– Вам что-то известно об Альбине? – в глазах Оксаны затеплился огоёек надежды.
– К сожалению, не больше вашего.
– Жаль, – Оксана опустила голову, волосы снова выбились из-под шапочки и упали на её лицо. – Сегодня первый снег. Альбина любила первый снег. А теперь она совсем одна, а ночи такие холодные…
Белый опустил пакеты на землю. Подойдя, мягко тронул её за плечо.
– Её обязательно отыщут, вот увидите. В Лесу не так опасно, как воображают многие. Там достаточно укромных мест и пищи, а зима может наступить гораздо позже или не наступить никогда.
Оксана всхлипнула, дрожащими пальцами тронула уголки глаз.
– Там останавливается время, а дороги расходятся в самых неожиданных направлениях, – продолжал Белый. – Можно войти в Лес в Карелии, а выйти в Сочи. Или плутать в нём весь октябрь, а выйти на дорогу уже в июле.
– Я всегда считала подобное эзотерической чушью, – сквозь слёзы улыбнулась Оксана. – И до сих пор не могу привыкнуть. – Она вздохнула. – Ума не приложу, что теперь делать с апельсинами.
– Можете съесть их сами, – предложил Белый.
– Лучше угощу вас. Вы слишком много делаете для меня и дочери, и… всех других детей.
Она осеклась. До Белого донёсся щекочущий запах чужого страха. Что ей рассказала Астахова? Правду?
Прошлое никогда не отпустит, никто не позволит ему забыть. Зверь однажды возьмёт своё, если не сейчас – то позже. Белый боялся, что этот момент наступит слишком быстро, а потому всеми силами воздерживался от близкого общения с людьми, ни к чему не обязывающих разговоров, вечерних посиделок и прогулок по петербургским набережным. Любой человек, особенно близкий – потенциальная добыча, так нашёптывала память крови.
– Вы ведь на машине? – спросил Белый, меняя тему, чтобы в том числе отвлечься и самому.
– Да. Вас подбросить до дома?
– Окажите любезность, – Белый постарался говорить как можно дружелюбнее. – Но не до дома. Тогда, в Сандармохе, я напал на след. Почуял его. Убийца пришёл не из Медвежьегорска, а с совершенно другой стороны. Вам знакомо название Повенец?
– Боюсь, что нет…
– Могу показать дорогу. Если вам не в тягость и если вы не боитесь меня.
Стушевавшись, Оксана отвела взгляд. Её пальцы дрожали, накручивая кончики волос, на щеках горел прозрачный румянец. А ещё от неё исходил запах встревоженной дичи, и Белый вспомнил сладость, когда приложил к губам её окровавленную ладонь. Надо гнать дурные мысли прочь, пока зверь не пробудился и не потребовал своё, но, покуда день едва перевалил за середину и падал мелкий колючий снег, зверю не было здесь места.
– Не бойтесь, это лишнее, – сказал Белый. – Я действительно могу быть опасен, но только в животной форме. До полнолуния ещё две недели.
– Сейчас я боюсь за Альбину, – вздохнув, Оксана забрала за ухо непослушную прядь и направилась к машине, на ходу вынимая ключи. – И почему-то верю вам, хотя и отец, и Вероника Витальевна советовали держаться от вас подальше. Не обижайтесь.
– Я слышу это гораздо чаще, чем вы думаете, – ответил Белый, направляясь следом. Пакеты сгрузил на заднее сиденье, сам сел на пассажирское, предварительно стряхнув снег с ботинок. Салон не успел остыть, мерно гудел вентилятор, под зеркалом покачивался брелок, и в этом было что-то убаюкивающее.
– Сдайте назад, – посоветовал Белый.
– Я не первый год за рулем, – с лёгким раздражением ответила Оксана, включая заднюю передачу. Наверное, она слишком часто получала непрошенные советы и потому привычно активизировала режим ежа.
– Я не так выразился, – поправился Белый. – Сдавайте назад, пока не сосчитаете до трёх, и ни в коем случае не смотрите в зеркала. Мы не поедем по обычной дороге, Оксана Олеговна, мы поедем через Лес.
В зеркале отразились её широко распахнутые глаза – серые, оттенка зимнего неба. Она не стала задавать вопросов, а решительно вдавила педаль газа в пол. «Логан» дёрнулся и покатился назад. Вместе с ним покатились облысевшие клёны, строительная свалка, больничные стены. Небо распахнуло облачные ставни, и в голубую прореху глянуло солнце. Оно было обжигающе ярким, так что Белому пришлось прикрыться ладонью. Звенели на ветру прихваченные изморозью листья, и шины мягко шуршали по хвойному ковру, пока «логан» не остановился в метре от перегородившей дорогу сосны. Опустив стекло, Белый с наслаждением втянул резкий запах Леса – сухих листьев и мха, вонь мокрой шерсти, ягодную кислинку. И ещё железистый аромат, как могла бы пахнуть чужая кровь.
– Зовите меня просто Оксаной, – она повернула лицо и только тогда открыла глаза. Сдавать назад, зажмурившись, требует определённой смелости – это восхищало.
– Ок-са-на, – повторил Белый, прокатывая имя на языке. Оно отдавало молоком и кровью – безошибочно вкус двоедушника. – Езжайте по колее. Видите? И поменьше смотрите по сторонам. Увидите лестницы – сразу отводите взгляд и газуйте. Старайтесь не превышать шестидесяти километров в час, но и не снижайте меньше сорока. Постараемся проскочить быстро.
Она сосредоточенно кивнула, выводя машину на колею, проложенную кем-то сквозь ельник и папоротники, спросила:
– Почему нельзя смотреть на лестницы? Здесь, в Лесу?
– Лестницы опасны, – серьёзно ответил Белый, так же сосредоточенно глядя на дорогу. – Они образуют временную, а иногда гравитационную аномалию. Каменные самые опасные. Никто не знает, кто их поставил и для чего, но вы наверняка слышали рассказы о пропавших людях, иногда рядом с ними открывается портал в другое время, и можно увидеть, как к берегу Америки причаливают корабли Колумба или ордынские баскаки собирают дань с русских земель.
Оксана пугливо глянула вбок, но промолчала, только сжала губы. «Логан» мягко подскакивал на бугрящихся корнях и камнях, и Белый надеялся, что Оксана не станет слишком волноваться о подвеске – в Лесу важно держать скорость, и, если следовать определённым правилам, ничего плохого не случится.
– Лес не любит технику, – продолжил он, – но и препятствовать не будет, постарается избавиться от нас, как от занозы, и чем скорее, тем лучше. Если впереди увидите какое-то животное или… существо, газуйте. Они успеют увернуться, а мы избежим неприятностей.
– Какого рода неприятностей?
– Нас не сожрут.
Облака бежали, отбрасывая длинные тени. Сновала лесавки и зыбочники, уже переменившие шкурку. Кто-то бежал параллельно колее, и Белый видел только смутный многоногий силуэт, собранный из палочек, листьев, мха. По правую руку возникли и скрылись кресты Сандармоха.
– Я видела маму, – сказала Оксана как бы между прочим, но Белый сразу уловил в её голосе тревогу. – Наверное, я снова оказалась в Лесу и тогда увидела её. Она ищет нас.
– Думаете, ваша мать не причастна к исчезновению Альбины?
– Не знаю. Мне показалось, она немного растеряна и очень, очень зла. Она любила внучку.
– А вас?
– Любила, – Оксана запнулась, покусывая нижнюю губу и не сбавляя скорости. – Она боялась за меня. Меня однажды увели с детской площадки, когда я была ребёнком, вы знаете? Думаю, меня увели в Лес.
– Вы помните, кто вас увёл?
– Смутно. Помню странное лицо и светлые глаза, как у куклы.
Обдало холодком.
Белоглазая чудь, которая ушла под землю. Об этом говорил Никита Савин, и его друг тоже твердил о человеке с белым глазом. О человеке, который уводит за собой детей, кормя по пути рябиной.
– Как вы вернулись?
– Не знаю. Я отсутствовала совсем недолго, но после этого случая мама с папой стали ругаться, а вскоре разошлись. Наверное, нам вовсе не стоило приезжать сюда. Пусть бы меня обзывали последними словами, зато Альбина была бы в безопасности.
Белый положил ладонь на сцепленные Оксанины пальцы. Она не отстранилась.
– У вас были хоть какие-то родители, – сказал он. – У меня не было никаких.
– А семья?
– Семьи тоже нет. Не успел обзавестись. Мне ведь было шестнадцать, когда меня посадили.
«Логан» опасно вильнул, но быстро вернулся на колею.
– Значит, это правда? Вы действительно… убили человека?
– В обличии волка, – поправил Белый. – Но это правда. Меня называли людоедом из Выборга. Наверное, слышали?
– Нет…
– Двоедушники не дали информации просочиться слишком далеко. Простые люди не должны были узнать, кто скрывался под прозвищем «Людоед». Но те, кто связан с Лесом, знают.
Оксана не ответила, сосредоточенно глядя перед собой.
Опять повалил снег – крупными, пушистыми хлопьями. Оксана включила дворники и прибавила тепла.
– Я не оправдываюсь, – продолжил Белый. – Этому нет оправданий. Мой учитель, которого я считал приёмным отцом, разочаровался во мне. А там, где я отбывал наказание, у меня появилось много, очень много времени на размышления. Пожалуй, большая удача, что удалось снова выйти на свободу. Относительную свободу, – он усмехнулся и тронул кожу там, где под капюшоном мантии чернел штрихкод. – Зверь должен сидеть на цепи. Но даже цепь куда лучше клетки. Держите скорость, Оксана!
Она послушно вдавила педаль газа, проносясь мимо выступающей из зарослей папоротника каменной лестницы. Выщербленные ступени закручивались спиралью, поднимаясь на высоту двухэтажного дома, и терялись где-то в еловых лапах. На миг Белому показалось, что с неё глядит пара внимательных фосфоресцирующих глаз.
– Откуда такое странное название – Повенец? – Оксана переменила тему. Мудро, когда едешь в одной машине с бывшим людоедом.
– Видимо, по названию реки. Повенчанка. Я ведь не местный, – откликнулся Белый. – Но слышал поговорку «Повенец – всему миру конец». Кажется, тут проходила Осударева дорога, по которой переправляли войска на Ладогу и Неву. Ну и знаменитые шлюзы Беломорско-Балтийского канала.
Опустив стекло, он снова потянул воздух. Пахло сыростью, стоялой водой, железом, а это значило – они близки к цели.
Когда перед машиной вынырнула чёрная туша, Оксана всхлипнула и вывернула руль.
– Ходу! Ходу! – заорал Белый, тоже хватаясь за рулевое колесо.