— А теперь за мной, господа, — и уверенно нырнул в проем.
Оказавшись в хранилище, Родионов присел на единственный стул и в задумчивости стал разглядывать сейфы. В этот момент он напоминал художника, созерцающего белый холст, перед тем как нанести на его девственную поверхность решительный и сильный мазок.
Савелий преобразился.
Вид запертых сейфов действовал на него так же, как на мастера-живописца вид обнаженной натурщицы.
Три сейфа выглядели близнецами: в метр шириной и высотой в человеческий рост. Зато четвертый смотрелся настоящим великаном. Металлическая поверхность была оклеена красным деревом, а дверь неширокая и напоминала калитку в заводских воротах.
Теперь самое главное — не ошибиться в выборе. Совсем не исключено, что огромный сейф выставлен для отвода глаз и самое ценное, что в нем содержится, так это старенькое колечко дремучей вдовушки.
Савелия никто не торопил. Пешня и Хруль взирали на него с обожанием. Так восхищенно безусые подмастерья смотрят на задумавшегося мудрого учителя, осознавая, что являются свидетелями гениального просветления.
Наконец Савелий поднялся. Он подошел к большому сейфу и, просунув металлические клинышки в зазор между дверцей и стенкой, приказал:
— Стучи здесь, да поаккуратнее, а то все пальцы мне разворотишь.
— Будет сделано, Савелий Николаевич, — охотно отозвался Хруль и методично принялся стучать по металлическому клину.
Через несколько минут его сменил Пешня. Удары выходили глухие и сильные, сейф грозно ухал, явно не одобряя подобного насилия над собой. Наконец дверца отошла на несколько миллиметров, Савелий вставил клин поболее и приказал вновь:
— Давай, Хруль, стучи!
— Сейчас ухну, хозяин, — поднял Васька увесистый молот и забарабанил по клину.
Дверца отошла уже сантиметров на пять, и подложенный клин торчал изнутри острым металлическим языком.
— Ну чего застыл каланчой? Тащи домкрат! — прикрикнул Савелий на Пешню.
Антон поднял со стола домкрат и умело прикрепил его к выступающему клину, после чего завертел ручкой. Тяжелая дверь поддавалась неохотно. Сначала внутри ее что-то сильно хрустнуло, а потом, беспомощно перекосившись, дверь слетела с петель.
Савелий потянул за ручку. Внутри сейфа имелась еще одна дверца — вполовину внешней.
Вид у Антона был обескураженный. Секунду назад его лицо сияло. Он был готов к тому, чтобы охапками выгребать из сейфа драгоценное содержимое, и сейчас больше напоминал малолетнего ребенка, обманувшегося в приятных ожиданиях.
Родионов погасил улыбку:
— А чего ты ожидал? Золота?
— Савелий Николаевич, но ведь… — беспомощно залепетал Антон Пешня.
— За денежки еще поработать нужно изрядно. Это тебе не копеечки из карманов на рынках таскать. Возьми дрель и сверли вот здесь. Да не такое сверло, черт тебя подери! — прикрикнул в сердцах Родионов. — Покрепче да подлиннее.
Антон Пешня приложил сверло немного повыше скважины и бойко завертел ручкой. Закаленный наконечник с металлическим скрежетом принялся врезаться в сталь, миллиметр за миллиметром проникая все глубже.
— Достаточно. Теперь вот здесь… Все, порядок!
Савелий достал из небольшой деревянной коробочки пороху и насыпал его в отверстие, после чего просунул туда же бикфордов шнур.
Замок в сейфе был установлен внутри, но для того, чтобы его повредить, нужно длинное сверло и побольше пороха. А после взрыва достаточно будет тряхнуть дверь посильнее, и замок вывалится наружу.
— Спрячьтесь за шкафом, — скомандовал Савелий.
Медвежатник поднес горящую спичку к шнуру, и огонь, благодарно пыхнув, заторопился к сейфу. Жахнуло крепко. Глухое эхо отозвалось в самых дальних углах комнаты, на мгновение заложив уши. Родионов подошел к сейфу и сильно дернул его за ручку. Она послушно отворилась.
— Мать честная! — охнул за плечами Савелия в восторге Антон Пешня.
Полки сейфа были заставлены коробками, в которых лежали золотые броши, кольца, браслеты, запечатанные пачки денег, множество акций.
— Спокойно, — предупредил Родионов. — Вытряхивайте все из саквояжа и без спешки складывайте все добро в него.
— А как же инструменты? Как мы без них? — удивился Васька Хруль.
— Делайте, что я говорю. Инструменты не беда! Закажем еще лучше. Хуже будет, если нас с ними сцапают городовые.
— Понял, Савелий Николаевич, — вытряхнул из саквояжа содержимое Хруль. На каменный пол полетели металлические прутья, отвертки, какие-то крючки. Без лишней спешки он принялся складывать в саквояж пачки денег, золото.
— Больше не уместить.
Со вторым сейфом ему повезло — небольшой зазор позволил воткнуть металлическую полоску почти сразу.
— Ну чего встал? — хмуро посмотрел Савелий на Хруля.
В подобные минуты Родионов напоминал старика Парамона — такой же изучающий и очень жесткий взгляд, от которого даже уркачи стыдливо отворачивали глаза.
— Нет, но…
— Возьми мешок и сгребай в него все. В лавке есть чемодан, там и пересыплем. Не разгуливать же среди ночи с мешком на плече.
В мешок полетели ассигнации, кольца, золотые цепочки, платиновые броши, бриллианты, изумруды.
На вскрытие третьего сейфа ушло двадцать две минуты. Савелий смахнул с плеч осыпавшуюся штукатурку, дернул дверь, и она распахнулась, брякнув внутри замком.
— Господа, — восторженно протянул Васька Хруль. — Да я в жизни такого добра не встречал. На такие деньжищи можно каждый день в «Эрмитаже» обедать.
— Дурень ты, Васюша, — сдержанно протянул Савелий. — На такие деньги, что ты видишь перед собой, можно обедать двенадцать раз на дню, выкладывая по пятьсот рублей за обед. Ну что стоишь, Василий, у тебя столбняк? Давай складывай деньги и вниз!
— Это я мигом, Савелий Николаевич, — и, перемешивая между собой золото и платину, стал сбрасывать драгоценности в мешок.
— Тихо! — скомандовал шепотом Савелий. — Кажется, за дверью кто-то есть.
Антон Пешня и Васька Хруль мгновенно замерли. Действительно, в дверь что-то стукнуло, а потом в замочную скважину вставили ключ.
Глава 22
Целый день Матвея Егоровича Некрасова не покидало смутное предчувствие. Визит господина Аристова определенно достиг цели, и, даже когда он сидел в своем кабинете, ему мерещилось, что кто-то безбоязненно разгуливает по его хранилищу. Стараясь усыпить свои сомнения, Некрасов дважды осматривал комнату. Но сейфы стояли по углам, напоминая несгибаемых витязей, которым не страшен даже Змей Горыныч.
Охранники взирали на управляющего банка. Случалось, что он не спускался в хранилище на протяжении многих недель, и теперь оставалось только гадать, какая такая нелегкая мысль оторвала начальственную задницу от насиженного места и погнала в хранилище, где, по мнению сторожей, скучали даже домовые.
Некрасов заставлял отпирать все запоры, терпеливо осматривал хранилище и только после этого щурился на примолкших городовых.
— У вас все в порядке? — строго спрашивал он.
В голосе легко угадывалось недоверие, Матвей Егорович при этом смотрел так, как будто бы каждый из городовых не далее чем вчера вытащил на собственных плечах по тяжеленному сейфу, набитому золотом.
— Так точно, господин управляющий! — слаженно отвечали городовые, не переставая думать о причитающихся премиальных.
Дежурить в банке было приятно. Управляющий заботится о харчах, а там, глядишь, после смены распорядится и «Смирновки» выставить за счет заведения.
Досадно простаивать службу на многошумных перекрестках и громким ором одергивать извозчиков. После всякого такого дежурства многие городовые мучились горлом и смотрели на лихих извозчиков почти как на врагов отечества.
— Чтобы все в порядке было! — на всякий случай грозил пальцем директор банка и достойно удалялся.
Городовые грустили.
— Етит твою! Управляющий-то нынче не в настроении, «Смирновской» после дежурства не видать.
— Да что «Смирновка», — чертыхался другой, — теперь с него премиальных даже не выжмешь. А я своей бабе обещал к именинам платок красный купить, а детишкам пряников тульских.
— На прошлой неделе сразу три банка вскрыли, вот он и бесится. И в хранилище спускается по три раза в день.
— А его можно понять: ежели что случится, тогда самое большее, на что он может рассчитывать, так это сидеть за кассой где-нибудь в Нарыме.
Матвей Егорович и раньше засиживался в банке.
А в этот вечер он решил задержаться потому, что в министерстве финансов срочно требовали отчет, и управляющий, обложившись со всех сторон толстыми папками, принялся вникать в текущие дела.
Часам к девяти Некрасов заметно устал. Он растер крепкими пальцами бычью шею, повертел головой во все стороны, затем не спеша прошелся по комнате.
Тут он снова вспомнил о предупреждении Аристова, и сомнение — противное, липкое — застряло у него в самом горле, ну в точности простудная мокрота.
Некрасов почувствовал даже озноб. Он набросил на себя сюртук, тщательно застегнул пуговицы и, придав своему лицу достойный вид, распахнул кабинет. Секретарь мгновенно вспорхнул со своего стула и, не докучая вопросом, увязался за начальником преданным, послушным псом.
Городовые стояли у самых дверей. При виде управляющего их унылые физиономии мгновенно приняли бодренький вид. Каждый из них знал, что Некрасов имел обыкновение лично награждать городовых пятирублевыми ассигнациями, и сейчас они тешили себя надеждой, что в ладонях он сжимает хрустящие купюры. Но Матвей Егорович неожиданно произнес:
— Ничего такого не слышали?
— Тишина, господин управляющий. Если бы что и было бы, так в коридорах такой бы стоял свист, что не приведи господи.
Некрасов осмотрел городовых. С такими бравыми молодцами можно открутить голову не только грабителю, но и самому косолапому. В среднем отсеке бумажника лежала небольшая пачка по пять рублей. Преданность, запечатленная на лицах городовых, скорее всего, была обусловлена предстоящим вознаграждением. Однако подобное обстоятельство Матвея Егоровича не смущало ничуть. Пускай еще помучаются.