Грабеж — дело рисковое и многотрудное, а потому нередко случалось и смертоубийство. Храпы считались народом совестливым, а потому на покаяние и свечи денег не жалели, и в церквах их можно было встретить так же часто, как и в домах призрения.
На время своего рабства Антон Пешня переселился на Хитровку, где по милости Парамона Мироновича ему была выделена небольшая комнатенка. Прочие обитатели Хитровки держались от него подальше и даже опасались, отчетливо осознавая, что пренебрежительное отношение к рабу может быть воспринято как оскорбление его хозяину.
Теперь он с улыбкой вспоминал о своей прежней воровской квалификации. Тем не менее временами собак он крал, но сейчас это больше смахивало на баловство, чем на желание заполучить достаток. Наигравшись с собачонкой вволю, он оставлял ее на Хитровом рынке, где та в течение нескольких дней теряла аристократические манеры и весело бегала с беспородными псами по многочисленным помойкам.
В этот раз на Антона Пешню обратил свой взор Савелий Николаевич, принц Хитрова рынка. Немногие знали, чем Родионов занимается на самом деле, а большинство и вовсе принимали его за чудака графа, по какой-то своей барской прихоти зачастившего к старому Парамону. Всегда безукоризненно одетый, в белых перчатках, с непременной тростью с набалдашником из слоновой кости, он выделялся на фоне прочих хитрованцев, как кипарис среди низкорослой растительности.
Даже храпы величали Савелия по имени и отчеству, а бывшему собачьему вору полагалось и вовсе приветствовать господина Родионова низким поклоном. А потому, когда Савелий Николаевич пожелал его видеть в подельниках, Антон Пешня улыбнулся во всю ширь рта и, упав в ноги, поблагодарил за милость.
Лишь единицы знали, чем в действительности занимается любимец старика Парамона, и Антон Пешня был горд тем, что допущен к тайне. Хотя прекрасно осознавал, что подобное доверие равносильно тайне исповеди для священника. И надумай он однажды разоткровенничаться — божий гнев появится в обличье парочки храпов, которые с показным равнодушием затянут на его шее грошовую пеньковую веревку.
Сегодня Савелий Николаевич намеревался ограбить Московскую биржу. Сложность заключалась в том, что по пустым этажам здания бегала стая шальных доберманов — злых аристократичных псов, с остервенением кидавшихся на любого вошедшего. Родионов снял для Антона Пешни неподалеку дом, чтобы он ознакомился с объектом грабежа и подружился со своими подопечными.
Собак держали отдельно, в небольшом пристрое, за ними ухаживал угрюмый хромой старик. Доберман-пинчеры не признавали чужих рук и кормились только с его ладони. Псы были прекрасно воспитаны и злобно рычали, едва заслышав подозрительный шорох. Антон приучал к себе псов потихоньку — прогуливался недалеко от двора, позже проделал лаз и частенько подходил совсем близко к пристрою. А когда вместо злобного рычания стало раздаваться радостное поскуливание, он понял, что задача достигнута.
Глава 14
Городовой явно скучал. Он дождаться не мог, когда закончится его смена, и с тоской посматривал на часы. Здание Московской биржи считалось одним из самых охраняемых в Москве, и свое пребывание перед парадным подъездом он считал напрасной затеей. Единственным развлечением оставалась небольшая бутыль со спиртом, которая приятно оттягивала правый карман, да редкие прохожие, опасливо озирающиеся на строгого городового. От нечего делать он пробовал считать шаги, но всякий раз сбивался на третьей сотне.
Городовой посмотрел на часы. Стрелки безжалостно возвращали в действительность — до окончания смены оставалось два часа и пятнадцать минут. Заскучав, городовой не заметил, как от стены соседнего здания отделились две фигуры и, прячась в тени аллеи, устремились к зданию биржи.
До запасного выхода городовой, как правило, никогда не доходил, по его мнению, нужно быть настоящим глупцом, чтобы проникать в здание, полное озлобленных псов.
— Ты все понял? — еще раз спросил Савелий, посмотрев на городового, который успел сделать очередной глоток.
— Да. Дело нехитрое, — улыбнулся собачий вор. — На площадке лежит ротвейлер, но мы с ним уже успели подружиться.
Замок негромко щелкнул, и Антон протиснулся в приоткрытую дверь.
Савелий посмотрел на городового, взбодренного доброй порцией спиртного: тот настороженно покрутил головой, пытаясь установить источник звука. Родионов облегченно вздохнул, когда увидел, что городовой повернул в сторону, но, сделав лишь несколько шагов, неожиданно развернулся и направился к запасному выходу. Савелий сжал рукоять револьвера и большим пальцем осторожно взвел курок. Ему никогда не приходилось наводить ствол на людей — самое большое, на что он был способен, так это поупражняться в меткости стрельбы где-нибудь на пустыре, расстреливая пустые бутылки.
Городовой, не подозревая об опасности, продолжал двигаться в его сторону. Их разделяло только пятнадцать шагов, когда городовой неожиданно вновь откупорил флягу. С шумом выдохнув, он воткнул горлышко в рот и сделал несколько больших глотков, после чего довольно крякнул и важно зашагал обратно.
Родионов облегченно вытер рукавом вспотевший лоб.
За дверью раздались негромкие шаги.
— Почему так долго?
— Виноват, Савелий Николаевич, собак запирал.
Родионов понимающе качнул головой и решительно вошел в распахнутую дверь. Он прекрасно разбирался в плане здания и мог бы отыскать практически любую комнату. Однако его интересовал подвал, но, прежде чем проникнуть в помещение, нужно было открыть три стальные двери. Первая — запирала коридор, замок несложный, достаточно ковырнуть его пару раз отмычкой. Дальше небольшой проход уводил на лестничную площадку. Здесь еще одна дверь — невысокая, но крепкая, она потребует больших усилий. Но вряд ли сумеет задержать больше чем на пятнадцать минут. После крутого спуска будет третья дверь, обшитая дубом. Савелию пришлось выложить целых триста рублей за то, чтобы узнать, какой тип замка стоит у него на пути в подвал.
Родионов быстро шел по коридору, и Антон едва поспевал за ним.
— Как же ты собак угомонил? — неожиданно поинтересовался Савелий.
Антон Пешня удивленно взглянул на Родионова и отвечал:
— А чего особенного, хозяин? Едва я появился, так они от счастья скулить принялись. Попотчевал я собачек, а потом повел за собой да в комнате всех и запер.
— Как же ты с ними справляешься? — едва замедлил шаг Савелий.
— Слово я заговорное знаю, — очень серьезно отозвался Антон Пешня.
— И какое же? — достал связку отмычек Савелий.
Без труда он нашел нужную отмычку — длинную, с тремя насечками на самой середине.
— Не поверите, хозяин, но все очень просто, так и говорю им: собачки, не шалите! — Пешня с интересом наблюдал за тем, как Савелий уверенно просунул отмычку в скважину, дважды повернул, и дверь без усилий отворилась. — А для убедительности нужно бы еще пальчиком помахать, тогда они как шелковые будут.
Савелий уверенно проследовал дальше. Держась за перила, он быстро спускался по крутой лестнице. Через длинные узкие оконца, больше смахивающие на бойницы башен, проникал скупой лунный свет.
— Ежели не верите, так я могу показать, как это делается, хозяин, — с готовностью предложил Антон Пешня.
Савелию не приходилось бывать в этом крыле здания, куда вход был закрыт для посторонних. За низкой дверью помещались в сейфах акции солидных вкладчиков и ценные бумаги огромных предприятий, но сейчас они его не интересовали. Он посмотрел на дверь и убедился, что она в точности соответствует описанию, даже замочная скважина находилась в трех дюймах от косяка, как указано было на чертежах.
Савелий улыбнулся и отвечал:
— Как-нибудь в другой раз.
Еще месяц назад на Московской бирже работала Елизавета, которая была одной из немногих сотрудников, имевших доступ в секретную часть здания. Благодаря ее усилиям Савелий имел идеальный план с точным описанием всех замков.
— Понимаю, — Антон Пешня с интересом наблюдал за манипуляциями Савелия.
В этот раз Родионову понадобилось две спицы. Одну из них он втолкнул до конца, а другую, с небольшим крючком, просунул на четверть и принялся вращать их одновременно. Наконец прозвучал щелчок, и замок открылся.
— Ну и дела, хозяин! — восторженно произнес Антон. — Уже не в первый раз смотрю на такое, а все никак не могу привыкнуть.
Савелий Родионов улыбнулся:
— И не надо.
Оставалась третья дверь, последняя. Судя по схеме, сразу за порогом его ожидала комнатка средних размеров — сердце Московской биржи. Именно здесь хранились ценные бумаги и наиболее весомые сбережения вкладчиков.
— Вот что, — Савелий повернулся к Антону, — ты сейчас вернешься назад и, если заметишь что-то, дашь мне знать.
— Как скажете, Савелий Николаевич, — протянул Антон Пешня, покосившись на маленький чемоданчик. Ему хотелось увидеть Савелия Родионова в деле, но противиться он не смел. Тем более занятно было посмотреть, как распахнется сейф, который, по заверению директора биржи, был один из самых надежных в Европе.
Чтобы вскрыть третью дверь, Савелию Родионову понадобилось семнадцать минут. Замок был с секретом, язычок мгновенно защелкивался, как только он начинал вытаскивать отмычку. Его секрет Савелию удалось разгадать на одиннадцатой минуте — следовало разрубить отбрасывающую пружину. Он вставил в замочную скважину расплющенный гвоздь и несколько раз стукнул по нему молоточком.
В конце концов пружина обиженно дзинькнула, и замок мгновенно открылся.
Комната оказалась точно такой, как ее описывала Елизавета: глухое помещение без окон, с небольшим вентиляционным люком. Ничего лишнего: в самом углу небольшой стол, на котором лежало пресс-папье, стопка бумаг и немецкая пишущая машинка, рядом — два стула. Огромный сейф стоял в самом углу.
Некоторое время Савелий ходил вокруг металлического ящика и изучал его. Своим поведением он напоминал акулу, которая, плавая вокруг намеченной жертвы, сужает круги, чтобы получше высмотреть, в какой же бок потенциальной добычи следует впиться зубами.