимно сообщит о нас, сделает пару заявлений об оранжевом «шевроле». Скажет, что машина — темно-оранжевого цвета и вся в хромированных деталях. Ничего не скажет об изумрудах или об ограблении, просто скажет, что этот автомобиль украден.
— Типун тебе на язык.
— Он у тебя на языке. — Голос Бэйлока поднялся так высоко, что теперь это было не всхлипывание, а скорее визг. — Ты и твои мозги! Ты и твои обязательства. Эта тощая девчонка, которой нужен Атлантик-Сити. Которой нравится оранжевый цвет. Ты и твоя девчонка по имени Глэдден!
Харбин прибавил скорость до сорока. Затем — больше сорока. А потом дошел до пятидесяти и дальше — до шестидесяти. Он чувствовал дребезжание машины, когда заставил ее идти со скоростью семьдесят миль в час сквозь ураганный северо-восточный ветер и стену воды. Он слышал каждый громкий звук за окном автомобиля, но вдруг все звуки слились в один сплошной вой, и этот вой прорезал плач Бэйлока, который умолял снизить скорость. И тут Харбин прислушался к Бэйлоку внимательнее, потому что в его голосе послышались какие-то новые нотки.
— Я говорил тебе. — Бэйлок визжал и ныл. — Ты видишь? Я тебе говорил.
Он поднял руку. Его трясущиеся пальцы указывали на два маленьких конуса яркого желтого света, отражающихся в зеркале заднего вида.
— Это ничего не значит.
Харбин ослабил давление на акселератор. Две сияющие сферы стали немного больше, и он нажал на газ. И снова раздался вопль, но почти сразу он понял, что вопит не Бэйлок. Это был механический вой. Он немного послушал его и понял, что вопит полицейская сирена. Звук сирены раздавался сзади, откуда фары автомобиля посылали свет в его зеркало заднего вида.
— Разбуди Доомера! — закричал Харбин.
Он посмотрел на спидометр. Сейчас автомобиль делал семьдесят миль в час. Он услышал, как ворчит, просыпаясь, Доомер, и затем услышал, как схлестнулись голоса Доомера и Бэйлока. Уголком глаза он видел, как Бэйлок открыл ящик для перчаток, залез вглубь, чтобы открыть другой ящик, который был сделан Доомером для того, чтобы хранить револьверы. Он увидел отсвет на дулах, когда Бэйлок вынимал их. Доомер на заднем сиденье метался, словно большое животное, пытаясь разглядеть что-то через стекло.
— Уберите пушки, — сказал Харбин.
Бэйлок проверял оружие, чтобы убедиться, что оно заряжено.
— Не будь дураком. — Бэйлок взвесил тяжесть пушек.
— Положи их обратно, — приказал Харбин. — Мы никогда не пускали их в дело раньше, и нет необходимости прибегать к ним сейчас.
— На этот раз лучше тебе не ошибаться.
— Я не ошибаюсь. Положи их на место.
— Ради Бога, — зашумел Доомер, — можешь ты ехать быстрее? Ради Бога, что, черт побери, здесь творится? Почему ты не едешь быстрее? Какого черта ты тормозишь?
Теперь автомобиль шел со скоростью около шестидесяти и продолжал замедлять ход. Два источника света в зеркале заднего вида становились больше. Харбин чуть-чуть повернул лицо к Бэйлоку.
— Я хочу, чтобы ты положил пушки назад, — сказал он.
Вой сирены полицейского автомобиля проникал прямо в уши Харбина, вворачивался ему в голову, пока он продолжал твердить Бэйлоку, чтобы тот положил оружие назад и закрыл потайной ящичек.
— Я знаю, нам понадобятся пушки, — сказал Бэйлок.
— Ты начнешь с выстрелов, а потом простишься с жизнью.
— Нам понадобится оружие, — продолжал твердить Бэйлок.
Харбин снизил скорость автомобиля до сорока миль в час.
— Я повторять не буду, — сказал он. — Положи их на место.
— Ты уверен в том, что хочешь, чтобы я это сделал?
— Никогда не был так уверен, — отвечал Харбин. Он видел вспышку света на оружии, когда его возвращали в потайное отделение в автомобильном ящике для перчаток. Руки Бэйлока просунулись глубоко, чтобы уложить револьверы в свободное пространство, и Харбин услышал щелчок, когда закрылась боковая панель. Теперь он уже не слышал полицейской сирены. Копы увидели, что он замедляет движение. «Шевроле» снизил скорость с тридцати до двадцати, потом до пятнадцати, а затем окончательно остановился у обочины.
Впереди дождь струился через устало скользящие «дворники», которые не справлялись со своей работой. Харбин сунул в рот сигарету и, зажигая ее, откинул голову назад. Теперь он мог слышать шум двигателя подъезжавшей полицейской машины, ее передние фары осветили белый потолок «шевроле».
Он слышал и кое-что еще, а когда увидел, что это все-таки произошло, было уже слишком поздно: теперь он не мог остановить Бэйлока, он не мог закрыть отделение для перчаток, не придавив руку Бэйлока. Бэйлок уже вытащил пушку и держал ее у бедра. Харбин повернул голову, чтобы посмотреть на Доомера. Он увидел, как Доомер медленно кивнул, и понял, что Бэйлок быстро и ловко проделал свой маневр и вторая пушка уже в руках у Доомера.
— Не делайте этого, — сказал Харбин. — Умоляю вас, не делайте этого.
Они не успели ответить. Огромный парень в плаще с капюшоном вылез из полицейского автомобиля, луч от фонарика копа скользнул по лицу Харбина и заодно высветил лица двух других полицейских, оставшихся в машине.
Харбин приоткрыл окно и выпустил изо рта дым. Он увидел большое блестящее лицо здоровенного полицейского, выглядящее странно в окружении света и дождя.