Савелий протянул кассиру пачку сотенных:
— Здесь пятьдесят тысяч рублей, я бы хотел поставить на Янычара.
Старичок кассир, проработавший всю жизнь на ипподроме, впервые лицезрел такую огромную сумму и смотрел на Савелия почти как на блаженного.
— Простите, может быть, это и не мое дело… Обычно я не даю консультаций, но вы напрасно так рискуете… можно было бы поставить хотя бы часть… ну, тысяч пять. А потом Янычар не в форме… Он наверняка проиграет, и вы потеряете свои деньги.
Молодой человек улыбнулся печальной улыбкой и произнес странную фразу:
— С некоторых пор деньги меня не интересуют. Может быть, я их как раз хочу проиграть.
— Простите, если вас не интересуют деньги, может быть, вам тогда лучше отдать их первому встречному… или, может быть, тому господину, что стоит за вашей спиной… или, может быть, мне?
Молодой человек по-прежнему улыбался, но сейчас в его глазах просматривалась печаль.
— Просто так отдать я не могу. Я игрок, а поэтому должен проиграть их… или выиграть, если мне повезет еще.
— Воля ваша, — пожал плечами кассир и вручил Савелию билет.
Савелий небрежно сунул бумагу в карман и пошел занимать место.
Раздался револьверный выстрел, и жокеи, вонзив в бока лошадям шпоры, погнали их по кругу. Сначала Янычар бежал последним, но неожиданно к середине первого круга он обошел двух лошадей сразу, к началу второго крута он был уже третьим и завершил гонку первым.
Савелий увеличил свое состояние на несколько тысяч рублей.
Неожиданно посетила шальная мысль: а не заняться ли благотворительностью? А может быть, отдать свое состояние какому-нибудь юному дарованию. Но Савелий тотчас отбросил крамольную мысль. Он игрок по натуре, а следовательно, если терять состояние, то непременно в затянувшемся азарте.
Савелий взялся за карты, но, к его удивлению, в рамс ему везло не меньше, чем на ипподроме. Создавалось впечатление, что сам дьявол подкидывает ему масть. Даже Заноза, который умел хранить невозмутимость при любой ситуации, сдержанно отозвался на везение Савелия.
— Видел я игроков на своем веку, но таких, как ты, Савелий Николаевич, встречать не доводилось. Это где же видано, чтобы туз бубновый в одни руки пятый раз подряд лез. А ведь карты мешаны отменно. Так в чем же твой секрет, Савелий Николаевич?
— Его нет, — сообщил с улыбкой Савелий.
Заноза в удивлении почесывал свалявшиеся космы и с неохотой соглашался:
— Вижу, что в открытую играешь. Но ведь такого везения тоже не бывает. — И уже с надеждой, заглядывая в самое лицо Савелию, вопрошал: — А может, ты слово знаешь какое-нибудь заговоренное? Так поделился бы, Савелий Николаевич?
Родионов только ухмылялся на слова Занозы, а когда карты раздались вновь, по-прежнему держал в руках несколько козырей.
Карта перла дуром. И чем сильнее Савелий блефовал, тем разительнее был успех. В этот день Савелий увеличил свое состояние почти на треть. На следующий день, взяв с собой чемодан «катенек», он попытался проиграть деньги в другом катране, но история повторялась. Козырные карты прилипали к его рукам, как если бы они были заговоренные.
— Ну ты, Савелий, даешь! — подошел к нему хозяин заведения. — Видел я кудесников, но чтобы таких, как ты, встречаю впервые. Ты у меня так всех клиентов перепугаешь, с тобой уже никто играть не хочет. Боятся! — с опаской предупредил он.
— Боятся, говоришь, — хмыкнул недоверчиво Савелий, — а вот это мы сейчас посмотрим. Господа! — громко произнес он, выставляя на стол небольшой чемодан из черной, слегка потертой кожи. — Здесь три миллиона. Есть ли желающие сыграть со мной?
Храпы удивленно переглянулись. Таких деньжищ не приходилось видеть даже им. Даже в самую удачную разбойную ночь приходилось заполучить по двадцать тысяч на брата, а сейчас перед ними лежала сумма, которую они не сумели бы наскрести даже за несколько воровских жизней.
От Савелия не укрылась растерянность, нехорошей тенью пробежавшая по лицам храпов. Наверняка многие из них не без сожаления подумали о том, что вряд ли ему пришлось бы добраться до катрана, если бы все знали, какие сокровища хранятся в чемодане Савелия.
— Таких денег у нас, Савельюшка, нет, — скрывая печаль, произнес храп по кличке Фомка.
Свое прозвище он получил не случайно, а потому, что практически никогда не расставался с маленьким ломиком, прозванным в народе «фомичом». Покореженный прут толстого железа наверняка поведал бы немало страшных историй, обладай он красноречием. Даже сейчас лом лежал рядом с хозяином как немое подтверждение его разбойного успеха.
Фомка был из той категории лихих людей, что не остановились бы даже перед страхом четвертования, имей они на кону такие деньжищи.
— Я не требую с вас таких денег, — спокойно убеждал Савелий. — Против моих трех миллионов вы можете выставить пятьсот тысяч. Согласны?
— Согласны, — блеснул дурным глазом Фомка, как будто бы занес над очередной жертвой свое страшное оружие. — Ну что, храпы, может, кто в долю желает войти?.. У меня так тысяч триста наберется.
Среди храпов Фомка всегда считался человеком состоятельным. Но прекрасно понимал, что, в сравнении с Савелием, выглядел нищим, сидящим на паперти.
— У меня сто тысяч наберется, — скрывая азарт, воскликнул молодой шулер Граф.
— Я ставлю пятьдесят тысяч, — произнес старый уркач с железными зубами. Все его знали под кличкой Малыш, что, скорее всего, было вызовом его гренадерскому росту.
— Господа, хозяину играть в катране не положено, но если бы вы разрешили, так я поставил бы пятьдесят тысяч, — произнес Лукавый, обращаясь к Фомке.
— Ставь, Егорыч, может быть, масть накликаешь.
Пятьсот тысяч рублей лежали рядом с чемоданом неряшливой кучей и мгновенно приковали взгляды всех присутствующих. Даже за соседними столиками установилась тишина, и картежники, вытянув шеи, напряженно наблюдали за происходящим.
— Господа, я предлагаю не испытывать долго судьбу, пусть всю сумму заберет тот, на кого выпадет бубновый туз.
Фомка посмотрел на партнеров и невольно отвел глаза в сторону. С неприязнью подумал о том, что точно такая же корысть проглядывает и в его взгляде.
— Пусть будет так, Савельюшка. Рассуди нас, Господи, — перекрестился старый уркач.
Хозяин достал из стола нераспечатанную колоду и протянул ее стоящему рядом уркачу с погонялом Фикса.
— Рассуди нас.
— Боязно, хозяин, — признался Фикса.
— А ты не дрейфь, — степенно убеждал Лукавый. — За расклад от меня тыщонку получишь.
— Ну, коли так, — отринул от себя последние сомнения Фикса и осторожно потянулся за колодой карт, как если бы в ней затаилась гремучая змея.
Играть в карты Фикса зарекся лет пять назад, когда за один час умудрился спустить пятьдесят тысяч чужих денег, и ему пришлось четыре года пребывать в рабах, чтобы вернуть долг.
Взяв колоду, он тем самым нарушил обет, понимая, что вряд ли найдется сила, способная удержать его от сатанинского обаяния карт. В нем вновь коварным змеем-искусителем проснулся азарт, который, казалось, навсегда сложил свою хищную голову.
Нервным движением Фикса надорвал упаковку и, вытащив колоду, показал последнюю карту. Кровавым зрачком на Савелия посмотрел бубновый туз.
Фикса положил колоду на стол, а потом разделил ее на одинаковые стопки. После чего с небрежностью, в которой чувствуется профессионализм настоящего картежника, смешал ее в кучу. Умелые пальцы Фиксы устроили настоящее представление, карты под его руками выглядели почти живыми: они ловко перебегали из одной руки в другую, описывали в воздухе замысловатые фигуры и даже чудным образом зависали в воздухе. Руки Фиксы истосковались по картам, подушечками пальцев ласкали их глянцевую поверхность с такой нежностью, на какую не способен даже самый страстный любовник.
— Ты бы уж, Фикса, не томил нас ожиданием, — мягко запротестовал Лукавый.
Словно сожалея, Фикса положил колоду на стол.
— Чья первая карта? — сдержанно поинтересовался уркач.
— Давай начинай с нас, — подсказал Лукавый.
Фикса положил руки поверх колоды и перевернул карту — дама червей! Скрипнул зубами Фомка, болезненно скривился Малыш, даже на лице хозяина промелькнуло нечто похожее на сожаление. Только Савелий оставался невозмутимым.
Так же медленно Фикса перевернул следующую карту. Трефовый валет!
— Ты бы поторопился, Фикса! — начинал терять терпение Фомич. И, словно невзначай, его взгляд упал на ломик, смиренно покоившийся в самом углу комнаты.
Карты замелькали семерками, десятками, королями…
— Туз!
Одновременно выдохнули все.
На стороне Савелия, поверх разбросанной стопки карт, лежал бубновый туз.
— Вот, кажется, все и разрешилось, — безрадостно протянул хозяин. — Оно, конечно, пятьдесят тысяч жаль. Зато какой азарт был, я такого сроду не испытывал. Спасибо тебе, Савелий Николаевич, — низко поклонился хозяин.
Савелий открыл чемоданчик и равнодушно стал запихивать пачки денег между кипами «катенек». Их оказалось много. Они умещались с трудом, и тогда Савелий, безрадостно махнув на оставшуюся кучу, сказал:
— Это вам подарок от меня: хочу, чтобы все сегодня были пьяными.
— Ну, это по-царски, Савельюшка, вот уважил, — радостно протянул хозяин. — Эй, Захарка, — крикнул он молодого парня, стоящего в дверях, — на вот тебе денежку, — зачерпнул он, не глядя, со стола горсть двадцатипятирублевых бумажек, — да сбегай в Елисеевский. Купи все, что душа твоя пожелает — мяса, водки, закусь крепкую. Давай как следует угостим нашего доброго гостя.
— Ага, я мигом, — расторопно скрылся за дверью Захарка.
— Господа, вы напрасно тревожитесь, я ухожу… совсем. — Савелий отодвинул чемодан и равнодушно произнес: — Деньги мне эти не нужны.
— Как же ты, Савелий, неужели откажешься? — Малыш поднял на медвежатника коровьи и слегка наивные глаза. Кроткое выражение никак не вязалось с его огромными кулаками, практически черными от множества наколок.