«Логан» пошёл юзом, о дно заколотили мелкие камешки, и машина, взрыв подлесок, встала боком, едва избежав удара о вывернутый с дороги пень.
– Это он, – прошептала Оксана. – Тот лось, которого я чуть не сбила по дороге…
Белый глянул в зеркало заднего вида. Взрыв землю копытом, лось переминался с ноги на ногу, косился уцелевшим глазом. Его рога, поросшие мхом и лишайником, отяжелели и клонились к земле.
– Заводи машину, – одними губами произнес Белый. – Медленно.
Оксана сидела точно парализованная. Вцепившиеся в руль пальцы побелели совершенно, губы безостановочно двигались, будто она что-то силилась сказать и не могла.
– Заводи, – повторил Белый, сам потянулся к замку зажигания.
Лось раздул ноздри и выдохнул. Из его носа выпорхнули снегири – сплошная красно-чёрная туча, сотканная из крыльев, клювов и глаз, понеслась навстречу. Завизжав, Оксана вышибла дверь и повалилась ничком на мёрзлые листья. Белый выскочил следом. Оббежав машину, вздёрнул женщину за воротник. Она не сопротивлялась. Кроссовки скользили по подмороженной траве. Цепляясь за Белого, Оксана шумно дышала, время от времени оглядываясь через плечо и, видно от шока, позабыв все наставления. Обернувшись тоже, Белый увидел, как птицы облепили автомобиль – бились в лобовое стекло, клевали фары и двери, набившись в салон, рвали обшивку. Ненависть к творению человеческих рук вселяла в крохотные птичьи тельца недюжинную силу. Помедлишь – пожалеешь.
Лось не преследовал их, оставался на колее. Оттопыренная нижняя губа дрожала, цедя слюну между широко расставленных ног. Он умирал – до Белого долетела вонь разложения и гнили.
Охнув, Оксана неуклюже распласталась по земле. Подтянула ногу, всхлипнув.
– Целы? – Белый подхватил её под локоть.
– Кажется…
Она опёрлась на его руку, пытаясь встать. Другой ухватилась за выпирающую из земли ветку. Та хрустнула, выскользнула из разжавшихся пальцев Оксаны. Вновь потянуло болотом, железом и мхом. Расчистив ботинком прелую листву, хвою, камни и ветки, Белый похолодел. На него, приподняв неестественно вывернутую руку, из травы глядела мёртвая девочка. Её губы густо алели от ягодного сока, а незрячие глаза были белее белого.
Глава 19Воронье перо
Оксане сперва показалось, что у девочки лицо Альбины: такие же светлые волосы, округлое лицо с мягким подбородком, вздёрнутый нос. Но это была не она. У «солнечных детей» совершенно особенные, узнаваемые черты лица. А ещё у Альбины открытая улыбка и слегка удивлённый взгляд, и карие глаза, резко контрастирующие с её светлыми волосами. Нет, мёртвая девочка не была Альбиной, но тоже была чьей-то дочерью.
Сгорбившись в машине полицейских, прибывших вскоре после звонка Белого, Оксана судорожно хлебала ледяную колу и сквозь запотевшее стекло видела вспыхивающие огни скорой, мельтешение полицейских в одинаковых серых куртках, сливовое небо, деревянные купола храма по правую руку, а по левую – бетонные ограждения шлюзов. Летом в Карелии полно туристов. Они наблюдают, как вода опускается и поднимается, покорная воле человека. Пьют кофе, делятся байками из жизни, не думая, какие силы были положены на то, чтобы покорить стихию. Сколько погибших лежит сейчас под толщей бетона и воды, сколько отдали здоровье на то, чтобы соединить Белое море с Онежским озером, чтобы проложить путь, который впоследствии окажется никому не нужным, кроме скучающих туристов, и чьи берега станут последним пристанищем насмерть перепуганной девочки.
Хотелось курить.
Оксана вышла из машины, сутулясь и пряча руки в карманах куртки. Ветер продувал насквозь: после недолгого снегопада вернулась промозглая осень, пробирающаяся за воротник и выстужающая, казалось, до самого сердца.
Она смотрела, как тело грузят на каталку, как мужчина средних лет что-то диктует на смартфон. Кем была эта девочка? Кем были её родители? Как долго её искали? И не сошли ли с ума за время, проведённое в бесконечном страхе, слезах, скандалах и отчаянии?
Рука покойной свисала из-под простыни. Меж пальцев что-то густо алело. Кровь?
Сощурив глаза, Оксана не сводила взгляда с ярко-красного пятна. Не кровь. Просто обрывок ткани, торчащие нитки и синтетический пух.
– Постойте!
Сорвавшись с места, Оксана широким шагом направилась к каталке. Дорогу ей перегородил полицейский.
– У неё что-то в руке! Посмотрите сами! – задохнувшись от волнения, Оксана приложила ладонь ко рту.
Кто-то склонился над телом, извлёк из сжатого кулака обрывок ярко-красной ткани с осенней куртки на синтепоне.
Голову повело. Хватая воздух ртом, Оксана осела на землю.
Её тут же подхватили, поволокли обратно в машину. Кто-то поднёс остатки колы, кто-то взял за руку, нащупывая пульс. Голоса доносились точно через вату. В глазах рябило.
Она нашла в себе силы оттолкнуть поднесённую банку.
– Я в порядке.
Села, прижимая пальцы к вискам.
– Что вы увидели, Оксана? – голос казался знакомым. Кому он принадлежал? Наверное, этому мужчине с остроскулым некрасивым лицом и белыми, будто припорошенными снегом, волосами.
– Куртка Альбины, – прошептала она. – Это обрывок её куртки…
Прикрыв глаза, ждала, пока пройдёт головокружение.
– Вы уверены?
– Да. Та же ткань и цвет… запах…
Пахло фломастерами и бумагой. На обрывке ткани даже отпечатался след – тёмная полоса от стержня.
– Вы знали эту девочку?
– Нет.
Оксана почувствовала себя страшно уставшей, будто не спала много, много ночей. Вернуться бы домой, лечь в тёплую ванну и забыть о случившемся, как о страшном сне.
– Вашу машину отправили в сервис, – продолжил говорить альбинос, точно прочитал её мысли. – Но мы можем подбросить вас домой.
– Я не вернусь домой.
От мысли, что придётся возвращаться в отцовский дом, пропахший травяным чаем, с выцветшим ковром на стене, прогнившей канализацией и вонью водопроводной воды, становилось неуютно.
– Куда же вы поедете?
– Пока не знаю.
– Можете поехать ко мне.
– К вам?
Мужчина пожал плечами.
– Пока не найдёте лучшего варианта. Возможно, там вы почувствуете себя хоть немного в безопасности. Ткань отправим на экспертизу. Не буду обещать, что это прояснит ситуацию.
– Я понимаю.
Оксана часто заморгала, чтобы не расплакаться.
Она устроилась на заднем сиденье, надеясь, что обратно поедут не через Лес, и всю дорогу глядела в окно на однообразные сосны и холмы, действительно напоминающие медвежий хребет. Не слушала, о чём негромко переговаривался альбинос с водителем, но нашла в себе силы поблагодарить и попрощаться, вяло принимая сочувствие и пустые обещания, что Альбину обязательно найдут.
Никто не найдёт её. Никто – если не отпустит Лес.
Квартира встретила пустотой и тишиной. Герман щёлкнул выключателем, и Оксана прищурилась, оглядывая светлые стены, и односпальную кровать, и пустые пятилитровые бутыли у входа.
– Я ведь так и не купила воды, – с запоздалым раскаянием призналась она. – Вы не думайте, я не из тех, кто едет домой к первому попавшемуся мужчине. Просто…
– Вовсе так не думаю, – успокоил Герман, закрывая дверь на замок. Металлический щелчок заставил Оксану вздрогнуть. – Вы раздевайтесь.
Он первым скинул обувь, куртку и, поколебавшись, мантию, оставшись в чёрной однотонной футболке. Когда он наклонялся, Оксана заметила прямоугольник татуировки на его шее – штрихкод.
– Не знаю, что на меня нашло, – она обеими руками пригладила волосы. – Снова этот лось и снегири. И кусок Альбининой куртки в руках мёртвой девочки. Кто она?
– Горбач позвонит, когда выяснят.
– Кто?
– Михаил Сергеевич. Он ведёт дело вместо Вероники. Будете чай?
Альбинос принялся рыться в кухонных шкафчиках, и по его рассеянным движениям Оксана поняла – квартира съёмная.
– Только, прошу, не наливайте воду из-под крана.
– Не буду, – он рассмеялся, и от того, насколько искренне это прозвучало, Оксана сама улыбнулась и расслабилась, опускаясь на стул. – Зовите меня Герман, раз уж мы соседи. И мне совершенно нечем вас угостить.
– Я не голодна.
Он кивнул, принимая ответ.
Чайник зашумел, моргая синей лампочкой индикатора. Чайный пакетик лёг в белоснежную кружку. Хозяева держали квартиру в чистоте, Оксана отметила это сразу, и Герман или тщательно её поддерживал, или въехал совсем недавно.
– Вы здесь надолго? – спросила она.
– Пока не разыщу Альбину.
Привстав, разлил кипяток по кружкам. Оксана отметила, что при кажущейся худобе Герман выглядит достаточно спортивным, под футболкой явственно проступали мускулы, а движения были осторожны.
– Сахар?
– Спасибо, – она обняла кружку ладонями. – После рождения Альбины я стараюсь вести здоровый образ жизни и отказалась от курения и сахара. А вы?
– Я в некотором роде вегетарианец, – на этот раз улыбка Германа выглядела натянутой. – В моём положении важно воздерживаться от всего, что может спровоцировать рецидив.
Оксана склонила лицо, касаясь губами края кружки. Чай обжигал, но ей не хотелось, чтобы Герман видел сейчас её лицо – покрасневшие глаза, замешательство от того, что она сидит в доме бывшего убийцы и болтает с ним так непринужденно, будто не было ни Леса, ни мёртвых детей. Что бы сейчас сказала её мама? Вспомнила бы её постоянные побеги, ночёвки у подруг и вписки на сомнительных квартирах, сожительство с Артуром, который так и не стал официальным мужем и отцом для их дочери.
– Когда я бросала курить, то постоянно носила в кармане леденцы, – вспомнила Оксана. – Если честно, это хреново помогало. Но мне было ради кого воздерживаться. Когда Альбина пропала, мне снова захотелось курить. И сейчас я бы не отказалась от сигареты.
– Стоит начать – не остановишься, – Герман тоже сделал глоток. – Но иногда держаться тяжело. Однажды я едва не выпил уксусной кислоты, чтобы заглушить голод.
– И как вы справились?
– Мне напомнили, что есть вещи, ради которых стоит жить.